Вся трилогия "Железный ветер" одним томом - Игорь Николаев

— «Для начала надо посмотреть, как здесь эволюционировали функциометры, даже с поправкой на то, что «охотнику» как минимум лет десять. А скорее всего, гораздо больше».

Сбоку что-то заскребло и зашуршало. Хотя ученый понимал, что на мертвом «Мстителе» нет, и не может быть никакой живности, в душе разом всколыхнулись все страхи человека перед темнотой и неизвестностью, пришедшие из далеких доисторических времен. И поэтому, когда из бокового прохода высунулось страшное рыло, сверкающее злобными круглыми глазами глубоководной твари, Радюкин едва не бросился наутек. Но в последнюю секунду сообразил, что это Шафран.

Аркадий провел рукой по лбу маски и взмахнул рукой в раздраженном жесте, Радюкин понял его недовольство — капитан категорически запретил снимать защиту вне «Пионера». Никто не мог сказать, какая зараза может прицепиться к человеку в этом больном, изувеченном мире. Тем более в автомате-убийце, участнике давно отгремевшей и страшной войны. А рации в устаревшем снаряжении механика не было.

Энергично качнув головой, Шафран неожиданно скрестил руки в международном знаке «слушай» и быстро задвигал ладонями в немом языке, который знает каждый подводник. Он «говорил» достаточно медленно, избегая профессиональных сокращений, чтобы понял доктор, гораздо менее искушенный в специфической премудрости.

— Есть течь. Пока слабая. Сорвана внешняя крышка торпедного отсека, варили спешно и плохо, кран отказал, и вырвало продувкой, — проговаривал за ним вслух ученый для «Пионера».

Механик изобразил немой вопрос, как бы спрашивая — «передал?». Радюкин кивнул, так, чтобы его жест был виден собеседнику через прозрачное стекло герметичного шлема «крабика».

— Кассеты по шесть торпед. Три штуки. Две отстреляны полностью, — продолжил доктор вслед за Шафраном. — Третью заклинило.

Немного подумав, механик добавил:

— «Повоевал».

Внезапный скрип в наушниках показался настолько громким, что Егор едва не подпрыгнул на месте. Реакция копиров на резкое движение получилась своеобразной — скафандр конвульсивно дернулся, словно через него пропустили ток.

— Возвращайтесь, быстрее, — донесся голос Межерицкого. — Посторонние шумы на юге, далеко, но приближается.

Радюкин ткнул указательным пальцев в шлем, туда, где находились микрофоны, затем указал большим пальцем наверх. Шафран понял и энергично затопал в сторону крутой клепаной лестницы без перил, выходящей наверх. Радюкин последовал за ним, заранее представляя, как тяжко будет карабкаться по шаткому и неудобному сооружению, балансируя в скафандре и придерживая фотокамеру. А говорят, что при сноровке в «крабике» можно даже танцевать… Наверняка врут, здесь не запутаться бы в собственных ногах.

Почти у самой первой ступени-перекладины Шафран внезапно оступился и резко наклонился, поводя фонарем, яркий луч выхватил дальний угол, в котором что-то виднелось. Непонятное, и какое-то чужеродное, выбивающееся из своеобразной симметричной системы построения «Авенджера». Ученый снова, уже традиционно выругался. Ведь он, казалось бы, обошел все, что мог, но, получается, оказался невнимателен.

Механик присел, опустился почти на колени и что-то нащупал. Не оборачиваясь, дернул локтем руки, в которой держал фонарь, дескать, подойди. Радюкин приблизился, попробовал наклониться и понял, что не рассчитал смещение центра тяжести, поэтому сейчас упадет. В последнее мгновение ему удалось перевести падение в контролируемый спуск, и скафандр с лязгом опустился на стальные колени, загремев на весь коридор.

Поначалу доктор не понял, что видит. Несколько непонятных предметов были сложены в небольшую горку, сантиметров десять вышиной и связаны тонкой проволокой. Какая-то композиция, похожая на «творения» инсталляторов-механистов, пытавшихся пару лет назад продвинуть в массы свое с позволения сказать «искусство». Конденсатор, пустая жестяная коробка, тряпка сверху… От напряжения заслезились глаза, Радюкин моргнул и перспектива сместилась, как в визуальных головоломках. Теперь доктор увидел все так, как задумывал неизвестный творец.

Несколько деталей образовывали подобие пульта и маленького креслица, в котором сидела… кукла. Очень старая, похоже, самодельная кукла из почерневших от времени и затхлого воздуха тряпочек. На «животе» игрушки чуть заметно выделялся какой-то знак, похожий на чайку или галочку, почти неразличимый на серо-черном фоне.

