Вся трилогия "Железный ветер" одним томом - Игорь Николаев

На мгновение профессор испугался, что у него начинается агорафобия, но собрал в кулак все свои невеликие душевные силы и закончил путь. У вспомогательного причала покачивался на широких поплавках четырехместный гидроплан. Айзек нервно оглянулся.

— И это все? Я как-то привык к …

Он не закончил, но майор понял невысказанное.

— Требования конспирации, — все так же веско пояснил он. — Минимум привлеченных сил, максимум секретности. Чем больше людей и техники, тем больше лишних ушей и глаз.

Айзек не стал спорить с профессионалом, рассудив, что тому виднее, и неловко полез в самолет. Майор помог пройти по коротким сходням над темно-зеленой полосой волнующейся воды, в салон, пахнущий кожей и самую малость — бензином. Профессор торопливо сел в первое же кресло и крепко вцепился в жесткие подлокотники. До сих пор Айнштайн никогда не летал на самолетах, тем более на водных, поэтому ощущение легкого покачивания было новым, непривычно волнующим и даже в чем-то занимательным.

Окончание всех формальностей заняло еще минут пять и, поставив последнюю подпись на последней бумаге, Кроу легко запрыгнул в гидроплан, подав жестом знак обернувшемуся пилоту — дескать, пора.

С почти детской радостью и наивным восторгом Айзек смотрел в квадратное окошко за мелькавшими снаружи волнами, слушал солидный, басовитый гул двигателя. Когда гидросамолет, после короткой пробежки, оторвался от моря, и синяя поверхность внезапно стала стремительно отдаляться, ученый непроизвольно охнул и вцепился в кресло еще крепче. До крайности увлеченный происходящим, он совершенно не заметил, как сидящий напротив майор проделал какую-то короткую манипуляцию и резко наклонился вперед. Металлический браслет с тихим щелчком замкнулся вокруг запястья Айзека, приковав его к подлокотнику.

Несколько мгновений Айнштайн переводил непонимающий взор со спутника на наручники и обратно.

— Что Вы себе позволяете! Как вы со мной обращаетесь? — воскликнул он, наконец.

— Как с немецким шпионом, — гордо ответил офицер с воодушевлением инквизитора, притащившего еретика на справедливый суд, но в его глазах плясали чертики насмешки. Словно Кроу играл на публику, проговаривая отрепетированный текст. — Вы обвиняетесь в саботаже научных исследований. В Вашингтоне вас ждет суд.

Айнштайн ругался, пока не охрип, но Кроу хранил молчание.

В однообразном гуле мотора прошел час, затем гидроплан пошел на снижение. Поплавки зацепились за верхушки волн, гидроплан тряхнуло, ученый закрыл глаза, одновременно и от страха, и от слепой надежды, что катастрофа неизбежна, и все наконец-то закончится. Но он ошибся.

Едва остановился мотор, Кроу спокойно вынул из кобуры пистолет и выстрелил в затылок пилоту. Маленький салон заволокло сизой дымкой, потянуло незнакомым и очень неприятным запахом. «Пороховой дым», — понял Айзек, обмирая от ужаса и ожидая, что следующая пуля достанется ему. Но Кроу так же спокойно, без всяких эмоций спрятал оружие и, не глядя на скованного подопечного, с усилием отпер замок и открыл дверь справа по борту. Он сел прямо на металлический пол, привалившись спиной к окантовке проема, но так, чтобы не упускать из виду ученого. Закурил сигарету и отрешенно погрузился в ожидание. Вынужденно ждал и Айнштайн, уже понимая, что впереди его ждет нечто ужасное. Родная лаборатория уже казалась ему чем-то из совершенно другой жизни, и лишь одна спокойная мысль угнездилась на задворках панически вопящего сознания — получается, что Проппу повезло. Ведь останься ассистент со своим учителем, он так же отправился бы в полет и вполне мог бы разделить участь пилота. Айнштайна трясло как в лихорадке. Оказаться посреди океана в неисправном самолете с сумасшедшим на борту… что может быть страшнее?

