Русский город Севастополь - Сергей Анатольевич Шаповалов

его на флот. А попав в море, да один раз пережив шторм, этот буян становится частью экипажа. Помню, одного чуть ли не в кандалах привезли. Как же его…. Фамилия такая интересная. А! Кошка. А сейчас – примерный матрос. В родной деревне не знали, как его угомонить. Управляющий вечно жаловался. Мужики с битыми рожами ходили. А сейчас матросы считают его лучшим товарищем. Офицеры поручают ему самые опасные дела. Смотришь, и до боцмана дослужится.

– Я заметил, – согласился Тотлебен. – В армии солдат – тот же крепостной мужик, только в шинели.

– В том-то и дело. А была бы армия такая же, как флот, никто бы не посмел на нас напасть. Так что, вы не переживайте за матросов. Надо будет, они и штурм отобьют, и лягут все на месте, но не отступят ни на шаг. Возьмите любого капитана, он на голову выше пехотного генерала. С кем я воюю? Липранди, Васильчиков, Хрущёв…. Пальцев одной руки хватит пересчитать достойных командиров. А отчаянных капитанов сколько? Да не просто отчаянных, а с головой. В том-то и дело!

– Не пойму, где же все эти славные последователи Суворова, Кутузова, Барклая де Толли, те, кто прогнал самого могущественного врага в двенадцатом году? – сокрушался Тотлебен. – Разве армия стала другая?

– Где они? – зло переспросил Меньшиков и тут же ответил: – В двадцать пятом на Сенатской расстреляны, в Сибирь да на Кавказ сосланы. Что вы смотрите на меня так удивлённо? Из уст моих услышали крамолу? Но я, всего лишь, сказал правду. Посмотрите, кто сейчас в высшем командовании: одни интриганы и казнокрады. Вы своими глазами видели, как мы позорно проиграли Дунайскую компанию. Конечно, у молодого Николая Павловича после декабрьского бунта не было иного выхода, чем устроить террор. Я полностью на его стороне. Уверен, государь все седлал правильно. Но, как видите, – итог печален. Там, на Сенатской, одна сторона мечтала о свободной стране, противоположная – о сильной державе. Что получилось? Ничего! Нет свободной страны, но и сильной державы я не наблюдаю. Уж извините!

Мины

Главнокомандующий показал полковнику Тотлебену чертёж на серой штабной бумаге.

– Откуда он у вас? – настороженно спросил Тотлебен.

– Один из агентов, рискуя жизнью, снял копию с документа во французском штабе, – ответил князь. – А вот второй. – Меньшиков положил перед Тотлебеным ещё лист, на этот раз на хорошей белой бумаге. – Куплен в Париже за большие деньги. Видите-ли, и во французской армии есть продажные генералы, – объяснил он. – Так, что это, по-вашему?

– План осадных работ, – сразу определил полковник.

– Я вижу, а конкретней? – попросил Меньшиков.

– Французы намерены подвести минные галереи к четвёртому бастиону, заложить горны и подорвать, – объяснил Тотлебен.

– Вот оно что! – сообразил Меньшиков. – После взрыва стремительной атакой захватить плацдарм. Закрепиться и втащить тяжёлую артиллерию. А с высоты четвёртого бастиона начать бомбардировку города. Можно даже весь флот наш сжечь. Я правильно понял их замысел?

– Именно так. Необходимо опередить вражеских минёров на подступах! – решил Тотлебен.

– Действуйте! – согласился главнокомандующий.

***

В ноябре Тотлебен приказал во рву четвёртого бастиона заложить минные колодцы. Но работы продвигались с трудом. Сразу же сапёры наткнулись на скалу. Пробив шестнадцать футов сплошного камня, наконец, обнаружили слой глины, толщиной в рост человека. Под глиной опять лежал скальный пласт. По плану Тотлебена надо было выкопать несколько колодцев во рву и внутри самого бастиона; соединить их ходами. Под рвом прорыть галерею, повторяющую контур бастиона, и из этой галерее вести слуховые проходы в направлении противника. Если вражеские минёры начнут закладывать галереи, то с помощью слухачей обнаружить их работы и при сближении – подорвать.

Восемьдесят сапёров и двести солдат работали в три смены, вгрызаясь как кроты, в скалистый грунт под бастионом. Возглавлял работы командир второй роты четвёртого сапёрного батальона штабс-капитан Мельников, Александр Васильевич. Ему ещё не исполнилось тридцати, но он уже был опытным инженером. С Тотлебеным вместе воевал под Силистрией. Полковник очень хорошо отзывался о капитане Мельникове, как о грамотном и сообразительном инженере. Там же, под Силистрией, Александр Васильевич, за храбрость получил орден Святой Анны.

Невысокий, плотный, чем-то напоминал медвежонка. Густые, темно-русые волосы на голове переходили в такие же густые бакенбарды. Добродушный и весёлый человек. Никогда не кричал на подчинённых. Ему помогал молодой поручик Пеструхин, который выпустился из инженерного училища на год раньше Павла, и звали его тоже – Павлом.

Командиром гальванической команды Тотлебен назначил поручика Поцецко – ещё одного своего подчинённого по осаде Силистрии. Поручик Поцецко, распорядился размещать в подземных галереях бочонки с порохом для подрыва, электрические батареи и запалы с взрывными контактами.

Павлу отводилась роль следить за направлением слуховых рукавов. Тотлебен вручил ему очень ценный прибор – пелькомпас, по которому тот должен был определять направление этих самых слуховых рукавов.

С началом зимы погода стояла отвратительная. Ночные морозы со снегопадом сменялись дневными оттепелями. Кругом грязь по колено. Иной раз вражеская бомба зарывалась в раскисшую землю, и после взрыва окатывала всё вокруг жидкой глиной вперемежку с камнями и осколками.

С наступлением холодной погоды обстрелы становились реже. Так, как Воронцовская дорога, идущая из Балаклавы к английским позициям, была захвачена русскими войсками, англичане доставляли боезапас с большим трудом, по неудобным тропам. Использовали турецких солдат вместо вьючных животных. За час расстреливали все, что удалось принести ночью. Как только опускались сумерки, пластуны выползали из секретов, подбирались к вражеским окопам. После докладывали командирам бастионов, где какие работы ведутся: где закладывают новые батареи, где начинают вести траншеи. После полуночи охотники во главе с опытными офицерами совершали вылазки, дерзко врываясь во вражеские траншеи. Схватки были короткими и кровавыми. Но как бы враг не остерегался, сколько бы дозорных не выставлял, каждый раз охотники налетали неожиданно, устраивали резню и внезапно исчезали, прихватив ружья, инструмент, одеяла и пленных.

Перебежчики с той стороны рассказывали, как солдаты голодные, замёрзшие, уставшие за день, приползают в лагерь, где можно было что-то перекусить. Иной раз ели холодную пищу, так, как дров достать было неоткуда. В промокших, дырявых палатках спали гурьбой, чтобы хоть как-то согреться. Но не всегда удавалось поспать. Ночью их поднимали по тревоге и гнали к позициям, где русские устроили очередной разгром: перебили рабочих и разрушили траншеи.

Вдобавок к холере, во вражеском лагере началась лихорадка. Госпитальные бараки были переполнены. Медикаментов не хватало, а фельдшеры выбивались из сил. Отправили транспорт с ранеными и больными в Константинополь, но корабль попал в жестокий шторм. Его мотало несколько дней по бушующему морю. Когда, наконец, судно пристало к