Чтоб знали! Избранное (сборник) - Михаил Армалинский

«Когда ты вспомнишь…»

Когда ты вспомнишь (если вспомнишь) обо мне,в креплёном будешь путешествовать вине,

кремпленом, вышедшим из моды, наготузадёргивать тебе уже невмоготу,

лицом, краплённым пятнами огня,ты передёргивать училась без меня.

И ты, теперь инвариантная к самцам,подпустишь их к своим худым сосцам,

чтобы сотряс ребристый твой каркасматематически отчётливый оргазм.

И вот тогда его стальная вспышкадно осветит у памяти-кубышки,

и ты, с глазами, слипшимися в страсти,представишь, что со мной скрестилась на матрасе,

и веру в вечную любовь ты тем упрочишь,коль от фантазии такой ты снова кончишь.

Из книги «По обе стороны оргазма»

1988

«Мы пришли к согласию спонтанно…»

Мы пришли к согласию спонтанно,без справок о месте работы и отчестве,и перекинули мост понтонныйчерез реку одиночества.

Я ослом оказался меж снопами грудей,мря от голода, не знал, к какой прильнуть.А глаза сосков умоляли: «Будь грубей!Руки, не кончайте на нас свой путь!»

Я бёдер её вращал полушария,горячие полюса искал на глобусе.И действительно, руки по телу шарили,как при обыске.

А после любви друг с друга стаскивали,но, чтоб сила не убегала,извергалось семя шампанскогово влагалище бокала.

И снова – догола —верхи и низы.В груди-колоколабил мой язык…

Опять встаёт вопрос,лордовский и мужицкий,он предельно прост:с кем размножиться?!

1966

«Пить хочу! Подхожу к крану…»

Пить хочу! Подхожу к крануи наливаю в стакан воды.Она не превращается в лёд, прежде чем в меня кануть,не испаряется, видя, что я на неё имею виды.

Вода сделана для питья, и она не против,и жажда зажжётся и снова остынет,и я радуюсь, что бог мне жизнь не испортил,заставив родиться где-то в пустыне.

Но жажды бывают разных сортов,и водой не зальёшь огонь их,и, только срывая губы со ртов,можно их довести до агоний.

Рыщут с кошельками – жирными и дистрофиками,а их с деланным безразличьем, дрожа, ждут.И ты, пиит, не строфы копи —в них не утопишь жажду.

И бродит по улице масса,в руках, вместо милой девки,трепещет знаменем мясона стройном скелете-древке.

1966

«Радость к жизни не придаётся…»

Радость к жизни не придаётся,надо зубами её вырывать.Если любовь не продаётся,её приходится воровать.

Я – вор, оглядывающийся по сторонам,ту ищу, что плохо лежит,плохо – то есть одна,одна – то есть ждущая лжи.

Конечно, лжи, а то кто ж без неёрешится расстаться с одиночеством,кто площадь свою отдаст внаёмбез слов на «л» иль посулов почестей?

Нет чтоб признаться обоюдно: мы голодны,давайте друг друга поедим мы,начнём с губ – с места голого,и, раздевшись, продолжим пир-поединок.

…Солнце, глаза фонарей выколи,светопредставление начинай,а то мы почему-то привыклилишь в мраке друг другом тела начинять.

Вот солнце ухватилось за край землии подтягивается на лучах всё выше и выше…А у неё во сне волосы глаза замели,когда я на улицу тихо вышел.

Шокирует желаний запах,зверьё смердит из их истока.…Мы солнце вытолкали в запад,чтобы встречать его с востока.

1966

«Среди волшебных сладких блюд…»

Среди волшебных сладких блюд,что мы вкушаем только миги,я мякоть женскую люблюи верную премудрость книги.

Страницы ль книге разведуиль тело женщины раскрою —дрожу. Прожил бы разве тутбез них – без мысли и без крови?

Они везде. И счастлив тем,что я узнал средь декорацийo том, что в жизни мало тем итолько много вариаций.

1968

«Чувства назрели. Трепет ноздрей…»

Чувства назрели. Трепет ноздрей.Рот для поцелуя вскрылся.Вскрик – будто бы у дверейвдруг пробежала крыса.

Руки сорвали тряпья кожуру,тело взошло над мраком ночи,глазами за обе щёки жруделикатесы сочные.

Грудь до отказа наполнена мясом,всё молоко было скормлено дочери.Любой бы мечтал заплатить в кассуи выстоять длинную очередь.

Как ловят ушами любой звук,вот-вот ожидая канонаду сраженья,так она, накинув на меня сеть рук,ловила бёдрами моё движенье.

Мы нагнетали друг в друга счастье,чтоб бёдра её захлебнулись и стихли.Маятник так, безустанно качаясь,боя часов добивается лихо.

И наши куранты готовились к бою.Теперь хоть всё истребится пусть,суть несётся на нас с тобою.Секунда – и нас сотрясает пульс.

Потом вылезали друг из другаи мыслями шли своей дорогой.Но снова я нёсся в тебя, упругий,и в стороны разбегались ноги.

1968

«Устал от женщины. Сижу…»

Устал от женщины. Сижу,ворочаю глазами.Весь вечер в мысли просажуя, козыряя дамой.

Всегда бы так – нырнув на дно,где счастье тихо плещет,всё время думать об одном,но после разных женщин.

1968

«В стране оргазма населенья нет…»

В стране оргазма населенья нет,там только есть мгновенные туристы,и на любой вопрос в неё плывёт ответ —ведь там запрятана у правды пристань.

