Они вернутся - Андрей Вдовин

— То есть мертвая Юлька — это тоже альтернативная линия развития событий? — уточнил он. — Если мы вмешаемся и не дадим ей погибнуть, то создадим новую ветку, где она останется живой?

— Ну да, как-то так. Мы сейчас как бы на развилке. И я всё сделаю, чтобы повернуть в нужную сторону.

Сергей помолчал, размышляя. Наконец сказал:

— Выходит, ход событий все-таки можно изменить?..

— Конечно, можно! — убежденно закивал Леха, подкрепляя слова энергичным жестом. — Надо было нам раньше это просечь. А мы, как безмозглые роботы, тупо повторяли все те действия, которые нам навязывались. А кто сказал, что мы должны были соблюдать эту диктуемую нам хрень? С чего мы взяли, что шаг вправо, шаг влево — расстрел?

— Но ты же сам выдвигал гипотезу, что мы не можем выбраться с Бобровки потому, что до сих пор не сделали чего-то такого, что было предопределено заранее. Помнишь Юлькин венок?

— Я тебя умоляю! — скривился капитан. — Из-за этого долбаного венка мы сдуру своими руками закопали несколько килограммов бобрового мяса! Как придурки, решили принести какую-то идиотскую жертву, которая ни шиша нам не дала. Я теперь ни на секунду не сомневаюсь: мы могли бы со спокойной совестью сожрать хоть всего бобра целиком, и ни на что бы это не повлияло.

— Тогда откуда взялась пирамида?

— Да оттуда, откуда и утопленный пейджер! Это всё — ошметки альтернативных линий. Точнее, в случае с бобровой кучей это уже стало основной линией — по нашей собственной милости.

— Как все-таки кардинально ты меняешь свои гипотезы, — покачал головой Сергей.

А про себя вдруг подумал: а если всё же, несмотря ни на что, Лехина версия насчет «венка» — правильная? То есть они болтаются в замкнутом круге из-за того, что до сих пор чего-то не сделали? И что если смерть Юльки... Тут его окатило цепенящим холодом, и он почувствовал, что входит в ступор. Но в мозгу безжалостно застучало: что если смерть Юльки — это и есть настоящая жертва, которую требует от них Бобровка? И они не могут вернуться из-за того, что изо всех сил этому сопротивляются...

Сергей содрогнулся и нервно повел плечами. Да нет, бредятина какая-то! Что за дикие мысли-скакуны лезут в голову? И где гарантия, что, заполучив Юльку, дух Бобровки (или кто он там) не потребует следующую жертву — Леху, например. Или его самого...

Он ожесточенно замотал головой, разгоняя крамольные думы, и сплюнул в костер.

— Ты чего? — спросил капитан.

— Да так... Достала меня вся эта канитель... Домой хочу, к Аньке... Даже подумать боюсь, каково ей сейчас приходится... — он угрюмо замолчал.

Ответа на самый главный вопрос — что делать, чтобы выбраться из этой замкнутой ловушки? — по-прежнему не было. И от этого душу разъедало горькое отчаяние.

— Ладно тебе, не раскисай, — попытался приободрить его Леха. — Рано или поздно выберемся... — Брови его были хмуро сдвинуты, и старпом понял, что товарищ, похоже, и сам уже не очень-то верит в собственные слова...

...Ночью пошел дождь. Капли глухо стучали по палатке, шелестели листьями деревьев.

Первым пробудился Сергей, за ним и Леха. Какое-то время лежали, прислушиваясь к мерному дробно-шуршащему шуму. Юлька не проснулась — продолжала громко сопеть, лишь иногда беспокойно ворочаясь и тихонько всхлипывая во сне.

— Интересно, это надолго? — прошептал старпом, имея в виду дождь.

Как бы не пришлось завтра в палатке отсиживаться. Один раз такое уже было — на шестой день путешествия, когда с утра несколько часов стоически плыли под дождевой моросью, пока не промокли насквозь, а потом плюнули и разбили лагерь. Леха тогда еще попробовал половить рыбы — и, на удивление, за пару часов надергал десятка два окуней, так что в обед путешественники объелись жирнющей ухой, а к вечеру наловили еще и запекли в глине. Было это как раз в День железнодорожника, и Леха, сидя под шум дождя в палатке и наворачивая окуней, сетовал, что нет возможности отметить профессиональный праздник по-настоящему — с водочкой и шашлыками...

Сейчас они вспоминали об этом даже с какой-то ностальгией. Увы, если завтра придется так же киснуть под прикрытием брезента, пережидая дождь, то это будет куда менее приятно.

— Зато, может, грибы опять попрут, — попытался найти положительный момент капитан.

На губах у Сергея замер вздох. Грибы, конечно, штука хорошая, особенно в их голодном положении, но перспектива проторчать здесь весь завтрашний день совсем не радовала. Где-то в глубине души по-прежнему жила надежда, что, двигаясь вперед, они пусть медленно, но все-таки приближаются к цели, а вот стояние на месте этому уж точно никак не поспособствует.

«А на завтра — голод и ненастье...» — словно в насмешку, вспомнилась строчка из Ахматовой...

День 27

Когда утром они проснулись, снаружи хоть еще и накрапывало, но, к счастью, уже слабо. Ветер тоже угомонился. Увы, из-за того, что небо всю ночь было затянуто тучами, им так и не удалось увидеть, в какой фазе находилась луна...

Было холодно и мокро, но всё же в глубине души скитальцы надеялись, что в течение дня погода выправится.

А когда Леха отправился проверить раколовку и снова обнаружил в ней довольно крупного рака, настроение у путников заметно приподнялось.

С костром пришлось помучиться: хворост был мокрым и долго отказывался гореть, но в конце концов сдался и сердито затрещал, испуская белый дым.

Пока готовили завтрак, дождь совсем прекратился...

Когда свернули лагерь и отчалили, небо стало расчищаться, и вскоре сквозь рваный просвет в облаках ненадолго проглянуло солнце.

— Кажись, и впрямь погода налаживается, — не без удовольствия отметил капитан.

А еще через полчаса дневное светило уже настолько вступило в свои права, что можно было в любой момент легко сориентироваться по сторонам света. Соответственно, у Юльки вновь появилась возможность следить за направлением русла и зарисовывать все повороты в блокнот, чем она и занялась.

Сергей с Лехой исправно гребли, пока впереди не возникло очередное препятствие. Да такое, какого они прежде не видывали.

Над водой с обеих сторон нависало по целой шеренге полуповаленных деревьев. Создавалось ощущение, будто они все вместе, одновременно начали падать в речку