История Индий - Бартоломе Лас Касас

Глава 161

Вышеописанные события происходили в двадцать втором году шестнадцатого столетия, так что наше повествование относится уже к четвертой книге; но нам показалось, что принятый нами порядок изложения не пострадает, если вначале будет закончен рассказ о делах, совершившихся несколькими годами позже, чем те, о которых пойдет речь затем; мы сделали так, чтобы не толковать в разных местах об одном и том же предмете. Итак, вернемся к событиям 19-го и 20-го годов, которые принадлежат второй книге нашей «Истории», и начнем с материка. Выше, в главе 104, мы уже рассказали, как в 18-м году в городе Сарагосе один кабальеро из Кордовы по имени Лопе де Соса, человек отважный и достойный, был назначен губернатором Дарьена и всего материка; он должен был изгнать оттуда Педрариаса, который разорил и опустошил все тамошние провинции либо собственноручно, либо отправляя туда солдат под командованием своих военачальников, а вернее сказать палачей. Среди них одним из самых главных был лиценциат Гаспар де Эспиноса, его старший алькальд. И вот отправился Лопе де Соса в путь, то ли в двадцатом году, то ли в конце девятнадцатого, и с ним вместе некий лиценциат Аларконсильо, его старший алькальд, который должен был принять отчет от Педрариаса. Отправился, стало быть, Лопе де Соса в Дарьен с четырьмя судами и тремястами солдат; Педрариасу приезд его, конечно, не мог прийтись по душе; и, стремясь избежать встречи с Лопе де Сосой, стал он, как мы рассказали выше, домогаться, чтобы испанские поселенцы отрядили его прокурадором в Кастилию. Едва новый губернатор прибыл в порт и корабль его стал на якорь, как отдал богу душу, так как, должно быть, заболел еще по дороге. Город был недалеко от порта, и едва нарочные успели сообщить Педрариасу весть о приезде Лопе де Соса, как следом являются другие и говорят, что тот скончался; и бог, воплощение истинной мудрости, ведает, что сердце Педрариаса по-разному откликнулось на каждую из этих вестей. Педрариас отправился в порт в сопровождении всего города, и тело усопшего вынесли и предали земле со всей возможной пышностью и почестями. Воздав ему, как подобало, последний долг, Педрариас предложил свое гостеприимство его сыну, Хуану Алонсо де Соса, позже ставшему казначеем короля в Новой Испании, а также всем его слугам и домочадцам на время, которое те пожелали бы пробыть в Дарьене. Пуще всего Педрариас стремился избавиться и отделаться от угрозы, которую заключал для него отчет, ибо все прежние дела изобличали его виновность. И вот благодаря хитростям и проискам вышеупомянутого лиценциата Эспиносы, своего главнокомандующего и старшего алькальда, он сумел убедить и уговорить лиценциата Аларконсильо, старшего алькальда Лопе де Сосы, в том, что власть его не потеряла силы со смертью Лопе де Сосы и что он должен принять отчет сейчас так же, как должен был бы принять его, останься де Соса в живых; если же король откажется признать отчет действительным, то ничего не потеряно, кроме чернил и бумаги. А ведь на самом деле, кажется, следовало бы помнить, что по правилам отчет представляется именно новому губернатору, а тот уже принимает его через своего старшего алькальда; и отсюда явствует, что этот самый Аларконсильо, будучи представителем Лопе де Сосы, после кончины губернатора лишился всех полномочий. Однако в конце концов он принял отчет, и нетрудно догадаться, что принял его в том виде, в каком Педрариасу (заблагорассудилось дать его. Вот одна из бесчисленных уловок и уверток, к которым у нас в Индиях прибегали неправедные судьи, дабы избежать суда и кары; видимо, искупить свои грехи доведется им уже не в земной юдоли. За несколько дней до прибытия Лопе де Сосы в эти края прибыл Хиль Гонсалес де Авила, о котором мы уже рассказывали выше, в главе 154. Он прибыл вместе с Андресом Ниньо, своим кормчим, который вовлек его в это предприятие, и у них было три корабля и двести человек экипажа.

