Путешествие вверх - Алексей Ефимов

— Мне это нравилось. Но тебе не было страшно там?

— Нет. С тобой — нет.

— Тогда у файа не было принято спать под открытым небом. Они верили, что тогда к ним могут спустится Древние… и проникнуть в их сны…

— Кто?

— Они не имели имен.

— И это было правдой?

— Суеверием, конечно. Мы же спали так… правда, вместе…

— Я помню…

— А раньше, когда я уходил в пустыню, то спал под небом один. И… ничего. Совсем. Ну, сны становились более… связными, но я думаю, это от свежего воздуха.

Они тихо рассмеялись.

— Не имели имен, — повторила Хьютай. — А помнишь, как ты рассказывал мне о наших именах? В первый раз?

Анмай удивленно смотрел на неё. Вдруг он улыбнулся и сел поудобнее, поджав ноги и притянув Хьютай к себе.

— Совсем как в тот, первый раз, — улыбнулась она. — Помнишь, что ты тогда мне рассказывал? Вспомни, а? Я тоже вспомню, — она прижалась к нему, тоже подтянув ноги, положила голову на его плечо, и закрыла глаза.

Анмай сонно растянулся на подушках, на животе, потом расслабился, положив голову на скрещенные руки. Ему было на удивление хорошо, вокруг всё мягко плыло куда-то… Почти невесомые ладони коснулись его волос, с невинным любопытством скользнули по телу от плеч до пальцев босых ног. Юноша ощутил, как сладко обмирает сердце под прикосновениями этих теплых ладошек. Казалось, остановись оно совсем — он умер бы с радостью, потому что большего наслаждения быть не может…

Хьютай нежно провела кончиками пальцев вдоль всей его спины, осторожно касаясь ещё свежих, розоватых рубцов, казавшихся беззащитными на смуглой коже.

— Что с тобой было? Ты дрался?

— Упал. Со скалы на камни. Уже два месяца назад.

— Тебе… было очень больно?

— Да.

— А сейчас?

Он улыбнулся.

— Сейчас — нет.

Она осторожно пригладила его волосы, не решаясь прикасаться к шрамам… словно зная, что причинит боль…

— Я так мало знаю о тебе…

— Хочешь познакомиться поближе?

— Ага.

Хьютай села верхом на его бедрах. Её легкие руки скользили по его спине, нежно обводя грубые, твердые рубцы. Анмай невольно вздрогнул, потом вновь застыл, и лишь его бока едва заметно колебались в ровном, бесшумном дыхании. Под её легкими, почти неощутимыми прикосновениями уже почти зажившие раны начали ныть. Это была странная боль, — не мучительная, скорее приятная, словно её руки касались чего-то внутри… чего-то, похожего на душу…

Юноша замер, боясь даже дышать. Её руки осторожно спускались всё ниже… задержались на изгибах его талии… ловкая ладонь скользнула под живот, и Анмай задержал дыхание почти на минуту…

Потом она подняла голову, серьёзно глядя на него.

— Не бойся. Мне нравится любовь, но это лишь часть моего мира. Я люблю слушать всякие красивые и странные истории, но только с хорошим концом. Люблю красивые вещи и лица, но кто их не любит? А ещё я люблю смотреть на что-нибудь красивое, и дикое… — она откинулась на спину, разглядывая просторное, полутемное помещение.

Анмай перевел дыхание, потом улыбнулся.

— Ты славная. Но ты ничего не знаешь. Я тоже. Мы оба… обе… мы дикие. Мы, файа, забыли почти всё наше прошлое… Ты знаешь, что означает мое имя?

Хьютай улыбнулась.

— Анмай — Широкоглазый. А я, Хьютай — «Широкобедрая», или, если хочешь — «Широкозадая»… это с какой стороны посмотреть!

— Это очень древнее имя… как и мое. В языке Империи Маолайн…

— А что это? — Хьютай не смогла сдержать удивления.

— Это наша родина… настоящая, там, на звездах.

Она непонимающе взглянула в его глаза.

— Я расскажу тебе… потом…

— Широкобедрая и Широкоглазый, — Хьютай положила голову ему на плечо, — звучит неплохо. А дальше?

Анмай замолчал, глядя в её глаза. Девушка ощутила, как напряглись его руки.

— Я скажу. Знаешь, это тебе больше никто не скажет… И ты никому не говори.

Она кивнула. Анмай пригладил её волосы.

— Прежде всего, настоящие имена давались файа лишь в день совершеннолетия… такие, какие они заслужили. Самым достойным именем юноши было Анха-Мебсута, «Воин-Мечтатель», девушки — такое же, как у тебя. Но ты бы ещё не имела имени… и права брать себе юношей… то есть юношу… тебе не хватает трех месяцев до восемнадцати лет, правда?

— Ну и что? А какое тайное имя нашего народа, — его настоящее имя?

