Путешествие вверх - Алексей Ефимов

Хьютай вздрогнула так резко, что её мускулы, рывком сжавшись, издали глухой звук — столь мощной оказалась схватившая их судорога. Её кожа вдруг стала обжигающе горячей, сильный, уже не томный жар волнами исходил от неё, — не ласковый, манящий жар нагой плоти, а мертвенный, беспощадный жар топки. Её рот приоткрылся, зрачки расширились, как самой темной ночью, перед рассветом, превратив радужку в узенькую мерцающую полоску.

Анмай замер, ошалело глядя в огромные, дико расширенные глаза девушки. Ногти Хьютай вспороли его спину, погружаясь в раны с неистовой яростью. Он был до безумия испуган её реакцией и неистовой силой этой судороги, — подруга сжала его так, что захрустели ребра. Её мускулы уже не расслаблялись, мелко вибрируя от предельного напряжения. Они все словно струились, всё сильнее, пока её тело не стало казаться каким-то размазанным. Эта судорога залила её спину… плечи… бедра… она не могла вздохнуть, чувствуя, как ослепительное жидкое солнце разливается по всему её животу… бежит вверх по позвоночнику… затопляет её целиком… а где-то за её крестцом родилось совершенно новое ощущение, удивительно нежное, мягкое, но невыносимо сильное, — словно там, по бесчисленным нервам, изнутри, скользит гладкий, теплый, искрящийся мех. Оно было бесконечно приятным. В какой-то миг Хьютай даже перестала себя сознавать. Был только свет, — белый, мгновенный, беззвучный, бесконечно яркий взрыв. И вдруг она очень резко ощутила всё, что окружает её, — не только здесь, но и дальше, бесконечно дальше… огромные города, где жили вовсе не люди, бесконечные лабиринты из песчаных полузатопленных ущелий и неправдоподобно острых скал, исполинские, — в четверть горизонта, — луны, нет, целые миры…

Она увидела сразу миллионы слоев Реальности, уходящих куда-то в бесконечность, — и её мир рассыпался, словно разбитый калейдоскоп.

***.

Анмай ощутил то же самое, — белую, ослепительно сладкую боль. Она пронзительно взмывала вверх, увлекая за собой каждую пылинку его мыслей. Дыхание юноши замерло, он слышал странные звуки, свет колыхался в нем, как волны, сливаясь в образы из его снов и другие, более реальные. Он видел сразу всё своё нагое тело, и многие другие вещи, — часть их была сейчас очень далеко. Его обоняние обострилось так, что каждый запах казался физически плотным. Свет двигался сразу вверх и вниз, синий, зеленый, оранжевый, — но Вэру едва видел его, потому что испытывал шок, — чудо пробуждения от самого себя, чувствуя, как облетают листья непробудного сна и рождается свобода, безличная и безжалостная, как огонь…

Этот немыслимый взрыв чувств вышвырнул Вэру из Реальности. Она мерцала, плавилась, ускользала, — как, впрочем, и он сам. Когда он окончательно очнулся, всё ещё отчасти ошалевший, то какое-то время смотрел в потолок, пытаясь понять, где это он, и что с ним. Потом с трудом приподнялся на руках, — и тут же испуганно замер. Хьютай лежала совершенно неподвижно, часто дыша. Казалось, она потеряла сознание, и то ли вздагивала, то ли всхлипывала в забытье. Анмай осторожно поглаживал её, стараясь успокоить, но измученная девушка не реагировала. Ему пришлось долго растирать ей подошвы и уши, легонько нажимая на чувствительные точки, пока глаза Хьютай вновь не заблестели. Анмай смутно помнил, как обмывал мокрую от пота подругу, как вытирал её громадным махровым полотенцем, — от волос до пальцев босых ног, — как нес её на руках… Ему казалось, что прошли многие часы, — или даже жизни. Он ещё несколько раз успел заснуть и очнуться на ходу, путая реальность с обрывками снов, ярче которых не видел. Растянувшись, наконец, на постели, он вмиг забылся теплым, бездонно глубоким сном…

Анмай проснулся, когда чьи-то пальцы дразняще скользнули по подошве его босой ноги. Он рефлекторно отдернул её, — и с удивлением обнаружил, что его крепко держат за лодыжку. В первый миг он испугался… потом вспомнил всё и засмеялся, крутя ступней и сжимая в кулачок пальцы, пытаясь скрыть хотя бы самые чуткие места.

— Лежи смирно, — усмехнулась Хьютай. — Иначе не получишь еды.

— Еды? — в животе у Вэру заурчало, и лишь сейчас он понял, насколько он голоден.