Этот Хиль Гонсалес не поехал на поклон к Педрариасу, будучи уверен, что Лопе де Соса уже прибыл и принял бразды правления в свои руки, а с ним Хиль Гонсалес, вероятно, переговорил еще в Кастилии и потому надеялся, что тот отнесется благосклонно к его замыслу похода в Южное море. По этой причине он вместе со своими кораблями и экипажем отправился на 50–60 лиг западнее Дарьена, местопребывания Педрариаса, к порту Акла, откуда лежал кратчайший путь в Южное море. Но узнав с великим огорчением, что Лопе де Соса в Дарьен еще не прибыл, Хиль Гонсалес вынужден был пойти на унижение и написать Педрариасу письмо, в котором сообщал о своем прибытии и просил прощения за то, что не смог предварительно заехать в порт Дарьен и предстать перед Педрариасом, ибо для его предприятия и путешествия порт Акла был удобнее, чем порт Дарьен, и т. д. Получив письмо, Педрариас весьма недружелюбно ответил, что удивляется, как посмел Хиль Гонсалес, зная, что он, Педрариас, является правителем этого края, высадиться здесь вместе с таким количеством народа, не имея на то его разрешения, равно как не предъявив и не переслав ему разрешения либо указа за подписью короля, из которого он, Педрариас, мог бы узнать, с какой целью и по какому праву приехал Хиль Гонсалес в места, находящиеся под его управлением. Этот ответ весьма огорчил Хиля Гонсалеса; какова судьба Лопе де Сосы, он не знал, а дело его было такого свойства, что приостановить его без большого урона не представлялось возможным: ведь он привлек к нему столько народа и так много еще предстояло сделать. По этой причине он решил послать в Дарьен Андреса Ниньо: тот должен был представить Педрариасу королевские указы и на их основании попросить, чтобы Педрариас оказал ему поддержку и способствовал осуществлению их предприятия и путешествия, как повелевал король всем без исключения властям и частным лицам, и, самое главное, чтобы Педрариас распорядился передать Хилю Гонсалесу суда, которые прежде принадлежали Васко Нуньесу де Бальбоа и находились в другом море. Андрес Ниньо прибыл в Дарьен, представил Педрариасу королевские грамоты и вручил ему прошение по всем правилам; но у Педрариаса была одна забота: убивать и истреблять индейцев и разорять их царства, и меньше всего он заботился о том, хороши ли его речи, мысли и поступки; поэтому он сперва отвечал Андресу Ниньо, что готов повиноваться указам, но когда речь зашла об их выполнении, он стал говорить, что суда принадлежали Васко Нуньесу де Бальбоа лишь постольку, поскольку тот командовал ими, а вообще они являются собственностью 300 испанцев, которые своим трудом помогли их построить (бессовестный не принимал в расчет трех или четырех тысяч индейцев, которые отдали богу душу, чтобы были построены эти суда, ибо на собственных плечах перетаскивали якоря, и канаты, и прочие неслыханные и невыносимые тяжести, как было показано выше, в главе 74); и еще Педрариас сказал, что сейчас на этих кораблях странствуют их владельцы, служа королю и открывая новые племена и земли, дабы приумножать его достояние; он-де доложит его величеству всю правду, и если после того король подтвердит свой приказ, он, Педрариас, немедля его выполнит. Андрес Ниньо вторично подал прошение, протестуя против решения Педрариаса, так как оно обрекало все предприятие на провал и неудачу. Педрариас ответил, что не волен распоряжаться чужим имуществом, а потому Андрес Ниньо может возвращаться обратно. Андрес Ниньо вернулся в Аклу ни с чем; тут как раз прибыл в порт Лопе де Соса, и с ним приключилось то, о чем мы уже сообщали.

