Ливонская война 1558-1583 - Александр Шапран

Небольшие литовские гарнизоны ливонских городов бежали при приближении русских вместе с воеводами. Покинул край, укрывшись глубоко за своими рубежами, и главный воевода, гетман Хоткевич. За несколько дней похода московские полки без единого выстрела заняли Мариенгаузен, Люцин, Дюнабург. Затем, повернув на северо-запад, вышли к Крейцбургу и овладели им. Всех, кто без раздумья сдавался царю на милость, Грозный отпускал на свободу, но тех, кто хоть минуту раздумывал, царь забирал в плен. Во всех занятых городах русские оставляли свои гарнизоны. Наконец, русские ратники встретили первое сопротивление. На пути следования московских войск в сторону Вендена встал небольшой укрепленный городок Зесвеген, защищаемый не литовским, а немецким гарнизоном, который наотрез отказался сложить оружие. С большим трудом русские овладели посадом, но долго не могли овладеть замком, так что командовавший московскими силами под Зесвегеном воевода Бутурлин вынужден был просить у царя помощи, сообщая тому, что немцы в крепости сидят на смерть. В ответ царь сам прибыл к месту побоища и велел громить замок из пушек до тех пор, пока его укрепления не сравняются с землей, что и было исполнено. К оставшимся чудом в живых защитникам не было никакой милости. Грозный велел посадить пленных на кол. После этого русским, опять же без боя, сдались замки Берсон и Кальценау. В ответ на такую покорность русский царь отпустил всех защитников, а это были немцы, и пожелавших уйти жителей на все четыре стороны.

Еще в июле, только выступая в поход, царь послал в авангарде своего войска Магнуса с передовым корпусом, состоящим преимущественно из его датчан, определив ему направление на Венден. При этом Грозный строго обозначил территорию, за которую датскому принцу с его воинством ступать не следовало.

Успехи у Магнуса были не менее впечатляющими, чем у царя. Ему также сдавался город за городом, причем абсолютно добровольно, но скоро между царем и его ставленником возник конфликт. Царю города, если и сдавались без боя, то от страха перед возмездием, которое ожидало защитников в случае сопротивления. Магнусу города отдавались, что называется по любви. Надо сказать, что ни со стороны немцев, ни со стороны литовцев у Магнуса не было противников, потому как и жители и гарнизоны были расположены к датскому принцу, и он уже не представлялся ни тем ни другим ставленником русского царя. Очевидно, свою роль здесь сыграли польские, литовские и, возможно, немецкие эмиссары Магнуса, сумевшие должным образом подготовить к его приходу местное население. Немалая заслуга и самого принца, который в этом походе обращался к жителям и воинским формированиям противника так, что его уже можно было открыто обвинять в измене русскому царю, хотя он еще и оставлял за собой на всякий случай возможности для оправданий. Так, например, он говорил ливонцам:

«Хотите ли спасти жизнь, свободу, достояние? Покоритесь мне, или увидите над собою меч и оковы в руках московитян».

Как видим, он прямо противопоставляет себя московскому царю и его воинству. Наконец, он дошел до того, что без ведома царя начинает занимать города, не предназначенные для него. Датскому принцу открывают ворота Кокенгаузен, Ашераден, Ленвард, Роннебург, Вольмар и много других помельче, расположенные там, куда Грозный Магнусу вступать не велел. В конце концов, он без боя овладевает Венденом, что и было главной целью похода. А вот дальше происходит не совсем понятное. Датский принц извещает русского царя о своих успехах и требует от того, заметим, не просит, а требует, чтобы тот не трогал ливонских городов, принадлежавших ему, Магнусу, законному королю Ливонии. Причем в числе последних он называет не только те, что заняты им сейчас, в этом последнем походе, но и все те, в которых стоят русские гарнизоны. Среди принадлежавших ему городов Магнус называет даже Дерпт. По сути дела, он тем самым объявляет себя ни много, ни мало не мнимым, а действительным королем Ливонии. Конечно, согласно затеянной Грозным инсценировке, так оно и должно было быть, и завоевание Ливонии делалось с целью отдачи ее Магнусу, но договаривавшиеся стороны знали о том, что это именно инсценировка. Теперь вдруг датский принц почувствовал себя настоящим правителем завоеванного края. И объяснить такую метаморфозу можно только одним. Принц, очевидно, заручился обещаниями от польско-литовской шляхты, а может быть от кого-то еще, в поддержке, а потому он вдруг себя возомнил вне зависимости, а что еще важнее, вне опасности от русского царя. Но, во-первых, он поторопился с объявлением Грозному своих требований не беспокоить Ливонию, когда польско-литовская сторона, связанная перемирием, была еще не готова к активным действиям против Москвы. Во-вторых, он не учел одного важного момента. Он не придал значения роли нового польского короля Стефана Батория в последующих событиях, посчитав того не особенно важной политической фигурой. Так, например, после занятия Вольмара Магнус грубо и неуважительно обошелся с воеводой Батория, назначенным туда лично королем, а потому настроил последнего против себя. Он продолжал в основном сноситься с польской шляхтой, считая ее главной силой Речи Посполитой, а к Баторию относился довольно пренебрежительно, полагая, что тому не удастся закрепиться на польском троне. В этом был его грубый просчет, но откуда принцу было знать, что новый польский король уже во весь голос заявил о себе, а почувствовавшая на себе его крепкую руку шляхта, естественно, не спешила поддерживать датского принца.