Оргазм хранят в тиши, в тепле, впотьмах,пытаясь оградить его от дел священных,пусть голые тела в картинах и стихах,пусть в музыке развратные крещендо —

но только пусть рабочий на постунесёт достойно трудовую вахту.А он мечтает: «Вахту донесу,приду домой, поддам и бабу трахну».

1968

«Прекрасно спать в горячем теле…»

Прекрасно спать в горячем теле,запутавшись средь рук и ног,и видеть, что на самом деледостичь желаемого смог.

И луч звезды в окно свисает,пронзив колечки у висков.Пусть надо мной во тьме сияетсозвездие её сосков.

1969

«Чуть сыт – уже я не поэт…»

Чуть сыт – уже я не поэт,чуть голоден – я гений,и на любой вопрос ответмне мнится эрогенным.

И спросит женщина в соку:«Зачем стучишься в двери?»И вот, пока я не солгу,она мне не поверит.

Чтоб повторенья запиватьпереживаньем кровным,мы научились забывать,чтоб всё казалось новым.

1969

Majores Dei

Нет, не мираж, а истинный оазисв награду получил мой дерзкий взгляд,искавший не средь Африк или Азий,а средь пустынных тел колодца клад.

Так в детстве, помню, тайно пронесёшьв оазис взор (а только это зримо),и как ни дивно зрелище, но всё жс предчувствиями не соизмеримо.

План клада лишь со временем созрел,я стрелку в треугольнике узрел.

Бушующие заросли раскрыли на поверхности я клад увидел.Лишь прикоснулся – слышу: трепет крылвспорхнувших ангелов в убогой свите

легенд и мифов, знаков и намёковвмиг заглушился стоном Сатаны.

Бесцеремоннее б сломать не смог онмужчин от женщин делящей стены.

Мне в женственности, в зарослях возросшей,зачатки мужественности дороже.

Бессилен запах благовонных мазейпред запахом пугающе земным.И в центре, где раскинулся оазис, —сомнительный источник, но за ним,

совсем вплотную, столько есть услад,что отвращенье исчезает сразу,и втягивают ноздри аромат,и от него мутится чистый разум.

Уже само соседство с Божествомстановится великим волшебством.

Никчёмна нравственность, когда мокрыресницы полудремлющего ока.Двойное веко вышло из игры,и жадный взгляд скрывать теперь нет проку.

Кого ж не допускали эти створки,когда они от грёз или рукиприоткрывались в ожиданье оргий,а не смыкались штурму вопреки?

И лишь тогда, когда им сладко спится,распахнуты курчавые ресницы.

Прикосновения к святым местамне происходят без благоговенья,тем более, когда они – уста,ловящие подвижные мгновенья.

Не оскверню уста пренебреженьем.Они молчат, но молчаливость ихесть знак согласья перед превращеньемв простую плоть для радостей мирских.

Но чтобы радости острее стали,кусочки плоти видятся устами.

Взгляд отводить – кощунство, а не скромность,когда во весь свой глаз глядит в тебяоткрытый путь. Я от него не скроюсь —он неминуем, как сама судьба.

Не длинный путь, но долгий – суета,но, слава богу, без томленья духа.Так вот куда в мечтах я улетал,как только ритм любой касался слуха.

Бросаясь трепетно в ритмичный путь,стремлюсь в него мелодию вплеснуть.

Я предпочтенье зрелищу отдам,но всё-таки вступаю в состязанье,в котором я кладу конец трудампо созерцанью – но для осязанья.

И наступает действенное время,а взгляд – он недостаточно упруг.Нащупав шею, взваливаю бремя,чтоб задышала, оживая вдруг.

И это столь недолгое дыханьеесть жизни всплеск среди существованья.

Лицо, душа, их красота – условностьна перепутье мнений и времён.Красиво только то, что вечно в новостьдля тех, кто удивленьем умудрён.

Но перепутье – действиям ущерб —есть место восхитительных сомненийперед двумя глазницами пещер.Какую мне избрать для поселений?

Сомненье, что придумал Буридан,не принесёт лишь сытому вреда.

Меня лишь суть влечёт, чья красотауничтожает грубую брезгливость.И если подступает краснота,то не к щекам, забывшим про стыдливость.

Отсюда исторгается уродство,но в плоти, всё исторгнувшей, пустойс исторгнутым не обнаружишь сходства —желанье наделяет красотой.

Взгляни с любовью, всем страстям в угоду,и выход тотчас обернётся входом.

Безотносительна, ибо простапризнательность улыбки вертикальнойза необыкновенные места,являющие грех маниакальный.

Блаженная улыбка задних мыслейв отличие от прочих – на виду,и драпировки, что над ней нависли,на деле – у неё на поводу.

И первая – назад вперёдсмотрящий —оазис предвещает, дух бодрящий.

НЕТ, НЕ МИРАЖ, А ИСТИННЫЙ ОАЗИСБУШУЮЩИЕ ЗАРОСЛИ РАСКРЫЛ.БЕССИЛЕН ЗАПАХ БЛАГОВОННЫХ МАЗЕЙ,НИКЧЁМНА НРАВСТВЕННОСТЬ, КОГДА МОКРЫ

ПРИКОСНОВЕНИЯ К СВЯТЫМ МЕСТАМ.ВЗГЛЯД ОТВОДИТЬ – КОЩУНСТВО, А НЕ СКРОМНОСТЬ,Я ПРЕДПОЧТЕНЬЕ ЗРЕЛИЩУ ОТДАМ.ЛИЦО, ДУША, ИХ КРАСОТА – УСЛОВНОСТЬ,

МЕНЯ ЛИШЬ СУТЬ ВЛЕЧЁТ, ЧЬЯ КРАСОТАБЕЗОТНОСИТЕЛЬНА, ИБО ПРОСТА.

1974