Хиль Гонсалес возлагал все надежды на приезд Лопе де Сосы; и когда он узнал о его кончине, он понял безвыходность своего положения и решил сам отправиться к Педрариасу и умолять, чтобы тот передал суда в его распоряжение согласно королевскому приказу и не чинил ему препон, ставя тем самым под удар все дело, которое он, Гонсалес, предпринял и которое обещает столько пользы и благ и короне, и богу. Педрариас же после смерти Лопе де Сосы еще пуще занесся в своей спеси, ибо на некоторое время почувствовал уверенность, что не найдется никого, кто стал бы ему поперек дороги, как бывало прежде; по этой причине, когда снова зашла речь о передаче судов Васко Нуньеса де Бальбоа, Педрариас оказал Хилю Гонсалесу не больше уважения, чем Андресу Ниньо, которого тот посылал вначале, и сказал, что не даст ему ни рейки, ни дощечки, даже если бы Хиль Гонсалес предлагал взамен весь свой флот. Видя, что от Педрариаса помощи ждать нечего, Хиль Гонсалес вернулся в Аклу и замыслил такое дело, на которое не отважился бы пойти сам король, даже если бы у него и людей, и снаряжения было куда больше: задумал Хиль Гонсалес построить новые корабли в Южном море силами своего экипажа и пользуясь материалом, привезенным из Кастилии. У него было восемь лошадей; и вот на этих лошадях начинает он перевозить все необходимое через высочайшие и неприступнейшие горы, которые мы описали в 74-й главе, — воистину, немыслимый труд! Он велит нарубить и напилить лесу на три больших судна и на два брига и начать строительство на реке Бальса. Некоторые испанцы, жители Аклы, не советовали ему строить корабли в этом месте, говоря, что они у него сразу рассыплются в прах из-за едкого тумана и прочих напастей, но он пренебрег советами, так как думал, что эти люди хотят обманом помешать его делу, и продолжал вести работы. Много мук приняли члены его экипажа на дорогах, и в лесах, и на постройке судов, и еще потому, что они страдали от недоедания и от скудной и скверной пищи, так как ели только маниоковый хлеб, и то понемногу, кой-какую еду, доставлявшуюся из Аклы на лошадях, да кое-что из припасов, привезенных еще из Кастилии, а этих припасов всегда оказывается слишком мало, и кончаются они слишком скоро. К тому же все они были новичками в этих краях, а места там гористые, и мрачные, и суровые к людям непривычным, и таким образом из двухсот человек осталось у Хиля Гонсалеса не более восьмидесяти, а прочие либо умерли, либо слегли больные. В конце концов ценою бесчисленных лишений и невзгод достроил он свои корабли; кое-как и на живую нитку, посадил на них свои восемьдесят человек и отправился к островкам Лас Перлас, которые находятся в море на расстоянии 12 или 15 лиг от реки Бальса. Пока он снаряжался там, готовясь к путешествию, за двадцать дней все его суда и бриги превратились в труху. Тяжело говорить об этой беде и не легче слушать; каково же было сносить ее людям, на глазах у которых столь молниеносно погибло все, за что заплатили они ценой голода, смерти, болезни, трудов и лишений! Великую испытали они горечь и скорбь, да иначе и быть не могло. Хиль Гонсалес был человек твердый, и хотя в столь жестоком испытании немудрено было пасть духом, он все же устоял и решил построить все корабли заново. Но работать у него было некому, потому что часть экипажа погибла, часть хворала, а здоровые были слишком изнурены и измучены; поэтому он написал Педрариасу, умоляя прислать ему на подмогу индейцев и испанцев, чтобы снова построить суда, необходимые для путешествия. Может статься, Педрариас ответил ему недружелюбно, может статься, вообще не ответил, отделавшись несколькими непристойными словами, о которых Хилю Гонсалесу стало известно; как бы то ни было, Хиль Гонсалес отправляется в Аклу, оттуда на корабле добирается до Дарьена и предъявляет Педрариасу королевский указ, согласно которому все правители, власти, а также отдельные лица, как частные, так и несущие королевскую службу, к которым он, Хиль Гонсалес, обратится за помощью и поддержкой, под страхом тяжких наказаний обязаны немедля оказать ему эту помощь и не чинить ни в чем препятствий. Педрариас дал ему некоторое количество индейцев, на содержание которых он не очень-то тратился; эти индейцы на своих плечах перетаскивали и переносили припасы и все необходимое из порта Акла и Номбре де Дьос; также дал он Хилю Гонсалесу несколько испанцев, которые помогали ему, чем могли. Хиль Гонсалес возвратился на остров Перлас; там он велел снять с погибших кораблей доски, какие получше, а также нарубить и напилить лесу, и из всего этого дерева, сбивая его и сколачивая, построили они три больших корабля и один бриг, на которых можно было пуститься в путешествие; на все это ушел почти целый год. И тут мы пока расстанемся с Хилем Гонсалесом до той поры, когда с божьей помощью вновь встретимся с ним в своем месте, ибо остальные его дела принадлежат четвертой книге.