Ливонская война 1558-1583 - Александр Шапран

Единственным городом, где противник встретил упорное сопротивление, стал Ленварден, защищаемый несколькими десятками человек гарнизона во главе с князем Иваном Елецким. Горстка русских выдержала месячную осаду литовских и немецких войск, сопровождавшуюся ежедневными штурмами с боями на стенах и башнях. Особенно защитники страдали от голода, поскольку противник настолько быстро подошел к городу после отхода от него главных русских сил, что гарнизон не успел запастись продовольствием. И все же крепость выстояла. После месяца непрерывных боев неприятель отошел от Ленвардена, оставив под его стенами горы трупов своих людей. Но это, пожалуй, единственный подобный пример конца кампании 1577 года.

Тогда же находившийся в Оберпалене, прощенный царем и снова возведенный им в сан названного ливонского короля, Магнус, видя такую перемену обстановки и понимая, что еще одного поворота в пользу Москвы не будет, изменил Грозному еще раз и уже окончательно. Оставив Оберпален, который тут же достался врагу, он бежал к Баторию и осел в отведенном ему королем городке Пильтен в Курляндии.

Еще вчера сознававший себя владельцем Ливонии, когда вся она кроме Риги и Ревеля была у него в руках, сегодня русский царь вдруг увидел, насколько ненадежными оказались его последние завоевания. Спохватившись, Грозный попытался, было, остановить потерю своих недавних приобретений. С этой целью он послал в Ливонию воеводу И.Ф. Мстиславского с наказом остановить литовское наступление, и в первую очередь, во что бы то ни стало отбить у неприятеля Венден. Мстиславский был в числе главных воевод, недавно добывавших Венден, а потому Грозный считал, что поручает воеводе дело, хорошо тому знакомое. Но на этот раз операция не удалась. Простояв под Венденом несколько дней, громя его из пушек, Мстиславский так и не смог отчаяться на решающий штурм, очевидно, помня, какой ценой замок достался ему в прошлый раз в присутствии самого царя. А когда в осадный лагерь пришли вести, что к осажденному замку приближается литовская армия во главе с гетманом Хоткевичем, московский воевода снял осаду и отступил.

Не мог быть спокойным русский царь и за свои завоевания в Северной Ливонии, на шведском участке фронта. Там после отступления русских от Ревеля, вызванного его неудачной осадой, противник продолжал наращивать давление на занятые московскими гарнизонами замки и другие укрепленные пункты. Некоторые шведские отряды доходили даже до Дерпта, где сожгли его предместье и убили много русских людей. Серьезного наступления, способного в корне изменить ситуацию, шведы организовать не могли, но напряжение в северной части Ливонии не спадало. Так в конце того же 1577 года отряд шведских судов под командованием адмирала Гилленанкера показался под Нарвой, обстрелял крепость, где от вражеских снарядов сгорел посад, все деревянные постройки и погибло много людей.

Последние неудачи стали провозвестником надвигавшейся катастрофы. Наступивший 1578 год можно назвать годом начала крушения московской военной машины, а с ним и конца русского присутствия в Прибалтике. До сих пор победы противнику прорывались наружу хоть все чаще и чаще, но как-то в одиночку, тормозя и даже приостанавливая московское продвижение на. запад, но не сметая его полностью. Со следующего года военные поражения будут сыпаться на Россию, как из рога изобилия, а шквал вражеского наступления не просто перечеркнет планы Грозного на западе, но и поставит на повестку дня вопрос о сохранении целостности российского государства.

Глава 11.

На грани катастрофы

История помнит немало примеров острого, непримиримого соперничества двух наделенных высшей властью политических деятелей, вражда между которыми выходила за рамки естественного противостояния, вызванного государственными интересами, и приобретала характер личной неприязни, помноженной на борьбу за первенство, а отсюда взаимной неприемлемости, какого-то вычурного антагонизма и принципиальной бескомпромиссности. Что касается древней истории, то тут, приводя подобные примеры, в первую очередь следует вспомнить северского князя Игоря Святославича и половецкого хана Кончака. Ведь это благодаря гениальной древнерусской поэме, да еще опере А.П. Бородина, в сознании большинства наших соотечественников вражда между обоими сосредоточена в одном единственном, печально закончившемся для русского князя походе. А ведь на самом деле она протекала многие годы, охватив большую часть жизни обоих соперников, и сопровождалась десятком кампаний, подобных той, что описана в «Слове о полку Игореве».