— Ты должен много есть, чтобы быть сильным, — вновь усмехнулась Хьютай. Она взяла с тарелки бутерброд, — с ветчиной и зеленью, — и поднесла ко рту юноши. Анмай тут же вцепился в него зубами, отхватил здоровенный кусок и принялся жевать. Хьютай, с той же ухмылкой, налила в стакан молока и дала ему попить. Потом снова протянула ему остаток бутерброда…

Есть лежа, с рук, было… не то, чтобы неудобно, — просто очень непривычно, но протестовать не хотелось. Анмай стрескал пять или шесть бутербродов и выдул не меньше литра молока, — собственно, он съел всё, что принесла ему Хьютай, и замер, с наслаждением чувствуя тяжесть в животе.

Хьютай глубоко вздохнула, словно бросаясь в омут, потом вдруг подмяла его, сжимая его закинутые за голову руки. Её густые вьющиеся волосы окутали лицо юноши. Он оказался в жаркой темноте.

— То, что ты дал мне, — прошептала Хьютай во мраке, — это чудо, великий дар. Я понимаю, что не смогу дать тебе такого же в ответ, но…

Анмай тихо рассмеялся. Она была такой прохладной, гладкой, упругой…

— Мой великий дар — это ты, — сказал он. Его руки, как бы сами собой, обвили гибкий стан девушки, — а потом к ним присоединились и ноги…

Хьютай рассмеялась, перекатываясь. Анмай сел на ней верхом, упираясь ладонями в её тугую грудь.

— Наверное, я всегда буду любить тебя.

— А я — тебя.

Анмай нагнулся, чтобы поцеловать её. И тут же понял, что не может разомкнуть губ. Это длилось… и длилось… и длилось… его руки скользили по гибкому телу подруги, лаская её… по нему скользили её руки… ошалев от страсти, он овладел ей. Хьютай, охнув от неожиданной силы ощущений, крепко обняла его. Они туго сплелись, перекатываясь, — наверху оказывался то он, то она… яростно двигали бедрами, целуясь, царапая друг другу спины… они были уже скользкие от пота, но всё двигались, — резко и быстро, молча, ожесточенно, пока Анмай не замер, — довольный и измученный. Хьютай тоже замерла, лишь их босые ноги ласкали друг друга…

Они вновь подремали в блаженной усталости, а потом Анмай отвел её в бассейн с восхитительно холодной водой, в которой они начали плескаться и ловить друг друга. Наконец, сухие, прохладные и очень чистые, они уютно устроились на куче теплых подушек.

— Я… видела то же, что и ты, правда? — тихо спросила Хьютай, укладывая голову на его грудь. — И я снова причинила тебе боль…

— Нет. Мне понравилось… то, что ты сделала.

— Не ври. Я её почувствовала, — она нежно притронулась к свежим, горячим ссадинам. Анмай погладил её руку. — Я не знаю, что на меня нашло… и на тебя… я словно умирала, а теперь чувствую, что живу, и впереди, — вся жизнь… я видела, что в ней будет много… всякого, — Хьютай стыдливо поджала ноги.

— Я уже видел… подобное, — очень тихо сказал Анмай. — Пять дней назад, в ядре Цитадели Хаоса…

— Так ты входил туда? — Хьютай приподнялась, сумрачно глядя на него. — И вернулся? Ты очень сильный. Сильнее, чем я думала. Захочешь ли ты быть со мной? Ведь я самая обыкновенная.

— Я люблю тебя и ты становишься необыкновенной. Ты единственная… ты всё.

Она затихла, потом взглянула в его глаза.

— Ты не врешь? Нет, прости, я сама знаю… расскажи мне, как это было… если ты… если тебе не больно… вспоминать об этом.

— Нет. Только не удивляйся тому, что я скажу, ладно?

— Я постараюсь.

Хьютай уютно устроилась рядом. Её голова покоилась на его плече.

— Да. Я тоже… хотел увидеть будущее.

Хьютай ничуть не удивилась.

— И ты видел?

Она спросила его так спокойно, что Анмай вздрогнул. Он понял, что она, — единственная, кто сможет быть ему парой. Единственная во всем мироздании.

— Только не пугайся…

— Да?

— Да. Никому про это не говори. Это… самое ценное, что у меня есть. Я вообще смогу дать тебе немного, но это… моя мечта, моя надежда, моя жизнь. Скорее всего, это бред обезумевшего от боли мальчишки, но если нет… Я видел гибель нашего мира. Он взорвется, разлетевшись на множество частей…

— Когда это будет?

— Не знаю. Наверно, не скоро, когда Уарк окажется возле Бездны.

— Ты не видел, когда… когда умрешь? — голос Хьютай дрогнул.

— Нет, как ни странно. Мне кажется, что я вообще никогда не умру… глупое убеждение, правда?

— А… а я?

Она боялась ответа… и пыталась скрыть от него свой страх… Анмай вдруг почувствовал, что даже тяжесть её головы на онемевшем плече ему неожиданно приятна. Он повернулся, чтобы девушке было удобнее.

— Я тебя не видел… там. Наверно, я видел только свое будущее.

— Можно… можно мне всегда быть с тобой?

— Да. Ни о чем ином я не мечтаю.