Глиняный бог - Анатолий Днепров

Я‑то знал, что спасти “Людвига” мне не удастся, но к руководителю вычислительного центра все же пошел. Он меня встретил лукавой улыбкой.

— Садитесь, Владо, и давайте сделаем вид, будто мы обсуждаем судьбу “Людвига”. Как улетела Ольга?

— Хорошо, — ответил я и попытался улыбнуться. — А все же, нельзя ли его оставить на месте?

— Что вы, Владо Андреевич! — удивленно развел он руками. — Такое старье. Всего полмиллиона операций в секунду. Да нас засмеют, когда узнают, что у нас хранится такой музейный экспонат.

— У машины хорошая память и богатые записи… — попробовал было я возражать.

— Но ведь ей уже почти сто лет, и сделали ее когда‑то чуть ли не вручную для обучения вычислителей и программистов. Тронь ее — и она развалится. Ее схему дополняли в течение десятилетий, и сейчас она превратилась в неуклюжее уродливое чудовище, к которому там и сям прицеплены всякие блочки, дешифраторчики и так далее. Да что я вам рассказываю, вы и сами это знаете.

Я вздохнул.

— Значит, будем ломать?

— Конечно.

Я вышел из кабинета. Меня провожал Герман. Он, расхваливал старую машину, все еще надеялся, что ее можно будет сохранить.

— Кстати, вы не знаете, почему машина называется “Людвигом”? — спросил я.

Герман остановился, на минутку задумался, и затем ответил:

— Знаете, Владо, я никогда над этим не думал. Мне известно одно: так она называется уже не менее семидесяти лет. В библиотеке мне попалась старая работа, выполненная на “Людвиге” в 1975 году. Уже тогда у машины было имя.

Я не заметил, как опустел вычислительный центр, как потемнели окна и зажглись панели дневного света. Я открыл окно и посмотрел туда, где кончались скрывающиеся за тополями жилые постройки и начиналось холмистое поле. Совсем низко над горизонтом поднималась Луна, и было немного страшно, что Ольга улетела, казалось, куда‑то совсем в другую сторону.

Зеленые холмы за городом покрылись туманом, седеющим в лунном свете. Было очень тихо.

— Ну вот, Людвиг, мы и остались одни… — пробормотал я, подходя к старой машине. На исцарапанном пульте горела красная неоновая лампочка, которая означала, что память машины включена и что она продолжает впитывать в себя все, что говорят и делают возле нее люди. — Мне очень тяжело, Людвиг. Если бы ты знал, как я люблю Ольгу. Молчишь? Да, ты очень несовершенная машина. За сто лет тебя так и не научили говорить. Может быть потому, что ты нем, мне сейчас с тобой хорошо. Иногда так хочется, чтобы никто не перебивал.

Серые стойки машины покрылись пылью, изоляция на кабелях почернела, переходники поржавели. Мне стало еще грустнее. Вот здесь, у этого сумматора, наши глаза встретились впервые. Ольга мне тогда сказала:

— А я — то думала, что у вас не машина, а фантазия. Что это такое? Похоже на сушильные ящики. А это что?

— Это ее память.

— Ну, знаете! Если у вашей машины память имеет такой вид…

— О памяти судят не по ее виду, — возразил я.

— А мне все равно. Я люблю все красивое. Вы можете мне помочь?

Ольга работала в Институте биометрии. Это и привело ее ко мне.

— С такой памятью, наверное, на вычисления понадобятся десять лет, — ворчала она, пока я на клавиатуре набирал программу ее задачки. — А профессор Павлов требует ответ послезавтра.

— Вот ответ, — сказал я, подавая ей табличку с цифрами.

Ольга подозрительно посмотрела на меня, потом расхохоталась.

— Вы шутите!

— Нисколько. Проверьте сами. Кстати, а вот и график. На нем вся экология вашего царства водорослей, как на ладони. Точку равновесия “Людвиг” подчеркнул красными чернилами. Он очень вежливый, наш “Людвиг”, даже тогда, когда о нем отзываются непочтительно.

Ольга немного смутилась и виновато посмотрела на ящик с памятью.

— Разрешите, я приду вечером и смахну с машины пыль, — сказала она.

С того вечера мы стали с ней встречаться. Она была воплощением самой жизни, так прекрасна она была.

— Владо, мне надоело идти, — обычно говорила она во время прогулки. — Давай побежим.

И мы бежали, вдоль асфальтовой дороги к космодрому наперегонки, пока наконец кто‑нибудь из нас не отставал, чаще всего я.

— Ну, что выдохся, а! — дразнила она меня. — Владо, а правда, что при помощи машины можно узнать, что делается в душе человека?

— А для чего это нужно, узнавать, что делается в душе человека?

— Ну, так, ради интереса.

— Наверное, можно. Только не нужно.

Она взяла меня за руку и проговорила:

— А мне очень хотелось бы узнать, что делается в твоей душе.

Я очень смутился.

— Впрочем, я и без машины догадываюсь, что с тобой!

— Если догадываешься, то лучше не говори.

Как‑то Ольга не приходила несколько дней, а когда пришла, то была печальна и задумчива.

— Что с тобой, Оля? — спросил я.

— Спроси “Людвига”. Он ведь у тебя все знает.

Она невесело усмехнулась. Мы взялись за руки и прошлись до космодрома и обратно.

— Сколько времени летит ракета до Луны? — спросила она.

— В зависимости от трассы. Часов двадцать пять–тридцать.

— Как долго…

На следующий день она пришла веселой и радостной.

— Владо, идем танцевать! Я хочу сегодня танцевать. Целую ночь! До самого утра!

Но мы не танцевали до самого утра. Зал молодежного кафе только начал заполняться народом, как вдруг Ольга схватила меня за руку и закричала.

— Посмотри в окно! Какое чудо на улице. Пойдем на нашу любимую дорогу.

Действительно было чудо. Вечная тишина опустилась на зеленые холмы. Воздух был напоен запахом горячих полевых трав и влажной земли, а серебристое от лунного света небо опустилось низко–низко. Стоило пройти всего несколько шагов, подняться на холм, и, казалось, можно было коснуться рукой кромки сияющего облака.

— Пошли в поле, — прошептала она.

Все было как во сне, и я не помню, как мы оказались на берегу Большого озера. С западной стороны, где находился водный стадион, доносилась музыка, а здесь берег был совершенно диким, и только узкий бетонированный мостик среди высоких камышей напоминал о том, что кто‑то позаботился, чтобы по озерным джунглям можно было совершать прогулки. Несколько минут мы шли среди зарослей. Потом мы оказались на самом краю мостика, почти на середине озера.

— Смотри, Владо, вон она! — крикнула Ольга, показав на отражение Луны в слегка волнующейся воде, — как я хочу туда!..

— Я хочу тебе сказать, Оля…

— Не надо, Владо. Завтра я улетаю. Я очень люблю одного человека. Его зовут Георгий… Ты ведь его знаешь. И он там, — она показала на Луну.

Обратно мы шли молча, и мне страшно было взглянуть ей в глаза.