Анмай осторожно сжал её лицо своими сильными ладонями. Несколько секунд они не мигая смотрели друг на друга, потом одновременно закрыли глаза.

— Раньше, если тот, кто задавал такой вопрос… если знающий отвечал недостойному… если тот, кто слышал ответ… им выжигали глаза расплавленным свинцом… по каплям… медленно… пока он не добирался до мозга…

Хьютай поёжилась.

— Наше истинное имя — укавэйа, Уничтожители. Оно очень старое… я не знаю, откуда оно… говорят, это имя не прошлого, а будущего нашего народа…

***……..

— Укавэйа, — повторила Хьютай. — Значит, «Укавэйра»… но тогда я сказала…

***……..

— Если я скажу его… другим… нам в глаза…

Анмай улыбнулся.

— Нет. Это уже никому не интересно… кроме нас.

Хьютай вздохнула.

— Укавэйа… мне нравится! Ты знаешь так много… всякого… Расскажи, как мы, файа, должны любить?

Анмай улыбнулся.

— Естественно. И не теряя достоинства. Это — главное. Когда пары встречались впервые… никто никому не смел мешать выбирать любимую… любимого… а потом… правда, сначала надо было достичь совершеннолетия, и пройти испытание…

— Какое? — большие глаза Хьютай мечтательно сощурились. — Мне кажется, в любви нет места боли.

— Ну… Надо было провести ночь… на вершине скалы, в пустыне, в одиночестве, под звездами… обнаженным… а там ночами холодно! Надо было смотреть вверх и размышлять о себе и о мире, а потом… ну, это мы уже сделали…

Хьютай зевнула, зябко подтянула ноги и сжалась в уютный теплый комок, положив голову на изгиб его ровно дышащего живота, потерлась о него щекой, стараясь доставить удовольствие этой лучшей в мире подушке, потом затихла. Роскошные волосы заменили ей одеяло в этом холодном, но на удивление уютном помещении…

Слабый гул машин, — вечный пульс крепости, — едва проникал в него. Анмай чувствовал теплое дыхание девушки и вдруг заметил, что Хьютай спит. Её безмятежный сон доставлял ему совершенно неожиданное наслаждение, но он всё же решился коснуться маленьких босых ног. Хьютай сильнее поджала их, и что-то пробормотала, уткнувшись лицом в его кожу. Юноша замер в счастливой истоме, боясь потревожить любимую. Ему было на удивление хорошо… и он заснул, беззвучно дыша в том восхитительном забытьи, в какое погружаются только после любви…

Анмай поднял голову, отбросив волосы с глаз, и погладил теплый живот Хьютай.

— Помнишь, что было потом, после того, как мы сказали друг другу, что счастливы, и ты рассказал о наших именах?

— Мы повторили то, что сделали в первый раз…

— А потом? Когда жажда наших тел утихла, и мы смогли познакомиться по-настоящему?

Анмай открыл глаза и улыбнулся. Ему было хорошо, он не ощущал одиночества, — лишь его тень. Но всё же, она здесь, рядом… Он закрыл глаза, и стал вспоминать дальше.

Анмай проснулся счастливым, чувствуя, как чьи-то руки нежно разбирают его спутанные волосы. Открыв глаза, он увидел улыбку Хьютай, и невольно улыбнулся в ответ. Она смутилась, потом очень осторожно коснулась его испуганно вздрагивающих ресниц, нежно обводя беззащитно открытый, растерянный глаз. У юноши отчего-то перехватило дыхание… он захотел сказать Хьютай, как любит её, но она коснулась пальцами его губ, и он покорно затих, ощутив, как её ногти быстро скользят по коже, рисуя на ней сложные узоры в поисках самых чувствительных мест, и находя их то на ушах, то между пальцами его ног, словно играя на музкальном инструменте, где вместо звуков были ощущения. Иногда его мышцы невольно сжимались, и весь Анмай вздрагивал.

Эта игра оказалась неожиданно приятной, и юноша лежал очень тихо, наслаждаясь её нежностью, пока по телу не пробежала нетерпеливая дрожь. Его охватило предчувствие радости, — чистая, не замутненная стыдом и страхом страсть. Он попытался было её подавить, говорил себе, что не должен этого делать… но почему, — не должен? Его глаза не хотели отрываться от поразительно красивого тела девушки, его собственное тело тянулось к ней, и лишь какая-то часть его сознания, — та, где в холодном синем свете обитали отражения небес и звезд, — презрительно отворачивалась.

Какое-то время они смущенно посматривали друг на друга, но взгляд юноши был более внимательным. Он замер, не замечая, что приоткрыл рот от восхищения. Хьютай была очень красива, — немного пугающей, диковатой красотой, безжалостной в своем совершенстве. Приподнявшись на локте, она с любопытством следила за ним, догадываясь, почему напряглось это гибкое тело, и почему потемнели эти любимые серые глаза. Её губы, коснувшись его губ, решили исход борьбы.