Том 9. Повести. Стихотворения - Валентин Катаев

1922

Румфронт

Мы выпили четыре кварты.Велась нечистая игра.Ночь передергивала картыУ судорожного костра.

Ночь кукурузу крыла крапом,И крыли бубны батарейКолоду беглых молний. С храпомГрыз удила обоз. Бодрей,По барабану в перебранку,Перебегая на брезентПалатки, дождь завел шарманкуНазло и в пику всей грозе,Грозя блистательным потопомНеподготовленным окопам.

Ночь передергивала слухиИ, перепутав провода,Лгала вовсю. Мы были глухиК ударам грома. И водаРазбитым зеркалом лежалаВокруг и бегло отражалаМошенническую игру.Гром ударял консервной банкойПо банку… Не везло. И грустьСледила вскользь за перебранкой

Двух уличенных королей,Двух шулеров в палатке тесной,Двух жульнических батарей:Одной — земной, другой — небесной.

1922

Сухая малина

Малина — потогонное.Иконы и лампада.Пылает ПатагонияСтаканом, полным яда.

— Зачем так много писанок,Зачем гранят огни?Приходит папа: — Спи, сынок,Христос тебя храни.

— Я не усну. Не уходи.(В жару ресницы клеются.)Зачем узоры на грудиУ красного индейца?

Час от часу страшнее словУ доктора очки.И час не час, а часословНад гробом белой панночки.

Бегут часы, шаги стучат, —По тропикам торопятся.— Зачем подушка горячаИ печка кровью топится?

Зовет меня по имени.(А может быть, в бреду?)— Отец, отец, спаси меня!Ты не отец — колдун!

— Христос храни. — До бога ли,Когда рука в крови?— Зачем давали Гоголя?Зачем читали «Вий»?

1922

Полет

Во сне летал, а наявуИграл с детьми в серсо:На ядовитую травуСадилось колесо.

Оса летала за осой,Слыла за розу ось,И падал навзничь сад косойПод солнцем вкривь и вкось.

И вкривь и вкось Сантос ДюмонНад тыщей человек —Почти что падал, как домой,На полосатый трек.

Во сне летал, а наяву(Не как в серсо — всерьез!)Уже садился на травуБлиз Дувра Блерьо.

Ла-Манш знобило от эскадр,Смещался в фильме план,И было трудно отыскатьМелькнувший моноплан.

Там шлем пилота пулей стал,Там пулей стал полет —И в честь бумажного хвостаВключил мотор пилот.

Во сне летал, а наяву,У эллинга, смеясь,Пилот бидон кидал в травуИ трос крепил и тряс.

И рота стриженых солдатНе отпускала хвост,Пока пилот смотрел назадВо весь пилотский рост.

Касторкой в крылья фыркал гном,Касторку крыла пыль,И сотрясал аэродромОкружность в десять миль.

Во сне летал… И наяву —Летал. Парил Икар,Роняя крылья на травуТрефовой тенью карт.

Топографический чертежКоробился сквозь пар,И был на кукольный похожАртиллерийский парк.

Но карты боя точный ромбПодсчитывал масштаб,Пуская вкось пилюли бомбНа черепичный штаб.

Во сне летал, а наявуСо старта рвал любойРекорд, исколесив траву,Торпедо-китобой,

Оса летала за осой,Слыла за розу ось,И падал навзничь сад косойПод солнцем вкривь и вкось.

Летело солнце — детский мяч,Звенел мотор струной, —И время брил безумный матчНад взмыленной страной.

1923

Опера

Голова к голове и к плечу плечо.(Неужели карточный дом?)От волос и глаз вокруг горячо,Но ладони ласкают льдом.

У картонного замка, конечно, корь:Бредят окна, коробит пульс.И над пультами красных кулисных зорьЗаблудился в смычках Рауль.

Заблудилась в небрежной прическе бровь,И запутался такт в виске.Королева, перчатка, Рауль, любовь —Все повисло на волоске.

