Туманная радуга. Том 2 (СИ) - Бугрим Ксения

— А как ты узнал, где именно он его скачал?

— Костик понимал, что все это время я продолжал следить за его активностью в инете. Поэтому он не мог рисковать, продолжая искать запрещенные материалы через свой комп. Я просто проверил все близлежащие интернет-кафе и прочие места, где Костик мог бы скачать себе фильм. В его районе всего два подобных места, но в первом пользователям запрещено что-то скачивать, а, значит, оставался только магазин с дисками. Продавец узнал моего братца по фотографии. Он сказал, что Костик сразу показался ему странным, так что после его ухода, он решил проверить историю браузера и знатно офигел от увиденного. Он вполне мог бы отказаться давать показания, ведь после такого магазин бы сразу прикрыли, а хозяина ошрафовали. Но мне повезло. Этот парень сказал, что его все равно увольняют, и ему осталось отработать в магазине пару дней. Не за бесплатно, конечно, но он согласился поехать в участок и обо всем рассказать. Так что теперь у нас в кармане еще одна замечательная характеристика на Костика, которая позволит суду по достоинству оценить его так называемый портрет. В общем, над братцем сгущаются тучи.

Вечером того же дня, когда палата опустела, а все визитеры разошлись по домам, девушка вытащила из ящика прикроватной тумбочки письмо, которое ранее вручил ей Витя. По его словам, письмо написала Костина мама, сам он понятия не имеет, что в нем. Друг сообщил, что женщина не находит себе места из-за чувства вины и плачет сутками напролет. Она таки ушла от своего мужа и в данный момент живет в квартире Витиных родителей, так что каждый день он становится свидетелем ее слез.

Вероника видела, как искренне друг переживает за эту женщину. Так беспокоиться он мог только о действительно хорошем и порядочном человеке. Также девушка узнала, что изначально Костина мама хотела лично прийти к ней в больницу, но Ритка строго запретила пускать к племяннице посторонних, и потому женщина решила написать письмо.

Здравствуйте, Вероника.

Пишет вам мать человека, который, к ее ужасу и стыду, заставил вас пережить столько кошмаров. Да, он по-прежнему мой ребенок, и всегда им будет, но у меня язык не поворачивается назвать его сыном. Я просто не могу поверить, что МОЙ сын мог так поступить. Каждое утро я надеюсь, что все это мне только приснилось, но, к сожалению, надежды вновь и вновь разбиваются о суровую реальность.

Мне очень жаль, что вы стали жертвой его манипуляций, побоев, угроз и всего остального, о чем я могу только подозревать. Я благодарю судьбу, что вы остались живы. Надеюсь, он понесет справедливое наказание, соразмерное своим ужасным деяниям.

Мне горько и больно сознавать, что я воспитала такого монстра. Знаете, ведь будучи совсем маленьким, Костя таким не был. Он был добрым и ласковым ребенком. Точно не помню, в какой момент все изменилось, но одно знаю наверняка: однажды мои методы воспитания оказались неэффективны, дали сбой, потеряли всякий смысл. Я где-то не доглядела, где-то упустила, и в итоге все это привело к печальным последствиям.

Если бы у меня была возможность понести наказание за свою безответственность как матери, я бы, не задумываясь, села за решетку. Но, к сожалению, этим я бы все равно не смогла помочь вам забыть о тех ужасных часах, что вы провели в подвале наедине с парнем, ставшим чудовищем из-за халатности собственной матери.

Наверняка, читая это письмо, вы ненавидите меня и всю нашу семью. Мы это заслужили. Но я хочу, чтобы вы знали: если вдруг вам когда-нибудь понадобится помощь, вы всегда и во всем можете на меня рассчитывать. Возможно, так я смогу хотя бы немного искупить свою вину.

Я не прошу меня простить, я даже не имею на это права. Прошу лишь об одном: продолжайте радоваться жизни, несмотря ни на что. Вы прекрасная девушка, и в вашей жизни будет множество счастливых мгновений, которые помогут забыть все кошмары. Продолжайте мечтать, любить и улыбаться. Очень прошу, продолжайте.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

С надеждой, Лидия.

