Страсть искажает все (СИ) - Михалина Юлия

2004 год

— …Короче, прикинь, он его прямо голыми руками задушил! — Затягиваясь сигаретой, тарахтел Тузик.

— Да ладно? Вот так взял и задушил самого Волка? — Переминаясь с ноги на ногу, недоверчиво переспросил новый заключенный. Совсем зеленый, неопытный. Недавно и Олег таким же был.

— Всё, тсс! — Бросив окурок в урну, Тузик выпрямился. — Волкодав идет.

— Где? — Завертел новенький головой.

— Привет, Волкодав! — Пнув под ребра молодого парнишку, Тузик услужливо поздоровался с Олегом, когда тот поравнялся с ними.

Машинально кивнув на приветствие, Чернышевский передернулся. То ли от пронзительного осеннего ветра, от которого не спасала старенькая, пошарпанная фуфайка. То ли от разговоров, которые, спустя почти три года, велись на территории зоны. Пора привыкнуть и вроде привык, а всяческое напоминание о случившемся вновь и вновь возвращало в прошлое и это, надо сказать, не приносило ни малейшего удовольствия.

Отойдя на несколько метров, оглянулся, лишний раз убеждаясь, что Тузик продолжил излюбленное занятие последних лет — введение новеньких в курс дела и политику зоны. Бывалых сужденных давно оповестили, еще на утро после злосчастной ночи. Ночи, навсегда перевернувшей не просто тюремную жизнь Олега с ног на голову, а изменив его внутренне и морально.

Если раньше оставалась доля наивности, веры в справедливость, стремление изменить мир к лучшему, то ощутив на руках липкую кровь врага, вдохнув запах смерти во имя жажды жить, не строил на будущее иллюзий. Что-то внутри надломилось. Стал ничем не лучше многих, таких же осужденных, как он сам. Был уверен — если продеться убить во имя Маргариты снова, сделает это не задумываясь. Лишь мысль о ней не давала окончательно свихнуться и сдохнуть самому.

Первое время сдохнуть чертовски хотелось. Каким бы недостойным ни был тот, кого собственными руками лишил жизни, Чернышевский стал убийцей. Этого не переиграть, людскую кровь никогда не смыть с рук. Но парадоксально иное — никого из окружающих это не смущало. Убил и убил. Этим здесь не удивить. Единственное, убил бы Олег обычного зека, никто внимания не обратил, а сразив Волка, заслужил такой авторитет, который многие годами долгого и упорного труда пытаются добиться.

Чего далеко ходить? Взять Тузика. Что при Тузе бегал в шестерках, пресмыкаясь и выполняя любые его указания, что, оказавшись без хозяина, всячески пытался прогнуться перед Олегом.

Увел тогда с места преступления, легенду придумал, откуда в тюрьме появилось целых два трупа. Да не просто трупа, а людей, занимавших высокое положение среди осужденных. Чернышевскому смешно стало, когда узнал официальную версию — Волк, желая заполучить место Туза, пришел убить, но положенец оказался сильнее и задушил Волка и вместо того, чтобы дальше жить припеваючи, сам себя заколол отверткой. Если первая половина версии была, в общем-то, весьма правдоподобной, но что Туз сам себя не мог убить, знали всё. При этой несусветно глупой формальной версии, Тузик негласно не упустил возможности раструбить о реальном положении вещей.

Олег до сих пор не понимал, почему всех, вплоть до работников тюрьмы, устраивала выдуманная версия. То ли не захотели копаться в грязи, разбираясь с настоящим виновником, то ли сверху дали указку замять, но мужчину никто не трогал. Даже в качестве свидетеля не вызывали. Закрыли дело, и всё.

На зону с криминальной верхушки со стороны Туза прислали нового положенца, который по сравнению с предшественником сидел тихо и за три года его мало кто видел. Поговаривают, Тузик пытался пробиться, чтобы пригреться у кормушки, да не подпустил новый смотрящий. То ли Астроном, то ли Астронавт. Черт его знает. Чернышевского детали не волновали — его не трогал, не звал на ковер и поклон, уже хорошо. Если бы еще добрую славу на себя забрал, было идеально. Не то получалось, что простой заключенный до сих пор больше ажиотажа вызывает, нежели главный в тюрьме.

