Адмирал Колчак и суд истории - Сергей Дроков

10 июля 1918 г. «истинно русский» Борис В. Константинов писал президенту Вильсону о том, что большинство переводчиков американской железнодорожной миссии были российскими евреями из нью-йоркского восточного квартала и «все они – большевики». Официально же установлено на 10 мая 1918 г., что 21 (39,6 %) из 53 переводчиков этой миссии являлись евреями. Согласно Джону Ф. Стивенсону, председателю консультативной комиссии из экспертов-железнодорожников, посланной в Россию, имелась причина верить в то, что большое число из тех, кто регистрировался как русский, в действительности был евреем. Стивенсон приводил расчеты – 50 процентов всех переводчиков – евреи, в работе же миссии никакой дискриминации против них не проявлялось.

В редчайших случаях некоторые российские газеты пытались представлять справедливую картину. Но в большинстве – присутствие евреев среди переводчиков постоянно использовалось в целях пропаганды против них и американских частей. Капитан британской армии Д.И. Сандельсон констатировал: «Вследствие постоянных нареканий сибирской прессы, мол, американская бездеятельность объясняется большевистскими воззрениями американских переводчиков-евреев – которые, между прочим, абсолютно ложны – потому как, если я правильно помню, американцы имели только трех переводчиков-евреев в своих экспедиционных частях – некоторые союзники весьма колебались в назначении переводчиками евреев, и я знаю, что нескольким кандидатам было отказано».

Другой еврей британских экспедиционных сил, находившийся под влиянием антиамериканского и антиеврейского мнения, разделяемого многими британскими офицерами, писал в октябре 1919 г. Британскому объединенному Комитету, что американцев особенно ненавидели, частично из-за их либеральности и отчасти из-за малого сочувствия к проявлениям русского тщеславия и любовной привязанности. Неважные взаимоотношения между американскими и русскими должностными лицами обычно относились на счет нанятых американцами переводчиков-евреев. Очень немногие американские офицеры, как в железнодорожной, так и в военной миссиях, говорили по-русски; поэтому в значительной степени они были зависимы от правдивости толмачей. Последние же зачастую являлись евреями, эмигрировавшими несколько лет назад из России и «избежавшими военной службы в армии Соединенных Штатов, поступив переводчиками в американские сибирские части». Эти люди в большинстве случаев страдали от властного поведения русских офицеров и «все же находили в себе силы давать тем отпор».

Двое или трое американских офицеров уверяли еврейского автора антиеврейского доклада в том, что переводчики-евреи использовали возможность общения с русскими офицерами с таким же презрением, которое они прежде испытывали в их руках. «Чувствуя безопасность в американской униформе, они с удовольствием оскорбляли своих прежних угнетателей. Утверждалось, что незначительное замечание, высказанное американским офицером русскому должностному лицу, переводилось, по возможности, в самую грубую форму обращения и русский, естественно, не мог адекватно воспринимать замечание американца, интерпретированное ему переводчиком. Насколько далеко заходил преднамеренный недоперевод, я сказать не берусь, но вне всякого сомнения, что надетая на переводчике-еврее американская униформа значительно способствовала американской непопулярности в консервативных кругах… Британская военная миссия, проявившая почти подобострастное отношение к русской впечатлительности, публично заверяла, что нет никакой потребности использовать евреев в качестве переводчиков».

Антисемитизм в совокупности с антиамериканизмом сочетался с пропагандой против считавшейся пробольшевистской политики президента Вильсона. Человек из близкого колчаковского окружения писал, что это обвинение было результатом недоразумения, присовокупив: «Отдельные представители американского Красного Креста (полковник Раймонд Робине), Молодежной христианской ассоциации и переводчики (российские евреи) свободно нарушали рамки своей деятельности и вступали в переговоры с большевиками, и более того, занимались пробольшевистской пропагандой среди солдат. Они говорят, что подобное поведение отмечалось со стороны американских солдат – российских евреев». Сибирская газета писала: евреи – корень зла, и добавляла: «Вильсон – Америка – Молодежная христианская ассоциация – еврей, удалите Вильсона, и вы найдете еврея. И наоборот». Русский рассказывал американскому военному разведчику: «Американцы [должны бы] не иметь так много евреев на своей службе, особенно в Красном Кресте и Молодежной христианской ассоциации. Потому как те затемняют честное лицо реального американского солдата». Спустя годы британский историк и антисемит Бернард Парс писал, что американский Красный Крест отправлял в Сибирь «множество бывших российских субъектов, главным образом евреев, которые, конечно, стремились препятствовать любому объединенному действию против большевиков».

