Сын цирка - Джон Уинслоу Ирвинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доктора удивил незаконченный витраж под аркой балкона на втором этаже, выложенный неравномерными кусками цветного стекла, как будто само понятие Бога было здесь каким-то неполным и разрозненным. В часовне с иконами Фаррух ненароком закрыл псалтырь на странице с псалмом под названием «Принеси мне елей». На закладке, которую он вынул из псалтыри, говорилось о праздновании предстоящего юбилея миссии Святого Игнатия – «125 лет деятельной любви в воспитании молодежи». Там было также слово «мироутверждающий» – доктор Дарувалла никогда не имел ни малейшего представления, что это значит. Он снова заглянул в сборник псалмов, но даже само его название показалось ему оскорбительным – «Песенник харизматического обновления Индии»; он и не знал, что, оказывается, идет какое-то харизматическое обновление! Так что вместо псалтыри он взял молитвенник, в котором продвинулся не дальше строчки в первой же молитве: «Храни нас, Боже, как зеницу ока…»
Затем доктор Дарувалла обнаружил «Намерения святого отца на 1990 год». На январь предполагался диалог между католической и англиканской общинами как продолжение поисков христианского единства. На февраль предлагались молитвы для тех католиков в разных странах, кто страдает от словесного либо физического преследования. В марте прихожанам рекомендовалось продемонстрировать более реальные свидетельства помощи нуждающимся, равно как и верность «бедности Евангелия». Доктор Дарувалла не мог читать, что там дальше, после марта, поскольку фраза «бедность Евангелия» остановила его. Фаррух чувствовал, что вокруг слишком много того, что не имеет для него смысла.
Даже прихотливая коллекция икон брата Габриэля мало что значила для доктора, хотя эта комната с иконами в миссии Святого Игнатия была одной из достопримечательностей Бомбея. Изображения показались Фарруху мрачными и темными. На стене висело «Поклонение волхвов» украинской иконописной школы XVI века, «Усекновение головы Иоанна Крестителя» – XV век, икона с севера России. Тема страстей Христовых была представлена «Тайной вечерей», «Распятием», «Снятием с креста», «Положением во гроб», «Воскресением» и «Вознесением»; все эти иконы с XIV по XVIII век были выполнены новгородской, византийской, московской и прочими иконописными школами. Одна из икон называлась «Успение Богородицы», и это было уже слишком для доктора Даруваллы – он не понимал значения слова «успение».
От икон доктор двинулся к кабинету отца настоятеля, где к закрытой двери была прибита доска, напоминающая карточную игру в криббедж: с помощью отверстий и колышков отец Джулиан указывал свое местонахождение или степень доступности – «скоро вернусь», или «не беспокоить», или «в своем кабинете», или «буду поздно», или «вернусь к ужину», или «уехал из Бомбея». Вот когда доктор Дарувалла подумал, что ему самому следовало бы «уехать из Бомбея»; то, что он родился здесь, отнюдь не означало, что он здешний.
Услышав звонок, возвестивший об окончании уроков, Фаррух понял, что уже три часа пополудни. Он стоял на балконе второго этажа и наблюдал за школьниками, бегающими по пыльному двору. За ними приезжали автомобили и автобусы либо приходили матери или служанки из местных, чтобы отвести детей домой. Глядя с балкона, доктор Дарувалла решил, что это самые толстые дети, которых он когда-либо видел в Индии. С его стороны это было злопыхательством – никак не меньше половины учеников Святого Игнатия были вдвое худее Фарруха. Тем не менее доктор знал, что вмешиваться далее в дела одержимого миссионера – это все равно что прыгать с балкона, дабы самоубиться на глазах этих беспорочных деток.
Фаррух также знал, что ни один служащий миссии не примет Мартина Миллса за Дхара. Иезуиты не были замечены в симпатии к так называемому Болливуду – индийской кинопомойке; молодые женщины в мокрых сари – это была не их тема. Все эти супергерои и изверги-злодеи, насилие и пошлость, безвкусица и сентиментальность, как и сходящие порой с небес божества, дабы поучаствовать в делах человеческих… В миссии Святого Игнатия едва ли знали об Инспекторе Дхаре. Однако кто-то из учеников Мартина Миллса мог обнаружить его сходство с Инспектором Дхаром – тот был популярен среди школьников.
Доктор Дарувалла все тянул время; у него еще оставались другие дела, но он не мог заставить себя уехать. Он не осознавал, что он сочиняет; он никогда не начинал так, как в этот раз. Когда всех детей разобрали, он вошел в помещение церкви Святого Игнатия, но не для молитвы. Огромный круг незажженных свечей висел над центральным столом, лишь формой напоминавшим трапезный; на самом деле это был складной стол для домашнего хозяйства, больше всего подходящий, скажем, для сортировки белья. Амвон справа от этого стола (притом что Фаррух стоял перед алтарем) был оснащен вызывающе блестевшим микрофоном; на амвоне лежал открытый лекционарий[81], возможно приготовленный, как предположил доктор, для чтения во время вечерней мессы. Доктор Дарувалла не мог преодолеть своего любопытства. Лекционарий был открыт на Втором послании Павла к коринфянам.
«Посему, имея по милости Божией такое служение, мы не унываем» (4: 1), – писал этот обратившийся в христианство человек.
Доктор читал дальше:
«Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся; Мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем; Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем» (4: 8–10).
Доктор Дарувалла почувствовал себя маленьким и ничтожным. Он решился опуститься на скамью в одном из боковых проходов, как будто веры его было недостаточно, чтобы сесть в центральном проходе. Его собственное преображение казалось чем-то очень далеким и несерьезным; в своих ежедневных помыслах он едва ли обращался к вере, – возможно, подумал он, его просто укусила обезьянка. Он отметил, что в церкви не было органа; другое, вероятно тоже расстроенное, пианино стояло слева от складного стола – на пианино чрезмерно блестел еще один микрофон.
Издалека в помещение церкви доносился шум постоянно проезжающих мопедов – треск их маломощных моторов, кряканье адских клаксонов. Внимание доктора привлекли запрестольный Христос на кресте и фигуры двух знакомых женщин, сиротливо стоящих слева и справа от Него. Мать Мария и Мария Магдалина, предположил доктор Дарувалла. Высеченные из камня, в натуральную величину фигуры святых были установлены на колоннах вдоль нефов; массивные колонны служили опорой для святых, и у ног каждого святого был качающийся вентилятор, направленный вниз, чтобы нести прохладу прихожанам.
Доктор Дарувалла не без кощунства отметил про себя, что одна из каменных святых едва держится на своей колонне; шею святой прихватили толстой цепью, и сама цепь крепится к колонне с помощью массивного стального кольца. Доктору хотелось выяснить, что
