Берег Живых. Наследники Императора - Анна Александровна Сешт

Сатеха – мужчину с головой ша, – вырезанное из гладкой тёмно-алой яшмы. Статуэтка была такой древней, что черты уже потеряли чёткость, но камень оставался по-прежнему тёплым, освящённый присутствием Божества. Перед изображением царевич вкопал в песок чашу с зажигательной смесью, которая могла поддерживать огонь в течение нескольких часов, а затем приготовил благовония. Ещё в храме он спрашивал бальзамировщика, что следует принести в жертву, кроме смешанного с кровью крепкого вина. Перкау пояснил, что Сатех сам назовёт цену. Принять её или нет, зависело уже от Хэфера.

Перед чашей царевич поставил небольшой кувшин с вином и возложил переданный Верховным Жрецом жезл из красного дерева, по оттенку напоминавшего запёкшуюся кровь. Жезл венчала голова песчаного зверя.

Оглядев место ритуала в последний раз, Хэфер вздохнул, не зная, может ли он сейчас обратиться за помощью к своему божественному предку или к отцу Его и матери – Ануи и Аусетаар. Возможно, призыв к Сатеху должен был быть чистым, лишённым примеси иных, даже родных царевичу энергий. Могучие силы хранили его род, но они не защитили бы его от Того, Кого он должен был встретить сам.

Хэфер разоблачился, и тотчас же холодная ночь сомкнулась вокруг него, жадная, ждущая. Царевич шагнул в круг, встряхнул систром, изгоняя последние чуждые энергии, и замкнул границы согласно древним правилам, дабы никто случайный не пришёл на его призыв. Хотя какой дух дерзнул бы?..

Отложив систр, он опустился на колени и возжёг огонь в чаше. Пламя взметнулось, мгновенно отгоняя холод, – ярое и непокорное.

Его руки скользнули по небольшому барабану, примеряясь, постепенно находя нужный ритм. Этот звук, древний, первобытный, очищал и отстраивал сознание тех, кто прибегал к нему, ещё до того, как храмы поднялись над этой землёй, в те далёкие времена, когда первые жрецы только учились возносить свои самые первые молитвы.

Собственный голос показался ему чужим, когда он начал воззвание – низко, утробно, достигая самого сердца мира и Первородного Огня, горящего глубоко под зримыми покровами реальности. Он взывал к Тому, Кто существовал задолго до их Империи, до времени Первых Договоров, до Ваэссира и даже до самого Ануи, – к Тому, Кто возник одновременно с Замыслом самого Амна. Рокочущий гимн клокотал в его груди, вырываясь наружу могучими пламенными фразами.

Песнь воззвания достигла кульминации и прервалась, но пустыня молчала, замерев в ожидании. Снова и снова Хэфер пропевал последние строки, потеряв ощущение времени и реальности, произнося сокровенное имя и титулы. Его ладони горели, выводя непрерывный ритм в такт гимнам.

Внезапно поднялся ветер, в считанные мгновения обратившийся в ревущую песчаную бурю. Шторм бушевал за пределами ритуального круга, но был не в силах ворваться внутрь.

Барабан неожиданно выскользнул из рук Хэфера на песок. Непосильная ноша навалилась на него, пригибая к земле, заставляя пасть ниц. Его лицо вдруг оказалось слишком близко от огня – ещё мгновение, и плоть начала бы плавиться, – но он не мог отстраниться. И там, в пламени, он увидел будто бы своё отражение. Или это был не его лик, чужой, незнакомый и жуткий?..

Привкус этой мощи – древний, существовавший до того, как возник Закон, по которому жила вся Таур-Дуат – был ему не по силам. Даже отстроенный, его разум не мог осмыслить присутствие Того, Кто пришёл на его зов.

В следующий миг его плоть, так бережно восстановленная жрецами Ануи, подвела его, начав крошиться под этим древним взглядом. Вновь он ощутил, как кости рассыпались в крошку под колесницей. Части его тела, воссозданные бальзамировщиками, плавились в первородном огне, рассыпались. Он кричал от ужаса и неимоверной боли, но ни звука не срывалось с его губ. Он чувствовал, что посягнул на немыслимое. Он не должен был быть здесь, не должен был посметь обратиться к Тому, Кто расколол изначальную форму Стража Порога, а значит, мог раскрошить его собственную хрупкую форму в прах, возможно даже – поглотить саму его суть. Это пламя не ведало милосердия, хоть сейчас и не желало ему разрушения. Просто такова была его природа.

Когда восстановленные его кости расплавились, и он стал беспомощным калекой, когда разум окончательно лишился всякой опоры, и он стал потерянным безумцем, когда он готов был заплатить любую цену только лишь за то, чтобы прервалась эта кажущаяся вечной мука, он услышал внутри подобие голоса, подбиравшего слова из форм его собственных мыслей.

«Смертный с бессмертной кровью, ты пахнешь своим собачьим божеством, вечно живым и вечно мёртвым… Наследник Ваэссира, чья суть влита в фиал восстановленной его отцом формы – во имя чего ты искал этой встречи?»

Какая-то часть его мечтала взмолиться Сатеху, чтобы Владыка Каэмит просто позволил ему уйти отсюда с миром. Но куда уйти, если тело его было разрушено, расплавлено? И разве не за искрой этого уничтожающего пламени он пришёл?.. Собрав крупицы своих сил, Хэфер сумел ответить, не голосом даже, но усилием воли:

– Даруй мне хоть малую часть Твоей мощи, о великий Отец Войны! Позволь прозреть сквозь паутину обмана и сокрушить врагов моего трона.

«Но ты – целитель, не воин… То, что я могу помочь тебе исполнить, будет тебе не по сердцу, Хэфер Эмхет».

Он ощутил, как вся ярость, сдерживаемая прежде, вдруг вспыхнула и поднялась в нём, всепоглощающая, как песчаная буря, бушевавшая за границами круга. Как жаждал он настигнуть тех, кто сразил его, кто заставил его душу блуждать в первобытном мраке среди безликих теней без всякой надежды на исцеление и перерождение, кто теперь угрожал его дому и благополучию Империи! Он настигнет их, подобно копью Владыки Каэмит, сражающему не имеющие имён силы, посягающие на свет Ладьи Амна. Он по капле выжмет их кровь и сотрёт их кости в пыль! Он заставит их страдания многоликим эхом прозвенеть за пределами зримого мироздания и погрузит их имена в вечное забвение! Земля содрогнётся под его поступью, и враги падут ниц в страхе перед ним! Он получит свой трон, и те, кто посмеет посягнуть на его место, онемеют от ужаса перед уготованной им участью! Одно упоминание о нём будет вызывать трепет у каждого за границами великой Таур-Дуат! Его имя будет высечено на каменных скрижалях, заставит потомков питать глубочайшее уважение и поклоняться ему. Никто не сравнится с ним отныне и на века!!!

– Нет, это не я… – выдохнул Хэфер, возвращая себе свой разум. – Я сумею укротить свою ярость и гордыню… Даруй мне искру Твоей карающей мощи, Великий и Ужасающий, Тот, Кто сражает врагов бытия, и я распоряжусь ею мудро…

Ему показалось, что он услышал смех, шелестящий, как песок, перекатываемый ветром.

«Если справишься