Грегор Кроу, он же Григорий Воронин, наслаждался. Вкусом хорошего немецкого табака, видом на море, страхом ученого — и убийством. Ему нравилось убивать, и когда он был боевиком-анархистом, и командиром боевой группы левых эсеров, и в незабываемые две недели у батьки Ангела, и в контрразведке Колчака…

Подумать только, в который уже раз подумалось ему, ну кто знал, что муж этой цыпочки — однокашник адъютанта при Верховном правителе в Сибири? И, получив предложение «выкупить» арестованного мужа — она не поступит, как все до нее, а добьется аудиенции. И уже через сутки всесильному (в своем городке) начальнику контрразведки придется бежать в холодную ночь, бросив все? В Дальневосточной Коммунистической Республике, конечно, тоже было весело, жаль, что все так быстро закончилось… Хотя способный человек не пропадет нигде. Дон Лучано, сам выбившийся в люди из тесноты и грязи кубинских притонов, отменно разбирался в разных сортах негодяев и сразу понял, к чему лежит душа у красноэмигранта. Гангстер и сутенер в прошлом, ныне респектабельный бизнесмен, сделал Воронину-Кроу новые документы и новую жизнь, продвигая своего протеже по лестнице государственной службы. Со временем способный ученик привлек внимание старого партнера Лучано, чье имя даже старый бандит старался не упоминать лишний раз.

День клонился к закату, море немного волновалось, и летательный аппарат ощутимо покачивало. Кроу курил как автомат, изредка поглядывая на часы. Айнштайн молча съежился в своем кресле, маленький и жалкий человечек, в одночасье потерявший все.

Кажется, пора. Воронин достал из специального ящичка ракетницу и пакет с зарядами, выбрал нужный. Встав в проеме двери, он выпустил красную ракету, отсчитал десять секунд и повторил процедуру. Спустя почти минуту, которая показалась самой длинной в жизни перебежчика, в ответ, на самой границе горизонта взвилась ослепительно-белая точка — ответный сигнал. По-видимому, без четких ориентиров пилот немного ошибся с координатами посадки, да и течение помогло, но все-таки их заметили, и рандеву состоится.

Когда вдали показался продолговатый объект, похожий на огромное веретено, быстро приближавшийся к гидроплану, профессор поначалу решил, что это неведомый морской зверь, и суетливо забормотал «Что это? Что это такое?». Всмотревшись старческими и подслеповатыми глазами в «веретено», он впервые в жизни закричал от ужаса, насколько хватало осипшей и слабой глотки. Ответ на риторический вопрос, поставленный Айнштайном, оказался ужасен.

Воронин не смог сдержать почти счастливой улыбки, при виде рубки с таким знакомым символом трикселя. К дрейфующему на волнах самолету приближалась субмарина, на которой уже готовили надувную лодку. И Григорий позволил себе облегченно вздохнуть. Он смертельно устал, но это была приятная усталость, охватывающая человека после неподъемной работы, которая наконец-то сделана, и сделана на совесть. Организаторы должны быть довольны. Оставалось закончить все и получить щедрое вознаграждение — не какие-нибудь бумажки, которыми скоро можно будет топить печи. Золото и то, что в нынешние смутные времена гораздо ценнее любых денег — возможность присоединиться к новым хозяевам мира.

Ведь в конечном итоге, умение вовремя сменить хозяина — главная добродетель наемника, не так ли?

С мостика Воронину приветственно махнул человек в черной форме политической разведки, рядом с ним стоял еще один, в простом пятнистом комбинезоне «ягеров», который казался очень неуместным в открытом море. С такого расстояния Григорий не мог различить черты лица, но хорошо понимал, кто почтил его личной встречей и внутренне подобрался, готовясь представить себя в лучшем свете.

В лодке, которая подошла к самолету, было пять человек, два дюжих моряка, больше похожих на санитаров из психиатрической лечебницы, доктор, судя по чемоданчику с красным крестом, и два уже виденных Ворониным офицера — из разведки и «пятнистый». Последнего перебежчик видел только один раз и в темноте кубинского кабака, озаряемой лишь мертвящим светом красно-синих ламп. Теперь можно было рассмотреть патрона вблизи и в лучах заходящего солнца.

Айнштайн рвался и кричал до тех пор, пока ему не вкололи какое-то средство, от которого профессор обмяк и потерял интерес к происходящему. Григорий запоздало потянулся было за ключами от наручников, но моряки, не обращая на него внимания, быстро перекусили цепь кусачками и потащили обмякшее тело в лодку.

— Хорошая работа, я доволен, — ровно, сдержанно произнес человек в комбинезоне, и его слова прозвучали в ушах Воронина подобно райской музыке. «Ягер» тем временем подошел чуть ближе, ловко балансируя на чуть согнутых ногах, несмотря на усиливающееся волнение и качку. Он бы не очень высок и до странности щупл — плечи сходили на конус, начиная прямо от шеи и белой полоски воротничка, выглядывавшей из-под свернутого валиком капюшона. Но вокруг этого человека распространялась аура жесткости и властности — сила, заставляющая подчиниться даже такого отпетого мерзавца как Воронин-Кроу. Может, это было из-за абсолютного спокойствия «ягера», а может быть из-за его холодного, совершенно бесстрастного взгляда, которым мог бы смотреть на мир не человек, но рептилия.