Лик Победы - Вера Камша

Сабве замолчал, и стало тихо. Король тяжело дышал, его руки вцепились в подлокотники кресла, королева казалась ледяной статуей, кардинал суетливо перебирал четки – Луизе казалось, гранаты в худых пальцах стучат друг о друга, словно игральные кости. Кансилльер требовательно взглянул на Фердинанда, у короля снова дернулась щека, и он громко и безжизненно произнес:

– Мы хотим слышать, что думают Лучшие Люди.

Лучшие Люди делиться мыслями не спешили.

Фердинанд заелозил в кресле, кашлянул и произнес, как показалось Луизе, с надеждой:

– Граф Гектор Рафиано.

Экстерриор красой не блистал, но без красоты худо только женщинам, да и то первые пятьдесят лет. Рафиано сдержанно поклонился:

– Ваше величество не будет возражать, если я возьму на себя смелость порадовать Лучших Людей небольшой притчей? Рассказ маркиза Сабве произвел слишком удручающее впечатление.

Притча? Ах да, экстерриор никогда не говорит прямо…

Король кивнул, облизнув сухие белые губы.

– Ваше величество, господа… В окрестностях одного села появились волки и принялись таскать овец. Расстроенные крестьяне попросили помощи у жившего по соседству барона, известного охотника. Тот согласился помочь. Три дня барон со слугами и собаками рыскал по лесу и наконец нашел логово и в нем дряхлого волка, утолявшего свой голод мышами и лягушками. Озадаченный барон пустил гончих по следу пропавших овец в надежде поймать похитителя. Собаки привели его к болоту, где по недосмотру пастухов и тонули животные. Барон посоветовал крестьянам прогнать бездельников и поискать тех, кто будет пасти скот, а не лодырничать. Крестьяне так и поступили, и больше овцы у них не пропадали, а волк к весне сам издох от голода и старости.

Экстерриор поклонился и спокойно вернулся на свое место, что-то сказав сидевшему рядом папеньке. Губернатор Сабве позеленел, придя в полную геральдическую гармонию со своим нарядом [85]. Граф Креденьи поднял руку.

– Мы слушаем нашего тессория.

– Ваше величество, господа, – любопытно, заметил господин Креденьи родимую дочь или не совсем? – Я полагаю, барон дал крестьянам разумный совет. Не стоит гоняться за подыхающим волком. Очевидно, что мятеж не пересечет пределов четырех графств и к весне захлебнется сам собой. Бунтовщики отрезаны от границ и не располагают сколько-нибудь заметными силами. Предлагаю блокировать мятежные графства и предъявить вожакам ультиматум.

– Граф, вы на удивление спокойны, – вскочил кто-то столь же породистый, как и маркиз Сабве, но постарше.

– Господин обер-прокурор, – холодно произнес Леопольд Манрик, – господин тессорий еще не закончил. Говорите, граф.

– Да-да, – закивал король, – мы вас слушаем.

– Благодарю моего государя. Господа, я полагаю, что причина бунта лежит не только и не столько в неожиданном возвращении Робера Эпинэ, сколько в неумелом управлении провинцией. Маркиз Сабве добивался и добился для себя весьма широких полномочий. И что мы видим в итоге? Полагаю разумным направить в Эпинэ другого губернатора, а владения покойного герцога Гийома временно взять под королевскую опеку. В создавшемся положении решать вопрос с наследством и титулом преждевременно.

Папенька со значительным видом проследовал к своей скамье. Король глубокомысленно молчал, вбирая ноздрями воздух. Потом пошевелился и изрек:

– В словах тессория и экстерриора есть смысл, но мы не можем оставить своих подданных на произвол судьбы. Мы слушаем герцога Колиньяра.

Герцог и брат Сабве, то-то они так похожи… Что в Совете Меча хорошо, так это то, что всех называют по имени, иначе с непривычки запутаешься.

Обер-прокурор Колиньяр был вне себя. Его ноздри раздувались, и он явно хотел кого-то придушить. Красивый мужчина, очень красивый. В отличие от жены. Интересно, сколько и чего нужно было дать герцогу, чтоб он женился на серой мыши? Надо спросить господина графа, хотя не все ли равно…

– …если мы станем выжидать, наши враги примут это за признак слабости, – герцог почти кричал, – стремительная и беспощадная расправа над преступниками должна стать предостережением всем. Всем, господа! Время полумер прошло, мы достаточно сильны, чтоб не церемониться с врагами Талига и не оглядываться на Золотой Договор!

Я понимаю, главной заботой экстерриора многие годы было ублаготворять Гайифу, Дриксен и Гаунау. Вначале осторожность и впрямь была необходима, но теперь графу Рафиано пора вспомнить о гордости. Никто не вправе указывать Талигу, как поступать с мятежниками. Никто не вправе спрашивать у Талига отчета. Следует раз и навсегда покончить со скопившейся за века крамолой. Сторонники допотопных обычаев, родичи и друзья удравших в Агарис предателей всех мастей, иноземные прихвостни – каждый должен получить свое. Мы слишком долго щадили изменников и заговорщиков, господа, слишком долго! Кровь, которая льется в Эпинэ, порождена нашим долготерпением и ничем иным!

Вверх взмыла холеная рука, тускло блеснул огромный аметист.

– Супрем [86] Вальтер Придд.

Повелитель Волн был бледен, впрочем, Луиза не исключала, что бледен он всегда. В самом деле, кто видел румяных спрутов?

– Ваше величество, ваше высокопреосвященство, – герцог Вальтер слегка наклонил голову, – Талиг силен, это так. И именно его сила делает жестокость излишней. Покойный кардинал это понимал, именно поэтому наша страна успешно избегала междоусобиц, а редкие мятежи оканчивались неудачей.

Если мы бросим на вооруженный косами и старыми алебардами сброд армию, наши враги решат, что мы слабы. Львы не гоняются за крысами, за крысами гоняются кошки. Разумеется, виновные должны ответить за свои преступления, но лишь после тщательнейшего судебного разбирательства.

Я присоединяю свое мнение к мнению тессория и экстерриора – бунт в центральных графствах свидетельствует либо о дурном управлении, либо о злонамеренном подстрекательстве. Это требует расследования, и я полагаю, благородный Колиньяр должен от него самоустраниться сразу по двум причинам. Он может невольно принять точку зрения своего брата и, огорченный гибелью сестры и ее семейства, рискует предаться гневу. Со своей стороны полагаю своим долгом сказать, что герцоги Эпинэ не опускаются до насилия над женщинами и детоубийства.

– Герцог Придд полагает, что я лгу? – бросился в бой Фернан Сабве.

– О нет, – не согласился некто худой и благообразный, – он всего-навсего не уверен в достоверности полученных вами сведений.

– Геренций [87], вы бы заговорили иначе, приди беда в ваш дом.

– Мой дом в Ноймаринен, – ага, значит, мы имеем дело с графом Гогенлоэ-цур-Адлербергом, – а в Ноймаринен подобные беспорядки невозможны. Во многом потому, что моя провинция управляется справедливо и мудро. Я полагаю, именно герцог Ноймаринен или же его наследник смогут честно и нелицеприятно прояснить ситуацию в Эпинэ.