Пламенный клинок - Вудинг Крис

— Я много раз молила ее пощадить тебя, — смущенно проговорила Фен.

Вика улыбнулась и взяла фигурку обеими руками.

— И она пощадила. Ведь Сарла не только приносит смерть, но и вершит милосердие. — Друидесса кивнула девушке: — Спасибо. Я буду носить ее вместе с другими оберегами.

Фен покраснела и отошла.

— Когда ты спала, то говорила на неведомых языках, — сказал Гаррик. — Где ты побывала в своих видениях?

— Где побывала? — отстраненно переспросила Вика. — О, об этом стоит рассказать. Я забрела в Страну Теней дальше, чем когда-либо прежде. Я видела висевшие в воздухе крепости, которые рассыпались в каменное крошево и тут же восстанавливались вновь в ином облике. Видела города, над которыми светило черное солнце; в них кишели призраки, а улицы раздвигались передо мной, словно волны перед кораблем. Потом я подошла к воротам Кар-Вишнаха, великой твердыни, в которой заточены Чужаки. Я постучала в ворота и вступила внутрь, туда, где бродят Истязатели в бряцающих одеждах, а из глубин доносятся вопли мучимых.

— И что ты узнала там, среди Истязателей? — угрюмо спросил Гаррик.

— Много всякого, но ничего хорошего, — в тон ему ответила Вика. Скирда заскулила и положила голову хозяйке на колени. — Разрыв между этим миром и Страной Теней меньше, чем когда-либо со времен Второй империи, и сужается изо дня в день. Хаос набирает силу. Урдские шаманы воскрешают забытые знания; химеристы, которые прежде были обычными шарлатанами и плутами, научились вдыхать жизнь в свои создания. На западе усиливает хватку Теократия Вочеловеченного, а колдуньи из Скара-Тхун, бросая кости, узнают правду чаще, чем прежде. Боюсь, страхоносцы — лишь первый проблеск грядущих ужасов. Мы сражаемся уже не за Оссию. А за судьбу всего мира.

— Что все это значит? — спросила Фен.

— Не знаю, — ответила Вика. — Одно мне известно: страхоносцев нужно остановить. Кроданцы связались с силами, которых сами не понимают. Они глупцы, если рассчитывают обуздать своих новых приспешников.

— А хороших новостей совсем нет? — спросил Арен.

— Не стоит отчаиваться, — сказала Вика. — Битва еще не проиграна. Мы предупреждены, а значит, вооружены. Меня коснулась скверна со стрелы, которой поразил меня Тлен, и мне кое-что открылось. Теперь я знаю, какова природа нашего противника. Пламенный Клинок совсем близко от нас, и у нас есть заступник, который добудет славный клинок и приведет нас к победе. — С этими словами она перевела взгляд на Гаррика, и Арен увидел в ее глазах неистовый блеск.

Гаррик хмыкнул.

— Я ничего не смыслю в видениях, — признался он. — Но обещаю: я сокрушу кроданцев.

С лестницы донеслись шаги, и он обернулся на звук.

— Пора идти, — послышался голос Киля.

Гаррик кивнул и снова повернулся к друидессе:

— Прощай, Вика. Рад, что перед уходом успел застать тебя в добром здравии. Прощайте, Кейд, Фен… Арен. — Гаррик по-особенному произнес имя юноши, словно напоминая о том, что между ними произошло. — Я ухожу, чтобы сделать первый шаг к свободной Оссии. Да пребудут со мной Воплощения.

— Да пребудут с тобой Воплощения, — в один голос произнесли Кейд и Вика. Фен еле слышно повторила за ними напутствие.

Гаррик вместе с Килем спустились по лестнице, и Арен уставился в опустевший дверной проем. Насколько иначе все могло сложиться, если бы он с самого начала узнал правду о Полом Человеке. Решено: после возвращения Гаррика он начнет все сначала.

Но на лице у Вики промелькнуло подозрение, и Арен понял: она заметила то, чего не заметил он.

— Что такое? — спросил он.

— Ничего, — солгала она.

ГЛАВА 51

Ночь выдалась безлунная, и проплывавшие облака омрачали сияние звезд. Повозка катилась по спящему городу, время от времени проезжая через островки света, который отбрасывали фонари. В том месте, где заканчивались Верхние улицы и начинались столь же роскошные улицы Консортовой возвышенности, Клия остановила лошадей. Дальше предстояло идти пешком.

Гаррик и Киль вылезли из повозки, оба с мечами на поясе. Прятать оружие не было смысла: если их увидят в столь поздний час в богатом квартале, никакие уловки и пропуска не спасут. В случае угрозы ареста они попытаются отбиться, но лучше все-таки остаться незамеченными.

