Русский город Севастополь - Сергей Анатольевич Шаповалов

так шпицрутенами забьют. Мы – те же каторжные, только не в кандалах.

– Ой, и брешешь ты, Сенька! – сказал кто-то. – Как будто на воле лучше. Пашешь на барина день и ночь, а что не так – он тебя на конюшню, да шкуру сдерёт. Вон, я весточку получил с родины. Наших мужиков до того замордовали, что они бунт подняли.

– Иди ты! – встрепенулись солдаты. – И что?

– Усадьбу сожгли. Управляющего немца кольями забили. Солдат пригнали, да быстро всех усмирили. Зачинщиков: кого на каторгу, кого на конюшне выпороли и на уральские заводы продали. Остальные теперь смирнёхонькие стали: пашут, как ты говоришь, с утра до ночи, да на брюхе перед новым управляющим ползают.

В это время подошла смена матросов к орудиям. Один нёс скрипичный футляр.

– Эй, пехота, кто дзинькать умеет? Вот, нашёл в разбитом доме.

Яков иудей тут же оживился.

– А ну-ка, дай сюда, браток.

Щёлкнул замочками, открыл футляр, осторожно, словно ребёнка из колыбели извлёк небольшую скрипочку. Там же нашёл смычек.

– Ну, давай, же, Яшка, порадуй! – попросили все.

– Так, погодите! Не играл уже сколько. Вспомнить надо. Это ж вам не на плацу маршировать: ать-два. Тут сперва душа должна проснуться.

Он встал, приладил скрипочку к плечу, провёл смычком по струнам. И вдруг среди пальбы запела, застонала старинная восточная мелодия. В ней слышалась тысячелетняя скорбь и грустная радость, знойный ветер и шум южных садов, плеск моря и голос далёкой красавицы. Все замерли и внимательно слушали.

Скрипка сфальшивила на высокой ноте, и мелодия оборвалась.

– Эх, только тоску навёл, – сказал каторжник-цыган. – Дай-ка!

Он взял в свою грязную заскорузлую руку смычек, устроил на плече скрипку и лихо прошёлся по струнам. Скрипка засмеялась. Скакал табун вольных коней. Плясали цыгане. Вставало солнышко, и сияли звезды. Солдаты оживились, стали подбадривать:

– Давай, жги, цыганёнок! Во, даёт! Шибче, Шибче!

Но цыган вдруг сбился. Опустил смычек.

– Не, не могу больше. Совсем разучился.

– Позвольте мне, – попросил инструмент его товарищ.

Он заиграл что-то высокое, стройное. Мелодия, которая обитает во дворцах и величественных храмах, где всё строго и роскошно.

– Это барская музыка, – недовольно проронил кто-то.

– Да погоди ты! Слушай! – тут же заткнули его.

– Маркела! Наша! – крикнул дозорный.

Все бросились в укрытие, кто куда. Бомба лопнула, на миг ярко осветив внутренний двор бастиона.

– Эх, такой концерт испортили, – вздохнул старый солдат. – Ничего святого не имеют.

Все вдруг увидели, что один только музыкант остался стоять, прижимая к себе скрипочку, как бы укрыв её от взрыва. Его всего окатило грязью.

– Живой? – спросили у него. – Чего не прятался?

Матрос взял из его рук скрипочку и смычек, аккуратно уложил обратно в футляр. Только после этого музыкант покачнулся и рухнул на землю.

***

В колодце пахло подземельем. Здесь было теплее, чем снаружи, но воздух стоял тяжёлый, влажный. Павел, согнувшись пробирался по галерее, неся в руках медную круглую коробку компаса. Впереди шёл Козлов с жестяным шахтёрским фонарём.

– Здесь вода. Не поскользнитесь, – предупредил ефрейтор.

Павел наступил во что-то мягкое, склизкое. Ноги стали разъезжаться. Еле устоял.

– Голову берегите! – вновь предупредил Козлов.

Над проходом нависал кусок скалы.

– Пришли. Вот этот рукав. – Козлов указал на узкую дыру.

