Миля над землей - Лиз Томфорд

всего в двух часах езды отсюда, но за все это время ездил туда всего дважды. Один раз это было на день рождения Линдси, а другой – когда отец повредил на работе спину и попал в больницу.

Два часа езды с таким же успехом могли быть сотней. Не имело значения, находился ли я просто дальше по улице или на другом конце страны. Я был слишком зол, чтобы сюда возвращаться. Слишком зол, чтобы видеть его.

Этот неуместный гнев удерживал меня от отношений с отцом целых двенадцать лет, но, впустив в свою жизнь Стиви, я открыл ту часть себя, которую слишком долго держал закрытой. Я снова жажду любви в своей жизни. Как бы страшно ни было осознавать, что именно это она мне и предлагала, в глубине души я знаю, что это правда. Стиви любит меня – любила меня, – а я так боялся позволить кому-то любить меня, что оттолкнул ее. Так же, как оттолкнул и отца.

Сначала я подъехал к дому, но его грузовика на подъездной дорожке не было. Мне не потребовалось много времени, чтобы объехать свой крошечный родной городок, пока я не нашел его машину припаркованной на стоянке единственного в городе спортивного бара. Папа не пьет, но он большой любитель погонять бильярдные шары, так что я не слишком удивлен, обнаружив его здесь после работы.

В последний раз, когда я разговаривал с отцом, Стиви была со мной, и я хотел бы, чтобы она снова была рядом. Недели без нее показали, насколько глубоко она вошла в каждую часть моей жизни. С ней все было лучше, проще, насыщеннее, но тогда я этого не замечал, потому что она так безупречно вписалась в мою жизнь. Наверное, я всегда нуждался в ней, чтобы заполнить пробелы, но не замечал, что они пусты, пока она не исчезла.

Заперев машину, я направляюсь внутрь. Входя, я даже не пытаюсь спрятаться или пригнуть голову. Этот город маленький. Я добился успеха в НХЛ. Все знают, кто я, но это не похоже на те фанфары, что я получаю в Чикаго. Здесь мной просто гордятся.

Когда я вхожу, маленький захудалый бар затихает, но в нем и так было не особенно шумно. Внутри меньше двадцати посетителей, и почти все они смотрят на меня. Я выделяюсь везде, куда бы ни пришел, но здесь, в родном городке, мои брюки от Тома Форда, свитер от Баленсиага и «лабутены» – это как мигающая неоновая вывеска.

– Вы только посмотрите, – объявляет бармен притихшему бару. – Мистер НХЛ собственной персоной почтил нас своим присутствием. – Он театрально кланяется. – Чему мы обязаны такой честью?

– Рад тебя видеть, Джейсон, – смеюсь я, стукаясь кулаками со своим старым товарищем по школьной команде, который стоит за стойкой бара.

– Мой отец здесь?

– За бильярдным столом, – кивает он в сторону.

Я иду в указанном направлении и слышу, как он кричит у меня за спиной:

– Так ты завтра выиграешь нам Кубок или как?

Обернувшись, я смотрю на него с понимающей улыбкой:

– Я это планирую.

Единственный бильярдный стол в заведении прячется в задней комнате. Мы с отцом обычно приходили сюда по выходным, когда у меня не было хоккея. Мы общались и выпивали по паре бутылок газировки, и он учил меня владеть бильярдным кием, так что я точно знаю, где его найти.

– Не возражаешь, если я присоединюсь?

Папа поднимает взгляд от своего идеально выверенного удара.

– Эван? – Он выпрямляется, сжимая в руках кий. – Что ты здесь делаешь?

Он стоит в протертых на коленях джинсах и совершенно изношенных рабочих ботинках с практически обесцвеченными носами, а значит, он пришел сюда прямо со стройки. Мой отец – рабочий, который вкалывал на износ, чтобы прокормить свою семью. Оба его ребенка чрезвычайно успешны и уважаемы, каждый – в своей области, но он продолжает трудиться не покладая рук, до кровавого пота, независимо от того, сколько раз Линдси пыталась отправить его на пенсию.

– Я хотел тебя увидеть.

Папа потрясенно застывает:

– Я надеялся, что мы сможем поговорить.

Наконец он кивает головой:

– Мы можем поговорить.

Я обхожу стол и встаю напротив него, мы оба не сводим глаз с беспорядочно разбросанных по столу бильярдных шаров, а не друг с друга.

– Расставь их, – предлагает папа.

Я выполняю просьбу, выстраивая шары для новой игры. Я все время чувствую на себе его растерянный взгляд. Он наблюдает за тем, как я снимаю со стены кий. Когда я поворачиваюсь к нему лицом, он быстро отводит глаза.

– Давай, разбивай.

Легкая улыбка скользит по моим губам.

– Ты не можешь просто отдать мне первый удар.

Я достаю из кармана монету, поднимаю ее и напоминаю ему, что мы всегда так делали. Его грудь вздрагивает от тихого смеха.

– Решка.

Подбрасывая монету, я ловлю ее в воздухе и шлепаю на тыльную сторону ладони.

– Решка.

Мы молчим, пока отец не делает первый удар, напряжение между нами сгущается. Но это напряжение не давит. Просто мы оба знаем, что нам нужно многое сказать.

Один из полосатых мячей попадает в дальний левый угол, давая ему еще один шанс.

Мы молчим, пока он снова выстраивает линию.

Еще четыре удара чередуются между нами, прежде чем наконец, выстраивая свой удар, я поднимаю на него взгляд.

– Я виделся с матерью.

Он устремляет на меня взгляд:

– Что?

Я прислоняю кий к столу и выпрямляюсь:

– Я пригласил ее на прошлой неделе.

Он смотрит на меня с сочувствием.

– Ох, Эван, – качает он головой, – ты в порядке?

Я киваю, не в силах вымолвить ни слова.

– О чем вы говорили?

– На самом деле мы не разговаривали. Разговаривал я. С ней.

Он молчит и смотрит на меня. У отца глаза интересного серого оттенка, кожа вокруг них морщинистая от возраста и времени, проведенного на солнце. Он смотрит на меня, и в его глазах стоит тысяча вопросов, хотя вслух он не задает ни одного.

– Я так долго на тебя злился, – напоминаю я ему, – вымещал весь свой гнев на тебе, потому что ты был здесь, а ее не было, но ты этого не заслуживал. У нее было слишком много власти над моей жизнью, и я устал. Я хотел вернуть контроль.

Его серые глаза обретают слабый блеск.

– Ты имел полное право на меня злиться. Она ушла из-за меня.

– Нет, это не так. Причина, по которой мама ушла, – это она сама, но ты остался, а я не смог отблагодарить тебя за это.

Он опускает голову.

– Прости, что злился на тебя все эти годы. Я думал только о своей боли и оказался не в состоянии понять, что ты делал в то время. Я чувствовал себя покинутым вами обоими, но тебя не было рядом, потому что ты стал больше работать, следя за тем, чтобы моя жизнь не изменилась. Хоккей стоит недешево, но я благодаря тебе