Лик Победы - Вера Камша

Дюварри очень красиво отдал честь:

– Гарнизон Эпинэ в распоряжении монсеньора.

Лэйе Астрапэ, какой он им монсеньор?! Перед монсеньором ходят по струночке, а тут без него его женили и довольны. Почему его не оставят в покое хотя бы до похорон, почему его вообще не оставят в покое?!

– Докладывайте, теньент!

– Монсеньор, замок Эпинэ готов к бою.

С кем? С воро́нами, возможно, но не с королевскими войсками. Эпинэ даже не замок, просто поместье. Ни гор тебе, ни приличной реки. Это Ноймар или Хексберг можно месяцами оборонять от превосходящих сил, а здесь нужны обученные войска и хотя бы дюжина сносных пушек. Ну и артиллеристы, вестимо. Настоящие артиллеристы, а не выученики Никола с их мортирками и единственной пушчонкой времен Двадцатилетней войны.

– Благодарю, Дюварри.

– Честь и верность!

Вспомнили! Вытащили из сундука Алисины тряпки, разогнали моль и напялили. Только агарисского Карлиона с его «дгажайшим гегкогом» и обглоданной куриной ногой в благородной руке не хватает, но не обижать же исполненных гордости дурней. Их и так скоро жизнь обидит.

– Верность и честь! – Эпинэ спрыгнул с Дракко, которого тут же ухватил Роже. – Капитан, вы со мной.

Надо что-то решать с родственничками, раздери их кошки. Выгнать бы взашей, но вдруг сгодятся в заложники? Какой-никакой, а повод для переговоров. Если, разумеется, герцогу Колиньяру хоть немного нужны сестра с племянниками, а нынешние олларские заправилы оглядываются на Колиньяров.

– Никола, мне понадобятся курьеры.

– Монсеньор, я взял на себя смелость отправить гонцов в Гайярэ, Шевр-эр-Аржан, Леграж и Лэ.

С каждым шагом веселее. Как в старой сказочке – все прекрасно, монсеньор, только ножичек сломали, когда снимали шкуру с козла, который задохнулся в дыму, когда горела конюшня, которую подожгли конокрады, которые увели коней, за которыми погнался ваш батюшка и сломал себе шею, а ваша матушка… Хватит! Он не дед! Думайте про него что хотите, но ему плевать на «великое дело» покойной Алисы. Все, кто заварил кашу, мертвы, пусть наконец отцепятся от живых!

– Монсеньор, – укоризненно закачал головой капитан, – вам бы перекусить. До обеда далеко, а вы в последний раз…

– Хорошо, – согласился Иноходец, – идем завтракать.

Идем завтракать… В храме бдящие читают молитвы над Жозиной, в замке валяются зарезанные солдаты, трясутся пленные родичи, по дорогам скачут гонцы, призывая к бунту… Самое время жрать!

Из последних сил сдерживая растущее раздражение, Повелитель Молний завернул за угол и замер.

Посередине Арсенального двора на знакомом до последней веточки старом каштане болтались два тела. Амалия Колиньяр никогда не станет хозяйкой Эпинэ. Она вообще никем больше не станет.

Право Франциска запрещает вешать женщин, но кто в наше время исполняет законы, да еще написанные врагом?!

Над высокими крышами выл ветер, иноходцы на флюгерах бешено скакали на запад, но в закрытом со всех сторон дворе было тихо; два нелепых длинных тела неподвижно висели на своих веревках, а на соседней ветке сидели два воробья. Бедный Альбин, при жизни был не графом Мараном, а мужем Амалии Колиньяр, а после смерти воронья – и то не удостоился.

Робер с трудом оторвал взгляд от черно-бурых пичуг. А он думал, что не может быть ничего страшней валявшихся в грязи утопленников и отрубленных голов в разукрашенных лентами корзинах. Бывает. Каштан в родном дворе, превращенный в виселицу.

– Кто это сделал?

– А все! – обрадовал Никола. – Чего с ними цацкаться? Драгун навели, вас на смерть погнали, матушка ваша… Из-за них все! Уж лучше б они эрэа ножом ударили, чем так!

Да, из-за них. И еще из-за того, кто подделал материнское письмо. А вообще во всем виноват Ворон: пристрели он прошлой осенью маркиза Эр-При, и не было бы ни зарезанных драгун, ни повешенных Маранов…

– Дети где?

– Леворукий их знает, – бравого капитана судьба младших Маранов не волновала, – заперли где-то, не вешать же было.

И на том спасибо. Выводок Амалии нужно разыскать. Ивонн хорошенькая, мало ли что придет в голову борцам за свободу. Особенно если напьются, а напьются они обязательно. Кровь порождает кровь, кто же это сказал? Святой Иоанн? Святой Лукиан? Нет, святой Адриан… Прежде чем податься в эсператисты, основатель ордена Славы навоевался досыта, так что знал, о чем говорит.

– Распорядитесь снять трупы, привести в порядок и похоронить… по-оллариански. Если вы, разумеется, не повесили еще и клирика.

– Будет исполнено, монсеньор. – Видно было, что Никола не согласен, но приказы не обсуждаются. – Но аспид удрал.

– Что сделано, то сделано, капитан. Я не стану искать зачинщиков, но больше никаких расправ!

– Какая ж это расправа? – возмутился Никола. – Пускай дверь в Рассвет вашей матушке придержат, сволочи. Только эрэа все их головы не перетянут.

Не перетянут, а потянут. В Закат. Убийство Маранов – вызов не только Колиньярам, но и короне. И это шило в мешке не утаить, не стоит и пытаться.

– Где барон Райнштайнер?

– Монсеньор… Ему удалось бежать, но его ищут.

Этого следовало ожидать. Такие звери, как Ойген Райнштайнер, в крестьянские ловушки не попадаются.

– Найдите детей, пусть за ними присмотрит Мари. Жюстена поместите отдельно.

Знать бы еще, что с ним делать. Казни он не допустит, но дальше-то что?

– Монсеньор, вы ступайте перекусить, а я займусь.

Прекрасный совет, и какой своевременный! Если не знаешь, что делать, ступай съешь чего-нибудь. А перед этим полюбуйся на повешенных, повешенные – это к счастью. Вороньему, надо полагать.

Закатные твари, из какой ерунды вырастает война! Мараны всего-то хотели заполучить титул и пожить в свое удовольствие. Между ними и Эпинэ стоял один человек, к тому же изгнанник. Казалось бы, какая малость. И вот Амалия стронула камень, из-под которого хлынула река, и только Леворукий знает, сколько народа в ней захлебнется… Робер рванул ворот рубахи, из последних сил сохраняя спокойствие.

– Капитан, вы идете со мной. Голодающие офицеры мне не нужны.

Как быстро пришла осень, несколько дней – и горы из зеленых стали золотыми. В Надоре лиственницы не росли, и Дик принял их за что-то вроде елок, которые зимой и летом одним цветом. Оказалось, нет.

– Странно как, – заметил Рихард Борн, – до моста было лето, а тут – осень.

– Черная Алати, – откликнулся Альдо, – тут все не как у людей. Жалко, праздник пропустили. И что б вам на неделю раньше приехать!

– Ты нас пригласил на охоту, – откликнулся Удо Борн. Он был младше Рихарда, но серьезней и обстоятельней, – а охота начинается после Осеннего Излома [82].