Алая Завеса. Наследие Меркольта - Роман Александрович Покровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То же самое касалось и Пенелопы. Несмотря на данное себе обещание больше никогда не думать о ней, он не мог оставить её одну здесь. Попросту не имел на это права.
Нет. Он должен вернуться живым – с триумфом и под всеобщие аплодисменты.
Городской парк воскресал. В такие дни особенно приятно находиться в этом месте – наслаждаться тишиной, свежим воздухом и потрясающей весенней природой.
Но не сейчас. На данный момент это место было обагрено кровью.
Юлиан присел на казавшуюся весьма удобной лавочку под деревом, но и там не смог достигнуть состояния покоя. Он положил ногу на ногу, затем поменял их местами, но всё ещё ощущал ужасный дискомфорт.
Потрогав рукой карман, он удостоверился, что диктофон всё ещё на месте. Возможно, уже через несколько часов этот предмет станет важнейшей уликой в деле против преступника Якоба Сорвенгера, а сам Юлиан – настоящим героем.
Но он не хотел загадывать наперёд. Будущее невозможно было предвидеть.
Юлиан посмотрел на наручные часы. Они показывали ровно три часа дни. Именно это время было назначено для роковой встречи.
Он не тешил себя иллюзиями. Никто не исключал того, что Сорвенгер не только опоздает на час подобно Моритцу Зеннхайзеру, но и вообще не придёт.
Но он не разочаровал Юлиана.
Юноша был готов поклясться, что не видел никого, кто приближался к нему. Но, повернув голову направо, увидел его – высокого, пугающего и облачённого в чёрный костюм.
На Сорвенгере были большие чёрные очки – скорее всего, он успел стать заложником своей известности, и таким образом рассчитывал оставаться инкогнито.
Но Юлиан, казалось, узнал бы Сорвенгера, даже если бы он находился в маске.
Сердце замерло и, похоже, не запустилось вновь. Юлиан находился лицом к лицу с ним – теперь не оставалось никаких сомнений, что Сорвенгер существует. Всё такой же грациозный, утончённый и излучающий уверенность, он более не походил на взлохмаченного и неопрятного подсудимого со слушания в Лондоне.
На висках прибавилось седины, а под глазами морщин, но он оставался тем же самым, кем и был. Тем, кто вырвал сердце Ривальды из груди и выбросил его. Юлиана невероятно сильно злило то, что он не может видеть глаз Сорвенгера, но рисковать, срывая очки, он не решился.
– Хороший денёк, не правда ли? – поприветствовал Юлиана гость.
Голос тоже не изменился.
– Якоб Сорвенгер, – не поворачивая головы, прошипел Юлиан.
– Не называй меня так. Моё имя – Якоб Рейнхард.
– И что теперь? Тоже начнёте меня убеждать в том, что Сорвенгер – это выдумка?
– Нет, – повернул голову собеседник. – Можешь считать меня за кого угодно, но не за лжеца.
– Вы так спокойно говорите об этом? Очевидно, вам известно, насколько мне была дорога Ривальда Скуэйн? Помните её? Вы ещё ей сердце из груди вырвали.
Внутри Юлиана полыхало адское пламя. Демон умолял его растерзать Рейнхардта, но Юлиан, который всё ещё оставался самим собой, понимал, что это было бы самоубийством.
Незаметно он включил диктофон. Сорвенгер ничего не заметил.
– Так ты здесь для того, чтобы мстить? – он повернулся к Юлиану.
Юноше стало жутко.
– Хотелось бы, но у меня ничего не выйдет.
– Согласен. Тогда почему ты здесь?
Этот вопрос поставил Юлиана в тупик.
– Потому что до сих пор не могу найти покоя. А ещё, потому что я единственный, кто знает, что это вы пытались вернуть Молтембера из Эрхары.
– И что ты намереваешься делать с этими знаниями?
– Донести до всех.
– Я думаю, нелогично раскрывать мне свои планы.
– Так убейте меня.
– Мог бы. Но, к несчастью, я не тот демон, за которого ты меня считаешь. Возможно, и не безгрешен, но беззащитных детей убивать не буду.
Очевидно, Сорвенгер примерил на себя образ благородного злодея.
– Тогда в какой-то момент я сам убью вас.
– Сильное заявление. Прямо сейчас ты угрожаешь потенциальному мэру этого города. Считаешь, что эта разумно?
– Нет.
Юлиан не понимал, почему всё ещё жив. Он буквально настаивал на том, чтобы Сорвенгер раскрыл свой лик всему городу, но тот был настолько апатичен, что вызывал лишь чувство раздражения.
– Видимо, мы близки к тому, чтобы понять друг друга. Времена изменились, Юлиан Мерлин. Ты считаешь меня за истинного врага, и в чём-то ты прав. Но это всё осталось в прошлом. Его не изменить. Стоит это принять. Мы оказались на войне по разные баррикад. Исторически сложилось так, что люди непрерывно воюют друг с другом. И на войне не бывает неправых. Каждый прав, но лишь отчасти. То же самое случилось и с нами.
– Вы предлагаете мне дружбу?
– Дружба между нами невозможна, но я хочу достичь определённого уровня взаимопонимания. Полагаю, что ты остался всё тем же строптивым сорванцом, что и раньше, а значит, пытаешься убедить всех в том, что Якоб Рейнхард – крайне плохой человек, который желает погубить этот город?
– И это абсолютная правда. Ведь это вы убили Густава Забитцера, Людвига Циммермана и Роберта Ковальски.
Юлиан не мог принять подозрительного спокойствия Сорвенгера.
Его ответ мог поставить точку в этом деле. Если собеседник признается в убийствах, ничто не поможет ему скрыться от правосудия, потому что запись на диктофоне выступит в качестве явки с повинной.
– Густав Забитцер погиб в результате несчастного случая, а Циммерман и Ковальски покончили с собой. По-моему, ситуация более чем прозрачная.
– Я знаю, что это ваших рук дело.
– Одной лишь уверенности недостаточно. А доказательств нет, и не будет. Департамент закрыл дело. Пора и тебе забыть о нём.
– Если вы уверены в своей неприкосновенности, то зачем просите меня забыть обо всём? Я же не более чем муха, что летает под носом. Меня прихлопнуть – раз плюнуть.
– Якоб Рейнхардт не убийца. Я пытаюсь прийти к какому-либо компромиссу, потому что ты мне, как ни странно, нужен.
– Я? Зачем?
– Объясню, но прежде ты должен понять меня. Сорвенгер – твой враг. Рейнхард – тот, с кем тебе выгодно считаться. Ты желаешь остаться в этом городе, потому что он многое для тебя значит, а я в скором времени могу прийти к должности мэра. Разве тебя не прельщает такая поддержка?
– Не в том случае, когда мэр – убийца.
– А Забитцер был безупречен? Знай ты столько, сколько и я, то так бы не думал. Это политика. Здесь все ходят по головам и втыкают
