Беспощадный. Не русские идут - Василий Головачев

Аглая нерешительно посмотрела на Буй-Тура.

– Все ко мне, – приказал он в бусину рации на губе, шагнул к журналисту, но прервать его не успел.

Канчельскис быстро сделал два снимка Аглаи, сфотографировал машину и навёл фотоаппарат на Буй-Тура, так что тот едва успел среагировать на это, отведя объектив.

Журналист, действуя словно автомат, тут же отвернул фотоаппарат, задал вопрос:

– Правда, что ваш доклад готовила российская спецслужба, ФСБ?

– Что за чушь? – удивилась Аглая.

– Вы утверждали, что Россия является главным государством мира…

Буй-Тур наконец достал журналиста, крепко взял его под локоть, сжал пальцы так, что того перекосило.

– Господин Канчельскис. – Гордей хотел в краткой матерной форме попросить корреспондента неизвестно чьих «Новостей» удалиться, но заметил, что за ними со ступенек входа в институт наблюдает Мандель с каким-то молодым монахом в рясе, и передумал. – Господин Канчельскис, я как раз представляю ту самую спецслужбу, которой вы хотите приписать несвойственные ей функции. В связи с этим хочу предупредить: если вы и дальше будете задавать издевательские и провокационные вопросы, я привлеку вас к уголовной ответственности за клевету.

Глаза толстяка (не зря журналиста прозвали Боровом) вылезли из орбит, лицо посерело.

– Я… я… вы не имее… права…

– Я как раз имею право, – задушевно улыбнулся Буй-Тур. – Я даже имею право задержать вас на тридцать шесть часов для проверки документов и установления личности, а потом и выдворить за пределы России. Ну, как, дражайший господин щелкопёр, мы с вами договорились?

Он сжал локоть журналиста сильнее.

– Я… ой!.. да, я понятно…

– Вот и отлично. Идите пока. Услышу вас в эфире какой-нибудь радиостанции с очередной клеветой, разговор у нас состоится другой.

Гордей отпустил локоть Канчельскиса, и тот, взмокший, потрусил прочь, вытирая лоб рукой. Возмущаться «произволом властей» он почему-то не стал, и это было странно, так как в подобных случаях «правозащитники» его уровня всегда начинали кричать «караул», надеясь на помощь коллег.

Мандель! – мелькнула догадка. Не зря он здесь пялится на происходящее. Уж не с его ли подачи этот ублюдок полез к Аглае?

– Садись в машину, – сказал он девушке, – я сейчас.

Оперативники команды уже появились в поле зрения, и Гордей сделал то, чего от него не ждал никто, в том числе магистр: быстро поднялся по ступенькам к Манделю и монаху.

– Привет, сеятель.

Брови Манделя прыгнули на лоб.

– Вы мне?

– Тебе, тебе, шестёрка Акума, сеятель смуты. Я же предупреждал, не лезь в наши дела, не науськивай шавок вроде этого болвана на добрых людей, не шпионь, не ищи повода для провокаций. Неужели не понял?

В чёрных глазах магистра вспыхнули молнии.

– Я бы попросил…

– Да брось ты, эмиссар грёбаный, мы отлично понимаем друг друга. Пока я прошу тебя по-хорошему, но могу и по-плохому.

Губы Манделя побелели. Он сжал кулаки, открыл рот, собираясь что-то сказать.

И тотчас же оперативники Буй-Тура по его жесту обступили разговаривающих со всех сторон.

Он замер, озираясь, оценивая силы противника, с усилием привёл себя в благостный вид, растянул губы в холодной улыбке.

– Воевода, воевода, вы не представляете, кому бросаете вызов. Я этого не забуду.

– Разумеется, не забудете. Хотите добрый совет? Уезжайте-ка домой, господин «финский представитель». Здесь вам ничего не обломится. А главное, ну никак не удастся напакостить. Мы будем очень внимательно следить за вами. – Гордей повернул голову к монаху, стоявшему совершенно спокойно, будто его ничто не интересовало. – И вам, уважаемый батюшка…

– Климентий, – подсказал Борис, – гражданская фамилия Кокс, служит у Лукьяневского.

– И вам, отец Климентий, я бы посоветовал поменьше встречаться с этим господином, да и с патроном тоже, ни к чему хорошему это не приведёт.

– Я тебя встречу, шеклехави! – прошипел Мандель и исчез. Объявился в пяти метрах от того места, где только что стоял, кинул на Буй-Тура горящий взгляд и снова исчез.

