Гулы - Сергей Кириенко

Дома Паола переоделась и села завтракать с матерью (отца дома не было — два дня назад он уехал в Аосту и вернуться должен был только в воскресенье). Несмотря на то, что вчера вечером она звонила домой и сказала, что после дня рождения подруги останется ночевать у нее, Паола поняла, что обмануть мать ей не удалось. Та весь завтрак смотрела на нее так, словно читала по лицу дочери все, что произошло этой ночью. Блеск в глазах, который невозможно было скрыть, и волчий аппетит выдавали Паолу с головой. Она все ждала, что мать начнет расспрашивать ее о «дне рождения» подруги, и готовилась отвечать, но та за весь завтрак не задала ни единого вопроса — только молча улыбалась и подкладывала ей горячую лазанью с тертым, пахнущим овечьим молоком пармезаном. Лишь когда Паола уже собиралась уходить, мать, стоя в дверях, спросила как о чем-то само собой разумеющемся: «Как хоть его зовут?» Паола вспыхнула и пробормотала, что поговорит об этом вечером, когда вернется с работы. Мать улыбнулась, но настаивать не стала. Четыре квартала, отделяющие их дом от библиотеки, Паола шла, думая об одном: мать видела ее насквозь, и никакие ухищрения не смогли бы обмануть ее и еще — она вела себя, как пятнадцатилетняя девчонка, впервые уличенная в любовном романе. Впрочем, для матери она всегда останется девочкой…

Стоя перед окном библиотеки, Паола вспоминала последние слова Андрея, сказанные им, когда он вез ее из отеля домой. Он сказал, что сразу же отправится в заброшенный монастырь, потом заглянет в несколько церквей и на кладбища Террено. Он постарается сделать все быстро, чтобы освободиться к полудню. Конечно, Паоле было бы приятней, если бы он провел это утро в библиотеке, за одним из столов, но она понимала, что Андрей не из тех людей, которые способны на такое. Еще вчера днем ей стало ясно, что он одержим работой,— это следовало из его слов о книге, которую он пишет седьмой год. Так стоит ли хмуриться на него за то, что половину этого дня он решил посвятить не ей, а своей работе? Тем более что вторая половина будет в ее распоряжении.

Вздохнув, Паола отошла от окна. Вскоре она оказалась за своим рабочим столом и равнодушно посмотрела на слепой монитор выключенного компьютера. Сегодня — впервые за последние три года — она решила ничего не делать просто потому, что ей так захотелось. Вернее, она ничего бы и не могла делать, так как мысли ее вертелись далеко от темы систематизации северо-итальянских диалектов. Сегодня она могла думать лишь об одном. Паола машинально опустила глаза вниз, пальцы ее погладили кожаный переплет рукописи, копии с которой она сняла вчера вечером. Сегодня утром Андрей еще раз попросил, чтобы она принесла ему эту рукопись или сделала с нее полную ксерокопию. Придя в библиотеку, Паола быстро отыскала рукопись (так как вчера вечером сама относила ее в хранилище), но не стала копировать. В рукописи было около пятидесяти страниц, и она могла бы сделать полную ксерокопию за двадцать минут. Но она не стала делать этого по той же причине, по которой не могла думать о своей каждодневной работе. Она решила, что отнесет Андрею оригинал. Ничего страшного в этом не будет: Андрей просмотрит его, и если захочет иметь копию, она сделает ее, если нет, она просто вернет рукопись на место. Тем более что за последние три года, что она работает в библиотеке, рукопись эту никто не запрашивал, и вряд ли кто-то захочет взять ее в этот день.

Положив рукопись в стол, Паола рассеянно осмотрела зал. Лучия сидела за соседним столом и просматривала какой-то журнал. Паола знала, что на выходные напарница собирается в Анкону — она сама сообщила об этом, как только пришла на работу. Наверное, она собирается туда не одна, думала Паола, а с каким-нибудь черноволосым, кудрявым красавцем — одним из своих кавалеров, коих у Лучии превеликое множество… Впрочем, сегодня она думала об этом спокойно, без обычной затаенной зависти, которая возникала у нее всякий раз, когда Лучия рассказывала ей о своем очередном ухажере.

Посмотрев в зал, Паола остановила взгляд на единственном посетителе — невысоком седовласом мужчине, сидящем в двух столах от нее. Она знала этого человека — синьор Эмеральдо Картези был другом отца и несколько раз в месяц бывал у них в доме. Каждую субботу синьор Картези приходил в библиотеку, чтобы просмотреть основные итальянские журналы, вышедшие за неделю. Паола знала, что человек этот с веселыми, цвета молодых оливков глазами любит быть в курсе последних событий — особенно, занимательных курьезов,— но так как работает он продавцом в бакалейной лавке, то не имеет возможности выписывать все эти журналы, а приходит в свой выходной день в библиотеку и пополняет запас знаний за счет государства. Вторую половину субботы и все воскресенье синьор Картези будет ходить по знакомым и многочисленной родне, рассказывая им занимательные истории, случившиеся в мире. Паола видела его каждую субботу, и у нее даже сложилась привычка с самого утра заготавливать для него «дежурную» стопку — она знала, какие журналы читает синьор Картези, и тот, приходя в библиотеку, считал само собой разумеющимся, поговорив пару минут с Паолой и выяснив у нее все новости о семействе де Тарцини, взять приготовленные ею журналы и засесть на несколько часов у окна. Синьор Картези любил, листая журналы, жевать мятные пастилки и в эти минуты был похож на ребенка, с увлечением разглядывающего комиксы. Единственной вещью, портившей это впечатление, были морщины на его лице и седые волосы, обрамляющие лысину.

Пару минут Паола смотрела на синьора Картези, который и сейчас сосал одну из своих пастилок, просматривая красочный выпуск «Кьяккьероне», потом встала из-за стола и принялась приводить в порядок и без того аккуратно уложенные газеты на выставочном стеллаже. Краем глаза она посматривала на часы. Сейчас было шесть минут одиннадцатого. «Время сегодня тянется до ужаса медленно»,— думала Паола…

Спустя три минуты после того как она остановилась рядом со стеллажом, со стороны дверей зала послышались шаги, приглушенные ворсом лежащего на полу ковра. Паола повернула голову, посмотрела на вошедшего в зал посетителя и подумала, что никогда прежде его не видела. Вошедший оказался невысоким, худощавого сложения парнем лет двадцати, одетым в синюю заношенную футболку и такие же старые дотертые джинсы. Волосы у него были светлые, слегка растрепанные. Паола почему-то подумала, что они у него светлые от природы, а не крашеные или, допустим, выгоревшие на солнце («Как у вчерашнего посетителя… Бен Аз Гохара»). Затем она посмотрела на лицо светловолосого и невольно задержала свой взгляд. Лицо парня напомнило ей китайскую маску: мышцы его были неподвижны, а вот глаза — блестящие и пронзительные — скользили из стороны в сторону, словно хотели охватить весь зал сразу… Почему-то Паоле этот парень сразу же не понравился.