Не было недостатка антисемитов и среди должностных лиц американского Красного Креста в России. Майор Роберт Дэвис, представитель этой организации на юге России, опубликовал статью под заголовком «Выметем большевизм. Королевство еврея», в которой писал, что большевики предложили евреям стать «орудием мести» против русских. Робине представлял американский Красный Крест в России и до назначения на пост руководителя этой организации, признанной советской Россией, писал антисемитские доклады из Сибири и европейской части России.

Представитель Объединенного распределительного комитета Розенблатт решил встретиться с главой американского Красного Креста в Сибири Рудольфом Бойлингом Тэйслером. Позднее он докладывал в комитет о состоявшейся беседе: «Принял он меня сердечно. Имел продолжительную беседу и поделился о ситуации с евреями в Сибири. Он был настолько откровенен, что сказал о намерении посоветовать господину Мэйсону отказаться от сопровождения его представителями Красного Креста, потому что опасается, что они [русские] могут его убить. Он запросто мне объяснил, что они используют антисемитскую пропаганду как оружие для борьбы с большевизмом, разъясняя людям, что Гражданская война явилась следствием того, что евреи – большевики, евреи – спекулянты, и единственно, кто должны быть обвинены и наказаны за это – евреи». Спустя некоторое время к Розенблатту приехали евреи из общин Владивостока, Никольска и Читы, сообщив о продолжавшейся антисемитской агитации в Сибири. Они принесли ему множество прокламаций, выпущенных штабом Сибирской армии, подписанных видными генералами, капитанами, полковниками и т. п. Еврей из Челябинска рассказывал, как полковник вошел в студию еврейского художника и, под прицелом, вынудил того нарисовать антисемитскую афишу, призывавшую к погромам. Как уже отмечалось, Розенблатт отправился на встречу с Тэйслером с телеграммой, проект которой он набросал, и сообщил о своем намерении доложить комитету об антисемитской агитации, бурлящей в Сибири. Тэйслер говорил: «Что ж, если Вы пошлете эту телеграмму, я пошлю свою». Розенблатт поинтересовался: «И о чем же будет идти речь в Вашей телеграмме?» На что Тэйслер ответил: «Я буду писать, что евреи – большевики, спекулянты, и именно поэтому люди выступают против них».

Генерал Грэвс характеризовал Тэйслера «весьма стойким самодержцем». Факт, что он был кузеном жены Вудро Вильсона, заставлял многих людей считаться с его мнением. Согласно Грэвсу, он не «сочувствовал стремлениям россиян». Майор Альфред Л. Кастл писал, что Тэйслер представлял собой «в некоторой степени, очаровательного человека», но «ревнивца к своим полномочиям, многим из советников не доверял и был решительно оппозиционно настроен, получая первоклассную помощь из Вашингтона». Позднее, 5 октября 1919 г., Тэйслер уверял Вильсона в том, что «Колчак выполнит свои обещания о развитии демократического правительства».

13 октября 1919 г. руководитель медсестер американского Красного Креста в Сибири Энн Л. Титтман жаловалась на «мешавшего» работе Тэйслера в Сибири: «В конце марта или в начале мая 1919 г. я разговаривала во Владивостоке с Тэйслером. Он заявил, что колчаковское правительство впредь не будет дозволять оказывать какую-либо помощь большевистским заключенным, умиравшим тогда в многочисленных тифозных лагерях и поездах; что, в строгом соответствии с этой политикой, он намерен сохранять благожелательность к Колчаку и намерен довести эту большую работу до конца. Он заявил – оказание помощи нуждающимся людям, которые затем могут перейти в стан антиколчаковских сил, идет против его желаний и, следовательно, предметом деятельности Красного Креста не будет. Он отзывался о Колчаке как о единственном человеке, который спасет Россию…»