Поэзия США - Анна Брэдстрит

ТОМАС МАКГРАТ

© Перевод Г. Кружков

НА МОТИВ ДЖИГИ. НЕ ПРО ЛЮБОВЬ

«Эй, парень, ты с кем?» — спросил Мэнни Сенатор.«Одумайся!» — выступил Джек Президент.«Безбожник! — воскликнул в сердцах                                                      Патер Томас. —Попробуй лишь пикни — приструним в момент».

«Да что толковать!» — рявкнул Мэнни Горилла.«Кончай канитель!» — крикнул Джек Пулемет.«Ты брось! — посоветовал Томми Мак-Бедлам. —Не строй дурачка — этот трюк не пройдет».

«Утопия», — губы скривил Герцог Мэнни.«Для блага страны!» — возгласил Джек Пиит.«Он — красный, ей-ей! — заорал Том Душила. —Не хочет идти убивать — вот бандит!»

Мэнни Судья сказал: «Жуткое дело!»«Веревочку», — проворковал Джек Палач.«В могилке уютно, — пропел Том О’Виски. —Лежи себе в гробике и не маячь!»

«Красавчик», — заплакала Хныкалка Мэнни.«Все мы там будем», — вздохнул Квакер Том.«Мир праху его! — подытожил Джек Бизнес. —А если воскреснет, так снова убьем».

СМЕРТЬ МРАЧНОМУ ЧУЖАКУ

Прислужник тьмы, он был и вам знакомВ том царстве, где глядятся в омут ивыИ гуси удивляются ленивоЦветенью диких мальв. Вы помните о нем? —Он был соседом вам или дружком.

А может, мудрым дядюшкой седым,Судящим беспристрастно и спокойноБушующие мировые войны,Или экранным молодцом лихим,Не знающим сомнений. Где бы с ним

Вас ни сводило, — он везде, всегдаБыл полицейским вашего района,Кричащим «хода нет» и «прочь с газона»,Держащим вас в повиновенье, как узда,Зовущим все, что ново: «Ерунда!»

Он вашим «супер-эго» был, врачомСвихнувшимся обширной психбольницы,Где здравый ум под стражею томится,Сердец слепорожденным палачом.Подобно Гитлеру, тянулся он нутром

К блондинам и аристократам. НынеТюремщик этот должен быть убит;Лишь смерть его одна освободитЗапутавшихся в мрачной паутинеИ наш рассудок с сердцем примирит.

И вздрогнет птиц неукротимых кровь,Не скованная мертвой зыбью болеСтоячих вод, — подобно нашей воле,Хиревшей долго на подпорках слов;И грянет крыльев гром, как вещий зов.

ОДА АМЕРИКАНЦАМ, ПОГИБШИМ В КОРЕЕ

Бог возлюби вас, если на землеУже никто вас больше не полюбит,О павшие на рисовых полях,О похороненные на холмахВ роскошное и гибельное летоНенужной вам войны. Вы шли впередПод флагами бесстрашья и незнанья,Раскрашенными, как на школьных картах,В цвета тех стран, которых вам увидетьНе довелось — и уж не доведется.Как ловко вас спровадили, однако,В бессрочные каникулы — веселых,Увешанных оружьем до зубов,Готовых победить весь мир. О трупыНа рисовых полях, о мертвецыНа склонах горных, сброшенные нынеВ могилу примечаний. Мы скорбимО вас — об оборотнях слабоумных,Не ведавших, кто прятался за вами.

Пчела, свой пыл берущая от солнца,И мотылек, как призрак подземелья,Несущийся сквозь ночь, — все существаСчастливые стремятся неуклонноТуда, куда ведет слепой инстинкт.Счастливые слепцы! Вы стали миной,Подложенной под наш фальшивый мир,Где государство лепит души, церковьБлагословляет, — и никто из старшихНе отведет от ваших губ отраву,Не посоветует вам поваритьНемного котелком, не намекнет,Что не из книжек выучились рыбыХодить по суше. Нет, учителяВам сунули по теннисной ракетке,Уверив, что у вас в руках — КовчегОт всех потопов. Но в эпоху ломкиОдной отваги мало. Гибнут роемСлепые мотыльки — и вы, слепцы,Не ведающие о подоплеке.