Павел заглянул в неё. Неровные стены уходили в темноту. Кое-где стояли деревянные подпорки. Павел сверился с компасом.

– Чуть правее надо было копать, – сказал он. – Посвети. – И полез внутрь.

Вскоре лаз сузился до того, что пришлось чуть ли не ползти на карачках. Дышать становилось невыносимо. Впереди скребла лопата.

– Кто там? – раздалось из темноты.

– Свои! – ответил Павел.

Они добрались да просторной каморы, где могли разместиться человек пять. Свет выхватил чумазого солдата с заступом в руке. Лицо его блестело от испарины.

– Здравие желаю, ваше благородие, – сказал он и закашлял.

– Ты чего без света работаешь? – спросил Павел.

– Без того дышать невмоготу. А свечу подпалишь, так вообще – беда.

– Слышал что-нибудь?

– Вроде, как киркой долбит.

– Точно? Ефрейтор, крикните, чтобы прекратили работы на пять минут, – приказал Павел.

Козлов полез обратно вместе с фонарём. Все вокруг окутала жуткая темнота. Было слышно собственное дыхание, стук своего сердца. Иногда земля сотрясалась от выстрелов там, наверху. Павлу показалось, что стены вокруг сжимаются. Его сейчас завалит, раздавит. Он вдруг вспомнил, как тогда, в первую бомбардировку его придавило. Внутри поднялась паника, готовая вырваться в крик….

– И как тебе здесь не страшно, – не выдержав, спросил Павел.

– Так, привык, ваше благородие. Иногда от духоты мутит. Вылезешь, воздух глотнёшь свежий – и обратно.

– Обвалы были?

– Были. Да вроде никого не зашибло, – спокойно отвечал солдат. – Вот, когда пальба начинается сильная, здесь все гудит, словно в кувшине сидишь, и уши начинает закладывать. Вроде, слышно еле-еле, а уши закладывает.

Наконец, появился в проходе свет. Влез Козлов.

– Все, ваше благородие, – сказал он. – Можно слушать.

Они затаили дыхание. Ничего. Минёр поставил на середину каморы широкую жестяную миску. Налил воды. Внимательно смотрели на воду. Ничего. Только при выстреле орудия, на воде расходились круги.

– Знать показалось, – пожал плечами сапёр.

– Ничего, продолжай работать.

Павел вылез из колодца весь мокрый. Вздохнул свежего воздуха. Голова закружилась. Отправился в блиндаж капитана Мельникова.

– Ничего? – спросил капитан.

– Тихо, ваше превосходительство, – ответил Павел. – Рукава почти закончили. Камуфлетные каморы готовим.

– Сходите на Северную сторону, отнесите доклад полковнику Тотлебену, – приказал Мельников, и чуть тише добавил: – И у меня к вам секретная просьба. – Капитан понизил голос до шёпота и, стесняясь, спросил: – Не могли бы вы на обратной дороге купить конфет.

– Конфет? – не понял Павел.

– Да. Я вам денег сейчас дам. Не могу без конфет. Вот, хоть убейте! Только вы никому не говорите.

– Хорошо. Вам каких.

– Леденцов возьмите. Кисленьких каких-нибудь. Вы уж простите, что я к вам с такой просьбой. Ординарца у меня сегодня уже второго убило….

– Да, ничего, ничего, куплю, – пообещал Павел.

– Только никому ни слова, прошу вас. Понимаете, родитель мой был строгим. В детстве редко меня баловал. А я конфеты страсть как любил…. Вот, с тех пор никак не наемся.

– Ничего стыдного в том не вижу. Я сам конфеты люблю, – ответил Павел.

***

Ялик причалил к Северной стороне. Павел расплатился со стариком перевозчиком. Сошёл на берег. Увидел несколько низких каменных домиков. За ними небольшую площадь. Пройдя через площадь, оказался возле каменных бараков, с длинными кривыми стенами. Наконец нашёл низкий домик в три окна. У двери в карауле стояли казаки. Здесь находился штаб. Передав дежурному по штабу пакет с докладом Мельникова для Тотлебена, Павел отправился на рынок.

Справа на горе виднелось укрепление, а под ним множество больших