Как же изумился Грозный, получив требования от своего карманного ливонского правителя. В ответ он послал Магнусу ответ такого содержания:

«Хочешь брать у нас города — бери: мы здесь от тебя близко, ты об этих городах не заботься: их и без тебя берегут. Приставов в твои городки, сколько Бог помощи подаст, пошлем, а деньги у нас — сухари, какие случились. Если не захочешь нас слушать, то мы готовы, а тебе от нас нашу отчину отводить не следовало. Если тебе нечем на Кеси жить, то ступай в свою землю за море, а еще лучше сослать тебя в Казань; если поедешь за море, то мы свою вотчину, Лифляндскую землю, и без тебя очистим».

И уже совсем не стало пределов негодованию русского царя, когда он узнал о тайных сношениях Магнуса с польскими шляхтичами и панами. Грозный тотчас повелел воеводам овладеть городами, которые занял Магнус, и сам вслед за ними двинулся против своего строптивого вассала. В первом же освобожденном от магнусовских приверженцев, ранее занятом датским принцем городе Кокенгаузене, царь приказал казнить пятьдесят человек из личной гвардии принца. Вслед за тем царю покорились Ашераден, Ленвард, Шваненбург и другие города, ранее занятые Магнусом, так что из всех владений новоявленного ливонского короля у него остались лишь Венден и Вольмар. Наконец, Иван Грозный подошел к Вендену, где находился сам ливонский король, а воевода Вельский осадил Вольмар, в котором заперся один из ближайших сановников Магнуса, Георг Вильке.

Сначала Вильке, было, отказался наотрез впускать царских людей в крепость, объясняя, что она взята королевскою саблею, следовательно, принадлежит Магнусу, но, видя готовность Вельского к штурму и не надеясь устоять, сам выехал к воеводе, сказав тому: «Знаю, что мой король присяжник царя: удерживаюсь от кровопролития. Возьмите город: еду к Магнусу». Но Вельский отослал его к царю как пленника и с ним еще двадцать немцев из магнусовой дружины. Там их ждала незавидная участь, но других воинов ливонского короля такая же участь постигла прямо сейчас. Семьдесят из них стрельцы Вельского тут же изрубили бердышами и саблями. Многих в оковах отправили в заточение.

В то же время царь повелел Магнусу выйти к нему из Вендена, но тот не решался и прислал Грозному для переговоров двух своих послов. Но московский государь посчитал ниже своего достоинства вступать в переговоры с посланниками изменившего ему слуги. Он тут же велел высечь их розгами и отправил обратно к их королю с тем, чтобы передали ему настоятельное требование царя принести повинною. К царским требованиям добавились просьбы жителей города, умолявших Магнуса покориться царю и тем самым отвести беду от города. Жители хорошо знали, что такое подвергнуть свой город участи взятого на щит. В конце концов Магнус сдался и в окружении двадцати пяти приближенных явился в царском стане, предварительно впустив в крепость московских ратников, но оставив при этом замок в руках преданного ему гарнизона, повелев не сдавать замок до последней возможности.

Представ перед Грозным, развенчанный ливонский король пал на колени и молил о прощении. Иван отвечал:

«Глупец! Если б ты не был королевским сыном, то я бы научил тебя, как мне противиться и забирать мои города. Ты дерзнул мечтать о королевстве ливонском? Ты, бродяга, нищий, принятый в мое семейство, женатый на моей возлюбленной племяннице, одетый, обутый мною, наделенный казною и городами — ты изменил мне, своему государю, отцу, благодетелю? Дай ответ! Сколько раз слышал я о твоих замыслах гнусных? Но не верил, молчал. Ныне все открылось. Ты хотел обманом взять Ливонию и быть слугою польским. Но Господь милосердный сохранил меня и предает тебя в мои руки. И так будь жертвою правосудия; возврати мое и снова пресмыкайся в ничтожестве!»