Другой Ленин - Александр Майсурян

С октября 1918 года в Советской России действительно началась кампания вскрытий рак и гробниц с мощами православных святых. Власти стремились показать, что мощи вовсе не «нетленны», как утверждала церковь. Всего состоялось 63 вскрытия в 14 разных губерниях, после чего мощи передавались в местные музеи. Ленин озабоченно спрашивал: «Снимают ли киноленты, когда вскрывают мощи различных святых?»

Были сняты и вышли на экраны «разоблачительные» фильмы о вскрытии мощей, например «Вскрытие мощей Сергия Радонежского». Большевик Петр Красиков в апреле 1919 года сообщал Ленину о съемках этого фильма: «Сергия Радонежского в Троицкой лавре благополучно вскрыли. Ничего, кроме трухи и старых костей, не оказалось…» Ленин сделал приписку: «Надо проследить и проверить, чтобы поскорее показали это кино во всей Москве».

Сам он тоже посмотрел один из таких фильмов — «Вскрытие мощей Тихона Задонского». Фильм Ленину понравился. Он говорил: «Не нужно никакого издевательства, а нужен только правильный естественно-научный подход… Показать то, чем были набиты попами эти чучела, показать, что покоилось, какие именно «святости» в этих богатых раках, к чему так много веков с благоговением относился народ и за что так умело стригли шерсть с простолюдина служители алтаря, — этого одного достаточно, чтобы оттолкнуть от религии сотни тысяч лиц».

Что же было обнаружено при вскрытии помимо останков святого Тихона Задонского, что показалось Владимиру Ильичу столь разоблачительным? Вот отрывок из протокола: «Картон, выкрашенный под телесный цвет. Фальсификация рук и ног при помощи ваты и картона. В перчатке прорез, в котором вложен картон телесного цвета, и к нему прикладывались верующие. Дамские чулки, ботинки, перчатки. Вместо груди — железный каркас»… И все-таки, согласно тем же протоколам, почти во всех случаях в мощах действительно находили останки умерших, довольно часто — мумифицированные (то есть «нетленные»).

Большим успехом в начале 20-х годов пользовались публичные диспуты на тему «Существует ли Бог?». Бога защищало духовенство, против выступали большевики или анархисты. Шутка 1922 года (из журнала «Мухомор»):

«— Чем кончились прения? Как решили: есть Бог или нет?

— Мнения разделились… Пришлось решить большинством голосов».

Наряду с упадком веры отмечались и иные настроения. Эсеровская газета «Дело народа» писала в 1919 году: «Интересно отметить следующее наблюдение. Религиозное чувство в народе за это время сильно упало: церкви посещаются мало, посты соблюдаются немногими… Не раз приходилось слышать в… крестьянстве рассуждения такого рода: «Ну, я теперь вот неверующий: церковь мне не нужна, но как они смеют глумиться над верой других и превращать церкви в театры!».

А петроградская газета «Эра» летом 1918 года высмеивала всю церковную реформу большевиков в стихах С. Гусева-Оренбургского «Декрет»:

Кратким росчерком пераЦерковь упразднилиИ убраться со двораБога попросили.Очень просто:Бог землейПравил многи летаИ уволен на покойВолею Совета.К Богу прибыл делегатИ указ читает: —«Ваш земной протекторатНыне отпадает.Потрудитесь сообщитьЗванье, чин и лета,Также паспорт предъявитьИль мандат Совета.Решено: реквизоватьРайские запасы,Сейфы все конфисковать,Опечатать кассы.Храмы, скиты отобратьВ пользу бездомовных.Всех монахинь повенчатьИ расстричь духовных.Перешляпить клобуки,Перефрачить рясы.Тропари и кондакиПеть на светски гласы.Описать и взять к рукамВсе святые мощиИ раздать их беднякамНа приправу во щи.Дух святой цензуроватьИ без сожаленья.Меч Господень передатьДля уничтоженья.…Наблюденье учредитьЗа Марией-ДевойА Адаму предложитьРазвестися с Евой.Жену Лота рассолитьИ вернуть без споруИ самоопределитьСодом и Гоморру…»

«Тихон стоит во главе этого мятежа рабовладельцев».

Весной 1922 года «поединок» между Лениным и патриархом вновь стал открытым и явным. Власти приняли решение в связи с голодом в Поволжье изъять церковные ценности (которые еще ранее были объявлены народным достоянием). Патриарх не счел возможным промолчать. В своем воззвании от 28 февраля он написал: «С точки зрения Церкви подобный акт является актом святотатства… Мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, освященных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается ею, как святотатство, мирян — отлучением от нее, священнослужителей — извержением из сана».

После столь решительного послания изъятие ценностей уже не могло пройти вполне гладко. В городе Шуя верующие ударили в набат, отогнали от храма комиссию по изъятию ценностей и конную милицию. Против восставших бросили армию — в столкновениях пострадали более 40 человек, в том числе 16 верующих и 26 красноармейцев. Среди толпы были раненые и четверо убитых. Стычки и драки между верующими и представителями властей происходили и в других местах. По некоторым подсчетам, всего за год случилось 1414 таких стычек…

19 марта Ленин продиктовал свое знаменитое секретное письмо по поводу событий в Шуе. Из происшедшего Ленин делал вывод: «Совершенно ясно, что черносотенное духовенство во главе со своим вождем совершенно обдуманно проводит план дать нам решающее сражение… Я думаю, что здесь наш противник делает громадную стратегическую ошибку, пытаясь втянуть нас в решительную борьбу тогда, когда она для него особенно безнадежна и особенно невыгодна». Напротив, большевики имеют 99 шансов из 100 выиграть это сражение. Глава Совнаркома категорически заявлял: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления». «Все соображения указывают на то, что позже сделать нам этого не удастся». Никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст властям необходимого сочувствия широких крестьянских масс.

Такое рассуждение — «надо извлечь пользу из голода» — может показаться шокирующим на современный взгляд. Но оно было вполне в духе тех лет, когда даже в голоде и людоедстве умудрялись находить какую-то новую, небывалую грань свободы. Из очерка журналиста А. Васильковского: «В тяжко голодающем Саратове в кружке поэтов некая поэтесса читает стихи о том, как «вкусна человеческая ляжка», «как несравним студень из матери» и «как хорошо кушать человечину, когда стол накрыт вместо скатерти саваном»… Для тогдашнего умонастроения характерно, что почти никто из слушателей не стал осуждать эти стихи: в них увидели нечто передовое и свободолюбивое. «Только один старый журналист осмелился упрекнуть озорницу, и притом в очень умеренных и робких выражениях, в «некультурности»…»