Из новой истории среди таких пар-соперников можно назвать Петра I и Карла XII и, конечно же, Александра I и Наполеона Бонапарта. Практически все годы их правления прошли именно в такой бескомпромиссной, принципиальной вражде, когда собственно отстаиваемые интересы были не единственной причиной кровопролитных боен; эти интересы удачно дополнялись личным соперничеством, имевшим стремление не просто победить, но при этом и унизить противника.

Но ни в одной среди названных пар острота вражды, взаимная личная неприязнь и стремление посрамить одним другого не выступали так рельефно, как между русским царем Иваном IV и королем Речи Посполитой Стефаном Баторием. Безусловно, что тут свою роль сыграла застарелая традиционная вражда держав-соперниц, которая, как мы отмечали выше, сама по себе давно уже приняла характер принципиального спора. Но, конечно, основной причиной полного обоюдного неприятия стали личные качества обоих монархов.

Негласная, невидимая, скрытная борьба между русским царем и польским королем началась еще до вступления Батория на престол, когда Иван IV, сам претендуя на корону соседнего государства, не только не знал, что у него есть такой потенциальный соперник, но ничего еще и не слышал о существовании на свете этого человека. Ведь имя седмиградского князя было названо среди претендентов на польскую корону только тогда, когда кандидатура Грозного уже практически отпала. И вот московский властелин, хоть и в заочном споре, но уступает в хитросплетениях политической борьбы неизвестному доселе ему противнику. А не проиграть Грозный просто не мог. И нет ничего удивительного в том, что при нерешительности русского царя, вся деятельность которого во время работы избирательного сейма сводилась к упрямому повторению своих непомерных притязаний, перевес взяла противная Москве партия. И для того чтобы увидеть истоки нерасположенности русского царя к неизвестно откуда взявшемуся сопернику, нам надо еще раз принять во внимание степень святости почитания Грозным своей персоны, равно как и сознание им божественности своей власти. И тогда станет понятным, насколько он, унаследовавший венец, как он в этом убеждал других и, похоже, убедил самого себя, от римских кесарей, пренебрежительно воспринял на польском престоле такую личность, как Стефан Баторий, личность сомнительного происхождения, к тому же выкопанную где-то на глухих европейских задворках.

Интересно, что московский самодур, узнав о выборе в короли Батория, то есть о своем окончательном провале, выразил сейму недовольство и повторил все территориальные претензии, оговариваемые им ранее, как условия его согласия принять корону. Теперь он снова выставлял те же требования, хотя вопрос о выборе его в короли уже отпал. В противном случае кремлевский правитель грозился оружием.

Войну он действительно получил. Последующие годы стали свидетелями поражений русской армии, граничащих с катастрофой и, как следствие, того самого полного унижения, которого Грозный царь более всего опасался. В 1576 году для главного противника России период бескоролевья, наконец, завершился, и престол в соседнем государстве обрел своего хозяина. Это был умный, смелый, энергичный, решительный, предприимчивый и воинственный человек, причем воинственность его удачно сочеталась с незаурядными полководческими способностями. Последующие за тем годы ознаменовались крупными успехами польско-литовских войск, которым Речь Посполитая была обязана своему новому королю. Во всех кампаниях Баторий сам возглавлял свою армию и, отнюдь, не номинально, как в некоторых походах русского войска его возглавлял Иван Грозный. Польский король лично руководил всеми военными операциями, проявив при этом исключительные военные дарования. Не будет преувеличением сказать, что Стефан Баторий может по праву считаться выдающимся полководцем своего времени. Не последней чертой нового короля была его явная нерасположенность к Москве, если можно так выразиться, открытый антирусизм. И вот эта его глубокая антирусская направленность придавала всем его начинаниям особую остроту.

Собственно говоря, русофобия Батория и явилась, с одной стороны, главной причиной того крайне непримиримого противостояния, о котором мы сказали выше. С другой же стороны, со стороны Грозного, такой причиной выступило пренебрежение к низкому происхождению его противника, во всяком случае, низкому в сравнении с божественным происхождением самого царя Ивана. Судя по всему, Грозный царь не страдал национальными предрассудками, но их в нем заменяли предрассудки, обусловленные древностью и знатностью рода. Именно по этому признаку он выстраивал всех европейских венценосцев в ряд, и в этом ряду для себя неизменно всегда оставлял первое место. Ну и, конечно, сеймовая монархия, да вдобавок еще во главе которой теперь встал владелец заштатного княжества, воспринималась Грозным почти в насмешку.