Промокшая ворона на рассветеЛетит домой с протяжным, резким карком.Но Бог (что с неба сыплет воробьев,Как милосердье или конфетти),Моргнет разок — и вот ее не стало.И вас не стало. Где она теперь —Былая доблесть огородных пугал?Увяла, словно ранняя сирень,Пока в Дакоте розы расцветаютИ процветает биржа. И цветыИ акции — как будто сговорилисьВас увенчать немеркнущим салютом.Явились плакальщиков вереницы,На Форуме политик обронилСлезу с ресниц. Но мы еще оплачемВас с вашей допотопною отвагойИ славой вредоносной, о безумцы,Растяпы, недоучки, храбрецы,О павшие на рисовых полях,О мертвые на склонах безымянных!

РИЧАРД УИЛБЕР

СОВЕТ ПРОРОКУ

© Перевод П. Грушко

Когда ты придешь, — а ждать осталось немного, —Обезумевший от всего, что увидел в пути,Не проклиная, а заклиная именем богаСебя самих пожалеть и спасти, —

Не пугай нас оружием, его глобальностью, длиннойРакетою чисел, буравящей наши умы.Медленным нашим сердцам            не угнаться за счетной машиной,Мы не можем бояться того, что не ведаем мы.

Не пугай апокалипсисом наше племя живое.Как можно представить это пространство без нас?Солнце — лишь пламенем, лес —            неодушевленной листвою,Камень — лишенным внимательных глаз?

Говори о мытарствах природы.            Не веря в слепые угрозы,Мы верим лишь горькому опыту, а не ворожбе:Вот распадается облако, и чернеют от холода лозы,И пейзаж умирает. Мы поверим тебе,

Если ты скажешь,            что белохвостый олень превратитсяВ совершенную тень, растворившись во мгле,Что даже от наших взглядов будет прятаться птица,И дикарка-сосна засохнет на голой скале,

И каждый поток умрет на каменном ложе,Подобно Ксанфу[136], и вся форель — до мальков —Всплывет вверх брюхом.Кем будем мы, что мы сможемБез дельфиньих прыжков и голубиных витков?

Без вещей, которые нас отражали, нас выражали?Подумай, пророк, как себя мы отыщем в своемЕстестве, если исчезнет язык этой дали,Если зеркало помутится или мы его разобьем —

Зеркало, где алеет роза любви и где скачетМустанг отваги, и поет печальный сверчокВ подвале души? Где каждый что-то да значитИли хотел бы значить? Подумай, пророк,

Если розы погибнут, — разве в то же мгновеньеНе увянут и наши сердца среди вымерших трав?Разве мир не окутает беспросветное омертвенье,Когда обезлиствеют бронзовые архивы дубрав?

ПОСЛЕ ПОСЛЕДНИХ ИЗВЕСТИЙ

© Перевод П. Грушко

После последних известий окна темнеютИ город стремительно тонет, касаясь ночного дна,Каждый скатывается на своей личной подушкеВ Атлантиду персонального сна.

А ветер все злее, он поднимает и гонитМусор событий по парку: бесформенный комТерзают зубья решеток, бумага взвивается,Падает на дорожки с тихим шлепком

И снова летит. Строптивые стаиНалетают на статую, как на мертвеца,Бьют по застывшим глазам, проминаютсяНа бесстрастных выпуклостях лица,

Скребут по славному имени. Все это газетноеВоинство казнит погруженьем во мглуТо, о чем мы собирались подумать,Выворачивает, перекручивает в темном углу

Людские слова, по канавам бьется в падучейУ ног полисмена, словно затоптанный снег,Который рядом с его томительным одиночествомЧавкает, укладываясь на ночлег.

К дьяволу! Под копыта императорской лошади!..Когда на рассвете из ясной, сухой полутьмыГолос диктора проворкует, как голубь,И от душевной смуты, от смутьяна-города мы,

Выползая из темного зева подземки,Возвращаемся к жизни, к свету весны,Неся утренний выпуск, когда идем по аллеям,Где подобные ангелам люди, чьи лица бледны,

Деловито орудуя палкой, в мешки собираютМусор вечера, — ступая по пеплу умерших страниц,Мы спугиваем твердым утренним шагомРаспевшихся в общественных зарослях птиц.

ОКТЯБРЬСКИЕ КЛЕНЫ В ПОРТЛЕНДЕ