После переворота Олег не смог остаться в стороне, как не желал. Не дали остаться. Как-то вышло, что негласно и неосознанно в собственной камере занял место Волка. Не хотел, всеми силами пытался обойти эту участь, но не получилось. Вместо еще одного криминального дела и десятка годков внакидку, получил уважение абсолютно всех — и зеков, и работников зоны.

Отношение к нему изменилось. Куда и девались язвительные подколы прихвостней Волка и прозвища типа «мусорок». Отныне мужчину величали никак иначе, кроме как Волкодав. А эти самые прихвостни так и норовили приблизиться к новому, как считали, авторитету. К Олегу приходили за советами, просили помочь решить всевозможные конфликты. Его уважали нормальные мужики и побаивались личности, показавшие гнилую душонку. С ним стремились подружиться или наладить контакт, а Чернышевский как пришел одиночкой, так одиночкой и оставался, предпочитая больше никогда и не перед кем не обнажать душу и не делиться волнующими мыслями.

Ему было плевать на всех и вся, вплоть на свое новое положение. Олег предпочел остаться никому не приметным бывшим милиционером. Оттого его всякий раз передергивало, когда Тузик, безумно гордый, что в своё время поучаствовал в его становлении как Волкодава, и спустя годы продолжал страшить молодняк новым авторитетом.

— Волкодав! — Призыв очередного прихлебателя передернул Чернышевского.

Да что ж такое, побыть наедине с собой толком не дают.

— Чего тебе, Шнырь? — Обернувшись, Олег презрительно глянул на нагнавшего сокамерника.

Бывают люди, умеющие так подстраиваться под ситуацию. Совсем недавно этот человек в первых рядах выступал против него, за что получил и не раз, а сейчас бегает следом, выслуживается. Лучше бы перед новым положенцем пресмыкался.

— Там тебя это… — Переводя дыхание. — В дежурку вызывают.

— Твою мать. Час от часу не легче. — Выдохнул обреченно Чернышевский. Рано радовался, что его не дергают. — Зачем, в курсе?

— На свиданку к тебе приехали.

— На свиданку говоришь?

Олег на несколько мгновений в ступор впал, пытаясь уловить, кто и зачем мог к нему явиться. За последние годы ведь как? Давно привык, что подобная роскошь не для него. Некому было ездить. Ни родных, ни близких, ни друзей. Как получил последнюю передачку от Шторма с сообщением, что дед умер, да после фото Ритки с борделя от Туза, и конец на том. Оторванный от внешнего мира, не имел никакого шанса узнать, что происходит в родных краях.

Короткие размышления и мужчина, как заведенный, помчался в дежурку. На месте его без лишних вопросов и осмотров провели в комнату для свиданий, открыв которую Олег был и удивлен, и не удивлен одновременно.

За столом, обложившись бумажками, дожидался не кто иной, как Игорь Штормин собственной персоной. Возмужавший, изменившийся, но как всегда серьезный и увлеченный своими делами. В форме, с капитанскими погонами. И что более парадоксально, в костюме капитана службы безопасности. Карьерный рост превзошел мыслимые и немыслимые ожидания. Ну, Шторм, сам себя переплюнул, засранец!

Закрывшаяся сзади дверь привлекла внимание друга и тот, подняв голову на Чернышевского, спокойно проговорил:

— Ну, привет, брат.

— Здоров, Игорёк. — Усмехнувшись, Олег замешкался, не зная, как себя вести.

Вроде друг приехал, но так давно не виделись, много воды утекло. Они теперь по разные стороны баррикад. Куда Чернышевскому, убийце, до служащего элитной службы безопасности.

— Чего застыл? — Первым нарушил молчание Игорь. Подхватившись, бросился к Чернышевскому с крепкими мужскими объятиями. — Неужто не рад?

— Рад, конечно, рад! — Засмеялся Олег. Впервые за последние годы искренне и по-настоящему. Впервые за все это время чувствуя, что не совсем один.

Как ему все-таки не хватало близкого плеча рядом. Сейчас будто груз свалился, надежда появилась…

— Не ожидал тебя здесь увидеть.

— Да я это… — Похлопав Олега по плечу, начал оправдываться Игорь. — Такое сумасшествие последние годы было. Работой завалили, разгребался с одним громким делом об угонах, потом переквалификация, на повышение пошел.