Один человек и один город - Вероника Евгеньевна Иванова

– Небольшая пристройка к человеческому организму. К той его части, что и так является искусственной. Единственная неприятность, что мощности заряда хватает всего на несколько минут, поэтому память постоянно обнуляется. Но нам повезло: в момент клинической смерти механизм блокировки отключается, и пишется все подряд. Пока хватает места. Пройди между вашим разговором и смертью Карлоса чуть больше времени, мы бы не увидели ничего существенного.

Вот так новость. Только не говорите мне, что всю эту информацию, если она хранится в человеческом теле, нельзя считывать динамически. В доме же могут повсюду быть натыканы приемники и передатчики, да?

– И много у вас таких ходячих камер?

– Теперь, когда эффективность метода доказана, к сожалению, с помощью человеческих жертв, их станет больше. Но разговор идет не о новинках технического прогресса.

Конечно. И Петер у меня за спиной находится не в качестве мебели.

– Вы были там, отрицать бесполезно.

Это я уже понял. Осталось только дождаться судейского резюме. Если доживу до суда.

– Как вы там оказались?

– Работал.

Недоумение, изображенное приподнятой бровью.

– Можете справиться у моего начальства. Переписывал мусор. Для составления графика работ по вывозу.

Короткий взгляд в сторону телохранителя. Движение воздуха над моим плечом, явно означающее кивок.

– И в одном из домов вы встретили Карлоса?

– Именно так.

– Он говорил с вами, как с приятелем. Вы знакомы?

Все это можно проверить, а значит, нет смысла врать или отмалчиваться.

– Виделись пару раз. На ярмарке. В городе. Выпивали вместе однажды.

– Из его слов, обращенных к вам, следует, что о мальчике вы ничего не знали.

– Ну да. Увидел и удивился. На самом деле.

Не просто удивился, конечно. Чуть в ступор не впал, и видеозапись это показывает ясно и четко.

– Карлос предлагал вам уйти. Неоднократно, хотя разговор длился всего пару минут. Почему же вы остались? Решили принять участие в происходящем, я полагаю. Но с какой целью?

Поделить на двоих славу и почести, с какой же ещё?

– Не думал, что он все это серьезно. Мальчишка казался больным, а Карлос не замечал. Вот я и решил с ним ещё поговорить насчет ребенка. Мало ли что могло случиться?

– И случилось.

Сенатор подошел к плите, принюхался.

– Нальете мне кофе? А впрочем не беспокойтесь: я сам угощусь.

– Сеньор!

О, это Петер. Прямо у меня над ухом.

– В чем дело?

– Это может быть небезопасным.

– Хотите сказать, отравлюсь? Судя по запаху, вряд ли.

– Вы прекрасно понимаете, о чем идет речь.

Турка в руке сенатора не вздрогнула ни разу, пока кофе лился в кружку.

– О моем визите сюда никто не мог узнать заранее. Кроме тебя и пары твоих доверенных людей. Потому весьма маловероятно, практически невозможно, что этот молодой человек заранее готовился причинить вред лично мне. Но даже если и так…

В словах Джозефа и сомнениях его телохранителя не было ничего неожиданного. Больше того, ещё месяц назад я бы целиком и полностью поддержал их логику. Потому что она привычна, понятна и обоснована. В другой жизни. Там, на склонах Сьерра-Винго, откуда все прочее кажется крохотным… Нет, не так. Ничтожным.

Но даже тогда, даже в той далекой реальности у меня ни разу не возникало подобных опасений. Подумать, что сенатора кто-то вдруг захочет убить? Что за бред?! Санта-Оза не видела от сеньора Линкольна ничего настолько дурного, чтобы желать кровопролития.

Я так думал. Раньше. А теперь, учитывая поступок Карлито, надо было подумать снова, и хорошенько. Позже. Когда утихнет обида.

Часть 3.22

Они имели право подозревать меня во всех смертных грехах. Но черт подери, никто не заставлял их этим правом пользоваться!

– Сенатором больше, сенатором меньше… Никто и не заметит. Нового выберут быстрее, чем сможешь моргнуть. Или сенаторство передается исключительно по наследству? Так какой тогда мне был прок спасать жизнь вашему сыну?

Джозеф переменился в лице. На долю секунды, но так, что это заметили и я, и громила у меня за спиной. Хотя нет, тот среагировал ещё раньше. На первые же слова. И рука, заломленная, прижатая к спине, безжалостно напомнила о свежих ссадинах.

– Эй, полегче! Только заживать начало!

– Что там, Петер?

Хватка слегка ослабла, а рубашку задрали вверх.

– Пустяки. Царапины.

Теперь и сенатор прошел мне за спину. А после минуты молчания спросил:

– Они свежие. Где вы их получили?

– В лагере. Когда пробирался к выходу.

Ещё полминуты молчания.

– Пусть принесут аптечку.

– Сеньор?

– Вы плохо поняли меня, Петер?

Несколько лающих слов по рации. Короткое ожидание. Явление ещё одного парня в черном костюме с полированным чемоданчиком в руках.

– Подсказать, где что лежит, или сами найдете?

Бешенство телохранителя чувствовалось даже затылком. И тем не менее, можно было поспорить хоть на полжизни, что если повернусь, не разгляжу на скуластом лице ни единой эмоции.

– Сделайте все, что полагается. Это официальное распоряжение.

С иглой он обращаться, наверное, умел не хуже опытной медсестры. Должен был уметь. Но уколол так, чтобы недосказанности между нами не оставалось, как говорится.

– Зачем уколы? Или решили из меня ещё одну ходячую камеру сделать? Как из покойного?

Пауза. Мою руку наконец-то оставляют в покое, рубашка возвращается на место, а сенатор снова оказывается передо мной, а не сзади. Но по-прежнему на безопасном расстоянии, конечно же.

– Возможно, я бы не устоял перед таким соблазном, сеньор Ллузи. В целях безопасности и прочих вещей, мало вам понятных и неинтересных. Но тут чисто техническая проблема: проделанное с Карлосом пока не пригодно к внедрению во взрослый, сформировавшийся организм, так что с этой точки зрения вам ничто не угрожает.

– Что тогда кололи?

– Комплексный антидот. Чтобы не было заражения крови или чего-то похуже. Те места, через которые вы проходили, не могут похвастать стерильностью.

Я правильно понимаю? Сенатор проявил трогательную заботу о человеке, которого и видит-то второй раз в жизни? Ну, может, третий. Максимум.

– Не буду говорить, что вы совершили подвиг, не люблю громкие слова. Это был гражданский поступок. Достойный любого. Меня удивляет лишь одно…

Меня тоже. Взгляд. Ваш взгляд, сеньор Линкольн.

– Зачем понадобилась вся эта конспирация? Она могла сработать и сработала бы на отлично, не будь тело Карлоса дополнено особыми свойствами. И очень возможно, что я никогда бы не узнал, кому обязан… Скажем так, бесценной услугой.

Было бы здорово. Но не сложилось, так не сложилось.

– Практика учит, что если человек избегает получения благодарности за свои действия, причины на это чаще всего глубоко личные. Поэтому спрошу напрямую: я в чем-то виноват перед вами?