Монах молча засеменил вниз по лестнице, ни разу не глянув на собеседника Манделя.

Оперативники затоптались на ступеньках, ища глазами магистра, переглядываясь и посматривая на командира.

– Круто бегает, колдун чёртов, – пробормотал Влад.

Буй-Тур вздохнул с завистью. Так быстро передвигаться, даже владея темпом, он не умел.

– Отбой, разбежались по объектам.

– За Манделем идти? – спросил Ус.

– Во-первых, вряд ли ты его найдёшь. Во-вторых, за ним должны следить наши нюхачи. Работай в паре с Борисом. Вечером часов в десять – сбор.

Гордей вернулся к «Ауди», сел рядом с Аглаей.

– С кем это ты разговаривал? – спросила она.

– Так, с одним очень неприятным типом. Лучше тебе его не знать.

– А что ты сказал журналисту, я не поняла? Ты серьёзно из ФСБ?

– Нет, если честно, – признался Гордей. – Но мы работаем в родственной структуре и печёмся о безопасности законопослушных граждан страны. В нашу задачу входит охрана наших общественных мероприятий.

– Охрана таких конференций, как эта? – лукаво прищурилась девушка.

– Что значит – таких? – озадачился Буй-Тур. – Что ты имеешь в виду?

– Это конференция славянских общин.

– Ну, почему только славянских? На форум съехались со всего света, в том числе тибетские монахи, индийцы, делегаты из Монголии и Канады. Но с другой стороны, ты права, по большей части материалы, представленные на конференции, касаются наших предков, гиперборейцев.

– И как же называется ваша организация?

Буй-Тур помедлил, решая, может ли он довериться совсем молодой девчонке.

Ник за рулём не реагировал на беседу командира с пассажиркой, но не это останавливало Гордея.

– Никому не скажешь?

– Даже под пыткой, – серьёзно ответила Аглая.

– «Три Н».

Лицо девушки отразило забавную смесь эмоций, от озабоченности до удивления.

– Как?

– Это аббревиатура трёх слов «никого над нами», отсюда «Три эн». Для удобства произносится как одно слово.

– Странное название. Что оно означает?

– Если тебе будет интересно, я как-нибудь расскажу.

– Очень интересно!

– Пока я могу сказать только одно: наша организация, принадлежащая родовой вечевой службе, добивается того, чтобы никто чужой не смел управлять Россией – в частности, и человечеством – в целом.

Аглая покачала головой.

– Ты говоришь как мой отец.

– Это плохо?

– Просто удивительно, что вы смотрите на мир почти одинаково.

– Познакомишь меня с ним?

– Приходи завтра на конф… – Она сконфузилась. – Извини, забыла, что ты там всё время. Завтра увидимся, и я вас познакомлю.

Машина попетляла по узким улочкам города, выехала на Московский проспект, и Буй-Тур приказал ехать помедленней. Остановились у отреставрированного старинного здания с новомодной стеклянной верхней пристройкой. На первом этаже здания и располагалось кафе под названием «Вита Нова».

Аглая с любопытством посмотрела на вывеску.

– Надо же, сколько раз была на проспекте, а этого кафе ни разу не видела.

– Значит, его открыли недавно.

– Подежурить? – индифферентно спросил Ник.

– Будь здесь через час, – попросил Гордей.

Они прошли в кафе через стеклянную дверь, сели у окна за столик для двоих.

– Есть по-крупному хочешь?

– Нет, я по вечерам обычно ем что-нибудь лёгкое, овощи, салаты, фрукты.

– Я тоже не склонен к чревоугодию. Тем более что это большой грех.

Аглая испытывающее глянула на спутника.

– Ты же говорил, что ты из наших.

– В каком смысле?

– Чревоугодие – христианское понятие греха, как и другие шесть: гордыня, зависть, похоть, гнев, алчность и праздность.

Буй-Тур стал серьёзным.

– Не соглашусь с тобой. Это общечеловеческие прегрешения, от которых следует избавляться всем людям.

На лбу Аглаи собрались морщинки, в глазах мелькнуло удивление.

– Как странно, я об этом не думала. Наверно, ты прав.

– Прав, прав, – кивнул Гордей, вдруг ловя себя на мысли, что его всё больше тянет к этой девчонке, годящейся ему в дочери.

Буй-Тур заказал сидр, а Аглая свежевыжатый грейпфрутовый сок, полистали меню.

– Я бы не отказалась от тушёной капусты, – призналась девушка смущённо.

Гордей фыркнул.