Клия взмахнула вожжами, и повозка покатилась прочь. Гаррик и Киль остались одни во мраке. Издалека до них донесся печальный звон большого колокола Брау-Тама.

— Седьмой колокол тьмы, — сказал Гаррик.

Они зашагали по Консортовой возвышенности; местность резко забрала вверх, и широкие, засаженные деревьями проспекты сменились извилистыми улочками. Узкие, но высокие дома теснились фуг к другу, их перемежали садики, огражденные каменными стенами. Сквозь редкие освещенные окна виднелись сверкающие люстры и затейливая лепнина, клавесины и обеденные столы, стены, по кроданскому обычаю выкрашенные в пастельные тона.

Они поспешали к винодельне, где была назначена встреча с Вильхамом и его людьми. Всю дорогу Киль почти не говорил, и Гаррик был ему благодарен.

Его удручало, что лучший друг стал для него обузой, но не было смысла отрицать правду. Киль вымотался, утратил душевное равновесие и прежнюю храбрость, стал растерянным, много пил. Его решение вернуться домой выглядело настоящим самоубийством; хуже того: оно ставило под угрозу все, к чему они стремились. Его схватит Железная Длань, и под пытками он назовет имя Мары и ее местожительство. Они лишатся своей самой богатой благотворительницы. Маре придется скрываться, имущество у нее отберут.

На такой риск Гаррик пойти не мог, поэтому Киля поджидали люди, которые схватят его и будут держать в безопасном месте — если понадобится, то в оковах, — пока он не перестанет представлять угрозу. Он не попадет домой ни завтра, ни в ближайшее время.

Гаррик заставил Вильхама поклясться, что Килю не причинят вреда, хотя сомневался, что тот сдержит слово. Вильхам полагал, что надежнее всего хранят молчание мертвецы. Но Киль не оставил им выбора: под угрозой оказалось нечто большее, чем родственные чувства отдельного человека. Киль не понимал, что порой необходимо чем-то жертвовать. А Гаррик понимал.

— Помнишь старого Щелкуна? — вдруг спросил Киль.

Гаррик нахмурился. Странно в такое время заводить подобные разговоры, но, пожалуй, и впрямь пришел черед воспоминаний. Ведь они с Килем видятся в последний раз.

— Конечно, помню, — ответил он. — Чудовищный был кит. Раскусил пополам баркас Раллена, а самого его слопал. Целый год наводил ужас на Прорезь.

— А помнишь тот день, когда мы его впервые увидели?

— И это помню. — Гаррик слушал его вполуха, больше озабоченный тем, чтобы не попасться на глаза стражникам. Среди узких тесных улочек ничего не стоило наскочить на патруль.

— Близился шторм, — продолжал Киль. — Уже вздымались волны, и тут Джад заметил его. Невдалеке, по правому борту. На боку отметины от гарпунов… а огромный какой! — На губах у Киля промелькнула слабая улыбка.

— Да, то был старый Щелкун, — кивнул Гаррик. — Мы как раз направлялись в порт, но ты заставил нас повернуть навстречу буре.

— Какой же я был безумец, — усмехнулся Киль. — Мне не терпелось угодить в объятия к Сарле. Бросить вызов самому страшному, что только могло послать море. Только бы почувствовать себя свободным. Только бы не возвращаться домой.

— И все мы это знали, — подхватил Гаррик. — С тобой выходили в море только самые отчаянные. Все мы были безрассудны, с презрением относились к жизни. И это нас роднило.

— Грянул шторм и завыл, точно мертвец, вставший из гроба. — На лице у Киля появилась свирепая ухмылка. — Дождь пронизывал тело ледяными иглами, уши лопались от грома! Мы опять увидели старого Щелкуна, он держался прямо перед нами, не позволяя себя нагнать. Словно вел нас в самое сердце бури.

— Кеба смыло волной, — увлеченно продолжил Гаррик, захваченный воспоминаниями. — Корабль мотало из стороны в сторону, так что мы не чаяли остаться на плаву. Мы не сумели бы спустить баркас, даже если бы постарались. Ты велел нам держать гарпуны наготове. Предупредил, что рано или поздно кит развернется и устремится на нас. — Он остановился, и его горячность иссякла. — Но потом ты передумал. Приказал повернуть обратно и прекратить погоню, чтобы вернуться в порт целыми и невредимыми. Мы так и поступили, а старый Щелкун уплыл, и история кончилась ничем.