Другой Владимир Высоцкий - Федор Ибатович Раззаков

под сукно, поскольку у коммуниста Любимова в том же ЦК КПСС и других влиятельных структурах (например, в КГБ) были влиятельные «крышеватели». Например, член Политбюро Юрий Андропов (кстати, он и хозяин Москвы В. Гришин были единственными членами Политбюро, кто прислал свои соболезнования на «Таганку» в связи со смертью Высоцкого). Поэтому режиссер и творил все, что хотел. Например, 31 октября, во время очередного прогона «Владимира Высоцкого», Любимов разрешил снимать это действо на видеопленку, чтобы показать потом коллегам и зарубежным журналистам. За это режиссеру был объявлен очередной нагоняй — строгий выговор с предупреждением об освобождении от работы. На что Любимов заявил: дескать, если спектакль не будет принят, то он будет вынужден… уйти из театра. Казалось бы, вот прекрасный шанс дать строптивому режиссеру под зад коленом и освободить себя от дальнейших проблем с ним. Тем более что он сам грозит увольнением. Но на защиту режиссера вновь встают его «крышеватели». В результате стороны приходят к компромиссу: Любимов остается на «Таганке», но работа над спектаклем «Владимир Высоцкий» приостанавливается. Не навсегда, а всего лишь на время, поскольку куратор «Таганки» Юрий Андропов, по сути, уже находится в полшаге от генсековского трона.

Но пока главный чекист только готовится стать генсеком, его оппоненты из державного лагеря ведут «борьбу нанайских мальчиков» — пытаются сбить накал страстей вокруг «культа Высоцкого». 9 декабря 1981 года в Центральном Доме архитекторов на улице Щусева состоялся вечер, посвященный выходу в свет сборника стихов Владимира Высоцкого «Нерв». На него, как и положено, пришли сливки либеральной общественности, однако власти сделали все от них зависящее, чтобы испортить им настроение. Например, в зал пускали далеко не всех (людей с гитарами сразу заворачивали назад), а также было запрещено исполнять песни Высоцкого (Николай Губенко этот запрет все же нарушил).

Однако чем сильнее державники во власти пытались затормозить развитие «культа Высоцкого», тем сильнее он разрастался. Собственно, так и должно было быть, поскольку запретный плод всегда сладок. И те манипуляторы во власти, которые пестовали этот «культ», прекрасно это понимали, поэтому намеренно провоцировали противоположную сторону на это противодействие. Собственно, так было еще при жизни Высоцкого, так продолжалось и после его смерти.

Тем временем близилось 44-летие Высоцкого, которое заметно отличалось от прошлогоднего. Если год назад, когда бард был еще жив, о нем не написало ни одно советское печатное издание, то теперь таких публикаций было несколько. Так, 17 января в «Советской России» появилась статья Роберта Рождественского под названием «Мы не уйдем с гитарой на покой». А в первом номере журнала «Дружба народов» была опубликована подборка стихов Владимира Высоцкого с предисловием к ним Андрея Вознесенского. В том же январском номере, но уже журнала «Москва», была опубликована еще одна подборка стихов покойного барда.

В день рождения Высоцкого — 25 января — произошло важное событие: из жизни ушел главный идеолог партии Михаил Суслов, после чего в верхах созрело решение назначить на его место Юрия Андропова. И хотя его официальное назначение должно было быть оформлено в мае, на Пленуме ЦК КПСС, однако либералы во власти активизировали свою деятельность. В итоге уже в апреле в набор ушел июньский номер журнала «Юность», где за подписью Аллы Демидовой была напечатана одна из крупнейших посмертных статей о Владимире Высоцком под названием «Он играл Гамлета».

Правда, противоположная сторона тоже времени зря не теряла. Едва этот номер с «Юностью» оказался у подписчиков, как 9 июня «Литературная газета» опубликовала статью поэта-державника Станислава Куняева «От великого до смешного». В ней автор размышлял о том, что многие песни Высоцкого, особенно о войне, о товариществе, написаны талантливо и поэтому заслуженно популярны. Но в то же время, сетовал поэт, не стоитзакрывать глаза и на то, что Высоцкий сочинил немало песен из «блатной» и «алкогольной» серий, в которых не сумел подняться над своими «героями». В этих песнях жизнь изображена чем-то вроде «гибрида забегаловки с зоопарком». Лирический герой ряда песен Высоцкого — примитивный человек, будь то приблатненный Сережа или дефективные Нинка с Зинкою. Высоцкий, по мнению Куняева, был модным не только для «снобов» — он был модным и для торгаша из «игрушечки-Лады», и для «шашлычника», который, купив книгу Высоцкого, не прочитает ее, а поставит на полку, к роскошным подписным изданиям классиков, так как книги ему нужны для престижа, а исполнение — для «души». Зачем ему читать тексты, проще нажать кнопку стереомага, и автор отчаянным аккордом, щемящей хрипотцой, разрывающимися от напряжения связками вместе с «шашлычником» посмеется над жертвами своей острой наблюдательности.

«Хорошо душе торгаша — это его мир, его лексика. Как же ему не любить Высоцкого?» — задает вопрос Куняев. И сам же на него отвечает: «Высоцкий популярен и в этом чернорыночном мире…», который считает, что чуть ли не все поэты «немного наши».

Естественно, что эта статья вызвала бурю возмущения со стороны пропагандистов и адептов «культа Высоцкого» и на редакцию газеты обрушился шквал звонков и мешки писем. Но Куняев был непреклонен, объясняя позднее, что в своей статье он «всего лишь остановился на издержках, почти неизбежных в случае, когда человек искусства становится сверхпопулярным и когда по закону обратной связи его творчество, порой независимо от него самого, вынуждено, может быть, иррационально формировать то, что жаждет от творца публика». Куняев увидел в этом «определенную и фатальную взаимную несвободу поэта и его поклонников». Правда, Куняев признался, что «может быть, в своих размышлениях допустил несколько излишне резких формулировок».

По сути, Куняев оказался первым советским интеллигентом, кто публично высказал не только сомнение по адресу отдельных сторон творчества Высоцкого, но, главное, обратил внимание общественности на то, что «культ Высоцкого» способен стать мощным манипу-лятивным средством в руках тех, кто им управляет. Однако советское общество было настолько наивно и податливо на любые манипуляции, что его не трудно было обмануть профессиональным шулерам, о которых, кстати, когда-то пел сам Высоцкий в песне «У нас вчера с позавчера…» (1967). Эти шулера долгие годы весьма ловко манипулировали самим Высоцким, играя на его слабостях, и то же самое они с не меньшим успехом могли проделывать и с народом, ведя его в том направлении, куда им было выгодно. Тем более, когда в их рядах состояла целая армия штатных психологов, философов и других физически недоразвитых, но умственно гибких интеллектуалов. Вроде философа В. Толстых, который в той же «Литературной газете», отвечая Куняеву, заметил: «Вы не найдете в его (Высоцкого. — Ф. Р.) (безусловно, неровном) множестве стихов-песен ни одной пустой, бессмысленной или написанной без