Веронику потрясло это письмо. Мама Кости не пыталась оправдать сына, никак его не выгораживала, не просила забрать показания. Она не сделала ничего, что на ее месте сделали бы многие родители. В этом письме были лишь сплошные самообвинения и боль, много боли. Эта женщина сходила с ума от неоправданного чувства вины, и Веронике очень захотелось хоть как-то это исправить. Она попросила у Вити номер ее телефона, но позвонить решилась только утром следующего дня.

От голоса женщины, поднявшей трубку, буквально сквозило бессонными ночами и накопившейся усталостью. А еще было заметно, что она только недавно плакала. Узнав, кто звонит, она тут же начала извиняться, спрашивать, чем она может помочь, и вскоре запуталась в словах и расплакалась. Пользуясь образовавшейся паузой, Вероника поспешила заверить мать Кости, что ни в чем ее не винит и не держит зла.

— Косте почти восемнадцать, — сказала девушка, — у него своя голова на плечах. Вы не можете отвечать за все его поступки. И уж тем более не следует обвинять себя во всех его преступлениях. Вряд ли когда он был маленький, вы учили его обижать животных и ненавидеть людей. Знаете, Витя всегда говорил, что вы очень хороший человек. У меня нет повода ему не верить. После того, как я прочитала ваше письмо, для меня стало очевидно, что всю жизнь вы учили своего сына только добру. Он просто не желал слушать. Вместо того, чтобы следовать вашему примеру, он предпочел встать на другую сторону. Ответственность за это несете уже не вы. Помните, в своем письме вы упомянули, что я могу во всем на вас рассчитывать? Это ведь правда? Кажется, я уже знаю, о чем бы мне хотелось вас попросить.

— Да, конечно, Вероника, — быстро заговорила женщина, — разумеется! Все что угодно, только скажите!

— Отлично. Так вот: к счастью, у Кости не вышло завершить все, что он изначально для меня планировал, так что на его счету нет ни одной загубленной человеческой жизни. Но, продолжая каждый день съедать себя заживо, вы рискуете стать его первой жертвой. Лидия, пожалуйста, прекратите себя обвинять. С этой самой секунды. Пообещайте мне!

— Я обещаю, обещаю, Вероника, — сквозь слезы заверила ее тетя Лида. — Знаете, после ваших слов у меня как камень с души упал. Вы слишком добры ко мне, я этого не заслуживаю.

— Вы не заслуживаете столько несчастий, которые на вас свалились. Если хотите, после моей выписки, мы с вами можем сходить в кондитерскую и вместе попить чаю. Как вам такое предложение?

Веронике готова была поклясться, что в тот момент почувствовала, как Лидия улыбается ей в трубку:

— Я буду абсолютно счастлива!

***

Суд назначили на начало августа. Все понимали, что даже если адвокату и удастся немного скостить срок, то, с учетом всех показаний и собранных материалов, Костю все равно ждет много лет тюрьмы. Витя сокрушался, что соверши брат свои преступления на месяц позже, когда тому бы уже стукнуло восемнадцать, то возможный срок мог бы увеличиться на приличное количество лет.

Ритка тоже была зла. Ей не давало покоя, что сколько бы лет ни дали Косте, после отсидки он все равно выйдет на свободу будучи молодым и здоровым. Особенно, если полностью признает свою вину и выразит на суде раскаянье. «Только подумать, у гаденыша, который чуть не убил мою племянницу, вся жизнь впереди! — говорила тетка. — Время в тюрьме пролетит быстро, он и не заметит наказания!».

Ей бы очень хотелось, чтобы преступник сел надолго, но подобным желаниям противоречило действующее законодательство. Не менее сильно Ритку злил факт, что условия содержания несовершеннолетних преступников в неволе были гораздо комфортнее, чем у более старших «коллег». Так что в колонии Костя может рассчитывать на сбалансированное питание, продолжительные прогулки на свежем воздухе и возможность чему-нибудь учиться. Кроме того, он сможет читать книги и даже заниматься спортом. Все это доводило тетушку до бешенства.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})