А над темным партером висит балкон,И барьер, навалясь, повис, —Но не треснут, не рухнут столбы колониНа игрушечный замок вниз.

И висят… И не рушатся… Бредит пульс…Скрипка скрипке приносит весть:— Мне одной будет скучно без вас… Рауль.— До свиданья. Я буду в шесть.

1923

Каток

Готов!Навылет!Сорок жара!Волненье, глупые вопросы.Я так и знал, она отыщется,Заявится на рождестве.Из собственного портсигараВорую ночью папиросы.Боюсь окна и спички-сыщицы,Боюсь пойматься в воровстве.

Я так и знал, что жизнь нарежетсяКогда-нибудь и на кого-нибудь.Я так и знал,Что косы косами,А камень ляжет в должный срок.За мной!В атаку, конькобежцы!Раскраивайте звезды по небу,Пускай «норвежками» раскосымиИсполосован в свист каток!

Несется каруселью обморок,И центр меняется в лице.Над Чистыми и ПатриаршимиФаланги шарфов взяты в плен.— Позвольте, я возьму вас об руку,Ура! Мы в огненном кольце!

Громите фланг.Воруйте маршамиБез исключенья всех Елен!

1923

Разрыв

Затвор-заслонка, пальцы пачкай!Пожар и сажа, вечно снись им.Мы заряжали печку пачкойПрочитанных, ненужных писем.

Огонь. Прицел и трубка — 40,Труба коленом — батарея.В разрывах пороха и сораМы ссорились, но не старели.

Мы ссорились, пока по трупамКонвертов фейерверкер бегал,Крича по книжке грубым трубам:— Картечью, два патрона беглых!

Пустые гильзы рвали горло,Пустел, как жизнь, зарядный ящик,И крыли пламенные жерлаКартечью карточек горящих.

1923

Киев

Перестань притворяться, не мучай, не путай, не ври,Подымаются шторы пудовыми веками Вия.Я взорвать обещался тебя и твои словари,И Печерскую лавру, и Днепр, и соборы, и Киев.

Я взорвать обещался. Зарвался, заврался, не смог,Заблудился в снегах, не осилил проклятую тяжесть,Но, девчонка, смотри: твой печерский языческий богИз пещер на тебя подымается, страшен и кряжист.

Он скрипит сапогами, ореховой палкой грозит,Шелушится по стенам экземою, струпьями фресок,Он дойдет до тебя по ручьям, по весенней грязи,Он коснется костями кисейных твоих занавесок.

Он изгложет тебя, как затворник свою просфору,Он задушит тебя византийским жгутом винограда,И раскатится бойи беда,и пальба —по Днепру, —И на приступ пойдет по мостам ледяная бригада.

Что ты будешь тогда? Разве выдержишь столько потерь,Разве богу не крикнешь: «Уйди, ты мне милого застишь»?Ты прорвешься ко мне. Но увидишь закрытую дверь,Но увидишь окошко — в хромую черемуху настежь.

1923

Полярная звезда

Все спокойно на Шипке.Все забыты ошибки.Не щетиной в штыки,Не на Плевну щетинистым штурмом,Не по стынущим стыкам реки,Не в арктических льдах обезумевший штурман —

Ветеран роковой,Опаленную пулею грудь яПодпираю пустым рукавом,Как костыль колеса подпирает хромое орудье.

Щиплет корпий зима,Марлей туго бульвар забинтован.Помнишь, вьюга лепила, и ты мне сказала сама,Что под пули идти за случайное счастье готов он.

Не щетиной в штыки,Не на Плевну щетинистым штурмом,Не по стынущим стыкам реки,Не в арктических льдах обезумевший штурман —Ветеран роковой,Самозванец — солдат, изваянье…

И «Георгий» болтается нищей Полярной звездойНа пустом рукаве переулка того же названья.

1923