Доктор инстинктивно потянулся к кукле, но на полпути его рука замерла, растопыренные металлические пальцы зависли над тряпичной головкой. А затем очень медленно убрались обратно.

— «Верно» — просигналил Аркадий и, подумав, добавил. — «Его корабль».

И почему-то сделанное и сказанное показалось Егору правильным и естественным, хотя расскажи ему кто-нибудь о подобном месяц назад — рассмеялся бы в голос.

— Быстрее! — скомандовал по радио Межерицкий. — Это эсминец, он чешет прямо на нас, время есть, но мало, вам только добраться!

Шафран помог Радюкину подняться и люди полезли наверх по лестнице, стонущей металлическим голосом, как древняя старуха, жалующаяся на жизнь. Последний луч света мелькнул и исчез, оставив старый корабль наедине с игрушечным капитаном.

Шторм усиливался, а дождь, напротив почти прекратился. Проржавевший кусок трапа обломился, и буксировщик отнесло в сторону. Напарник Шафрана подгонял «ослика» к покатому борту, сам механик ловил конец, подтягивая самоход поближе. Радюкин выпрямился и, закрепив камеру в специальном кронштейне у пояса сзади, бросил взгляд на океан. Сквозь черный полог ночного неба выглянула луна. Из-за обилия пыли в атмосфере, ее свет исказился, и огромный лунный диск, налившийся красным, словно распугивал облака, разбрасывая их в стороны рваными клочьями. Шум ветра тоже изменился, внешние микрофоны доносили до ушей ученого однообразный монотонный свист, какой иногда можно услышать в степи.

На несколько мгновений Егору показалось, что он стоит посреди безбрежной пустыни, и лишь голодный ветер-призрак воет в бесконечной тоске, перебирая мириады песчинок. Затем особо сильная волна толкнула «Мститель», качнув безжизненный корабль, и иллюзия развеялась. Вернее, сменилась — утомленное и подавленное сознание толковало реальность по собственному усмотрению. Теперь в свисте ветра и плеске воды доктору слышались стоны призраков, с тоскливой безнадежностью взывающих к пришельцам.

— Голос ушедших…

— Что? — произнес, не поняв, штурман на «Пионере» — Да скоро вы там?!

— Голос ушедших, — повторил Радюкин, глядя на океан, отливающий обсидианово-черным и красным, словно языки пламени плясали в могильной тьме. — Голос тех, кого больше нет.

— Шлюз закрыт, откачка завершена, «осла» закрепили. Антенна убрана.

Слова короткого доклада укладывались на задворках сознания Крамневского как патроны в магазин — ничего лишнего и все на своем месте. Куда больше его занимал вражеский эсминец, стремительно идущий прямо на «Пионер» со скоростью под сорок узлов. Илион готов был поклясться, что субмарина не сделала абсолютно ничего, что могло бы привлечь внимание противника, тем более на таком запредельном состоянии. И тем не менее, корабль мчался прямиком к подлодке, и ничего хорошего от такой встречи ждать не приходилось.

Повинуясь коротким командам, «Пионер» заканчивал маневр разворота, автоматизированная система управления вооружением принимала и обрабатывала расчеты величин изменения расстояния и пеленга, готовясь преобразить их в команды для торпедных гироскопов. Четыре сигарообразных снаряда с водометными двигателями и четвертью тонны взрывчатки в каждом терпеливо ждали электрического импульса, возвещающего атаку. Секунды бежали как лошади на ипподроме — торопясь и опережая друг друга, а Илион все молчал. Он сидел во вращающемся кресле обтянутом искусственной кожей и смотрел невидящим взглядом то на главную распределительную колонку воздуха высокого давления, то на собственный пульт командира, желто-серый, с черными кнопками и верньерами.

В голове у Крамневского словно щелкал рычажок, непрерывно переходя между состояниями «уходить/атаковать». Первая и инстинктивная реакция командира подлодки в подобной ситуации — скрыться, пользуясь естественными преимуществами тайного подводного лазутчика. На самом малом ходу «нырнуть» под врага и затаиться на глубине метров пятьсот-шестьсот, а то и больше. Это разумно и правильно.

Но… Целенаправленные действия противника говорили о том, что он очень хорошо представляет себе местоположение лодки. Выдал ли «Пионер» себя каким-либо действием или у врага нашлись неизвестные и очень точные средства локации и обнаружения, но эсминец шел точно к цели. Это радикально меняло ситуацию.