Другой Ленин - Александр Майсурян

— Я слушаю вас, ваше святейшество.

— Его арестовали…

— Очень хорошо!

— … посадил и в тюрьму…

— Очень хорошо!

— …есть большая надежда на то, что будут судить и, может быть, расстреляют.

— Очень, очень хорошо!..

— Народные массы подготовляются. Духовенство ждет только сигнала.

— Прекрасно!

— Заказана рака для мощей.

— Целесообразно».

Но внезапно все идет прахом:

«— Не хочет умирать!!!

— Как так?

— Раскаялся!..

— Не… не может быть! А мощи?.. А интервенция!..

— Да все к черту!..

— Д-да-а…

Полумрак… Тишина… Сдавленные рыдания».

Другой фельетонист деловито подытоживал: «Получены покаянные слезы патриарха Тихона и записаны на прибыль воды в Патриарших прудах».

Трудно тем не менее сказать, кто одержал окончательную победу в этом поединке — глава большевиков или же глава церкви. Как известно, патриарху довелось пережить вождя революции (который был на пять лет его моложе). Патриарх Тихон еще застал первый мавзолей, куда положили забальзамированное тело Владимира Ильича. Рассказывали, что при стройке рабочие повредили канализацию — и котлован затопили сточные воды. Легенда вложила в уста патриарха Тихона язвительное замечание по этому поводу: «По мощам и елей!»

Впрочем, вполне возможно, что патриарх ничего подобного не произносил. В народе рождались и противоположные легенды. Так, автору этих строк довелось в 70-е годы слышать любопытную историю о том, что последними словами умирающего Ленина, которые услышали его врачи, будто бы были: «Боже! Боже!» (Такие короткие словечки Ленин в то время вполне еще мог произносить.) Само по себе это, разумеется, ровным счетом ничего не значит — сочинения Владимира Ильича пестрят упоминаниями Господа, Христа Бога и даже Аллаха (Боже сохрани! Боже упаси! упаси нас, Господи! Господи боже мой! Аллах их разберет! побойтесь Бога, товарищи-меньшевики! и т. д.). Но создатели легенды, несомненно, вкладывали в нее смысл «примирения Ленина с Богом».

Как ни удивительно, после кончины Владимира Ильича многие верующие вписывали имя «раба Божьего Владимира» в поминания, заказывали по нему панихиды. Некоторые стали обращаться к своему предстоятелю с вопросами: можно ли служить панихиды по усопшему?

И 25 января 1924 года патриарх Тихон опубликовал такой ответ: «По канонам Православной Церкви возбраняется служить панихиду и поминать в церковном служении умершего, который был при жизни отлучен от Церкви. Но Владимир Ильич Ленин не отлучен от Православной Церкви Высшей церковной властью, и потому всякий верующий имеет право и возможность поминать его. Идейно мы с Владимиром Ильичем Лениным, конечно, расходились, но я имею сведения о нем, как о человеке добрейшей и поистине христианской души».

«Место религии заступит театр». Вообще, несмотря на яростное неприятие Лениным религии, он часто пользовался библейскими выражениями. Так, он по разным поводам писал: «Больше радости об одном грешнике раскаявшемся, чем о 99 праведниках… Но много званых, да мало избранных… Да — да, нет — нет, а что сверх того, то от лукавого!.. Не вливайте нового вина в старые мехи!.. Не ходите на совет нечестивых… Надо клеймить их. Иначе великий грех на душе: позволять им соблазнять малых сих… Давно уже сказано: не всяк, глаголющий «господи, господи», войдет в царствие небесное…» и т. д. Когда большевиков в 1917 году упрекали за отказ от идеи Учредительного собрания, Ленин ответил: «Я скажу вам то, что вы все знаете: «не человек для субботы, а суббота для человека».

Владимир Ильич безо всякого смущения переосмысливал библейские образы. Так, «Коммунистический манифест» он определял как «евангелие» социал-демократии, а революционную борьбу называл борьбой «за создание рая на земле».

Но самый, пожалуй, яркий пример заимствования идей христианства — слова апостола Павла (из второго послания к фессалоникийцам): «Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь». Ленин много раз повторял эту мысль, даже называя ее «основным законом» нового общества, «первым, основным, коренным началом»: «Нетрудящийся не должен есть». «Кто не работает, тот да не ест» — это понятно всякому трудящемуся… Девять десятых населения России согласны с этой истиной». Ленин развивал мысль апостола: «У нас… один только лозунг, один девиз: всякий, кто трудится, тот имеет право пользоваться благами жизни». Вошла фраза из Нового Завета и в текст советской конституции.

Видимо, это заимствование у христианства было не случайным, а вполне сознательным. Ленин высказывал даже некоторую симпатию к раннему христианству. «Христиане, — писал он в 1917 году, — получив положение государственной религии, «забыли» о «наивностях» первоначального христианства с его демократически-революционным духом». В 1921 году Ленин замечал, что в рядах большевиков могут быть и верующие.

Владимир Ильич понимал также, что религия дает человеку многие эстетические переживания, которым нужна какая-то замена. Глава Советского государства Михаил Калинин вспоминал: «Я был на квартире у Владимира Ильича, и там мы разговорились о том, чем заменить религию?.. Владимир Ильич мыслил так, что, пожалуй, кроме театра, нет ни одного института, ни одного органа, которым мы могли бы заменить религию… Ленин говорит, что место религии заступит театр».

Глава 15

«Если бы я был на свободе…»

Сейчас Ленина называют чуть ли не преступником, но те, кто это делает, живи они в то время, сами были бы его сторонниками.

Кончил Ленин плохо — отравился.

«Революционеров в 50 лет следует отправлять к праотцам».

Говоря о здоровье кого-нибудь из товарищей, Ленин любил употреблять шутливое выражение: «Надо его направить на капитальный ремонт». Сам он вплоть до 1921 года от «капитального ремонта» отказывался, говоря, что пока еще довольствуется «мелким, текущим ремонтом». Иногда товарищи упрекали его за то, что он работает допоздна. Он с усмешкой отвечал: «А мне полагается… Работать, работать нужно».

«Вы меня в инвалиды не записывайте, — говорил Ленин в 1919 году, — мне никакого комфорта не нужно».

«Ленин считался крепышом, — замечал Троцкий, — и здоровье его казалось одним из несокрушимых устоев революции. Он был неизменно активен, бдителен, ровен, весел… Казалось, что Ленину не будет сносу». Болезнь началась в 1922 году как будто с пустяка: у Ленина, когда он вставал с постели, закружилась голова, и ему пришлось ухватиться за шкаф, чтобы не упасть. Врачи стали его успокаивать, заверяя, что головокружение непременно должно пройти. «Нет, это настоящий первый звонок», — с грустной улыбкой возразил Ленин.