Светлый град на холме, или Кузнец - Татьяна Иванько

О дроттнинг Свеи говоришь, поостерегись! Ещё слово и тебя накажут. Никто не смеет пачкать имени дроттнинг, матери наследников!

Кровь отхлынула от моих щёк…

— Наследников… Ты… ещё?

— Да, мама, скоро быть тебе бабушкой вторично, — уже совсем другим голосом говорит он, улыбаясь при этом.

— Безумец! — воскликнула я почти в отчаянии.

Он поднялся в гневе. Ещё мгновение и он уйдёт, и тогда уж я точно не увижу его и…

Сигурд Виннарен, неужели ты мой мальчик? Ты выбрал не меня, ты выбрал эту девку, ЕЁ дочь, дочь Лады… Предал меня, как и твой отец, который даже смертью своей предал меня!!!

Почему я не родилась той, кто вершит судьбы?.. ТЕМ, кто вершит судьбы? Почему я всего лишь Рангхильда? Всего лишь бессильная и неудачливая женщина?..

Но волна ярости, поднимаясь во мне, придаёт мне сил!

Ты гневно сверкаешь глазами, на меня, на законную дочь конунга, ты, ублюдок Эйнара, возомнивший себя великим правителем, вершителем судеб. И моей тоже?!

Но ты пожалеешь! Ты напросился сам! Я ударю тебя так, что ты не встанешь. И ты и твоя проклятущая жена! Если ты выбрал её, получай!

— По какому праву ты повышаешь голос на меня?! — я смотрю на него исподлобья, не вставая при этом с кресла. — Кем ты считаешь себя, Сигурд?!

— Прости, мама, но я и тебе не позволю быть неуважительной…

— К кому?! — я оборвала его на полуслове. — КОГО я так сильно должна уважать? Всего лишь твою сестру, которую ты затащил в постель и, несмотря на все мои усилия предотвратить это, всё же обрюхатил? Да ещё и во второй раз!

Он отшатнулся. Решит сейчас, что я обезумела… Мне почти весело, ещё немного, и я захохочу в голос…

Но я продолжаю говорить, с наслаждением наблюдая за его лицом:

— Но кто ты сам, Сигурд?! Ты ублюдок её отца, Сигурд! Ты сын Эйнара. Ты не имел права ни на что! Я дала тебе это право! Я добыла для тебя трон твоего отца, хотя ты должен был бы конюхом быть при этой девке и то, если бы тебе позволили! Ты — бастард!

— Мама… — он белеет, то ли боясь поверить в мои слова, то ли боясь поверить, что я обезумела.

А я не жалею отравленного жала:

— Я была невестой Эйнара. Но он женился на матери твоей паршивой Сигню! Оставив мне тебя залогом своего предательства. Чего я не сделала для тебя?! Я убила всех его сыновей и женила тебя на его дочери, чтобы ты получил его трон! Я убрала бы и её с дороги тоже. Почему ты должен был отвечать за подлость Эйнара, за то, что славянская курва опутала его за месяц до нашей свадьбы?! Я расчистила тебе путь! Нет ничего, чего я не сделала бы для твоего величия. Я лгала, я убивала. А что сделала она, твоя сестра? Что она сделала для тебя? Сигню, что сделала она? Твоя СЕСТРА!!?..

— Она… — проговорил он белыми губами, едва дыша.

Так тебе! Так тебе, предатель!

— Она… мне не лгала, — вдруг ответил он.

Нашёлся, что сказать в такой момент… Ты Великий конунг Свеи, Сигурд… По праву сильного. Самого сильного…

— Замолчи теперь навеки, Рангхильда! — сказал он тихо и тяжко. — Навеки.

— А ты продолжишь жить в кровосмешении…

— Ты молчала столько лет. Для чего ты сказала теперь? И ты о своей любви говоришь, мама?!

Как ему больно!.. Я и не воображу эту боль! Но я сейчас наслаждаюсь твоей болью. Хотя больно и мне самой так, что у меня разрывается сердце. Но я не могу не мстить тебе. Никого я не любила как тебя, мой сын. Даже Эйнара.

— Изгони её и правь сам, ты завоевал Свею, Свея — твоя.

— Замолчи, мама…

И вдруг истошный крик из коридора разорвал нам уши.

Только что-то ужасное могло вызвать такой страшный крик…

Мы смотрим друг на друга какое-то мгновение, прежде чем бросится на этот вопль. Смотрим друг на друга, объединившись вновь в семью…

Не надо было подсказывать, куда бежать, ещё не видя, мы оба знали, уже ЗНАЛИ, что произошло… Мы одновременно влетели в покои моего отца, Ингвара.

Ингвар, мой отец, тот, кого я считал отцом всю жизнь, мёртвый лежал на полу с кинжалом в груди. Кровь не шла уже из широкой раны, растёкшись широкой лужей по полу, впитываясь в шкуру серого оленя…

Мама, Рангхильда Орле, его тоже убил твой яд… Сколько ещё смертей, сколько жертв ещё нужно тебе, чтобы насытить твою ненависть? Твою обиду? Почему не любовь, а ненависть ты выбрала своим путём, своим смыслом, путеводным огнём?..

Я всегда любил моего отца. Он был снисходителен и нежен со мной, он позволял мне оставаться ребёнком, в то время как мать видела во мне только конунга с самого рождения… Игры и шалости — это было по его части, даже объятия за сбитые коленки, синяки и шишки. Я любил моего отца. Он любил меня и гордился мной. И он любил мою мать. И верил ей. Поэтому он лежит теперь мёртвый…

Ингвар…

Как ты услышал наш разговор?… Я совсем забыла о том, что ты… можешь услышать…

Он зарезал себя, ударив огромным кинжалом в грудь и ещё с маху ударился рукояткой в стену, чтобы он вошёл поглубже в сердце. В самое сердце… Единственное сердце, что ещё любило меня…

Ты взял меня в жёны, не расспрашивал и не задумывался не из глупости и слепоты, а от любви принимал такой какой я была…Столько лет ты прощал мне холодность, прощал и ни разу не нарушил свою верность мне, ни разу, за всю жизнь не опозорил меня тем, что якшался с другими женщинами. Терпел обидное прозвище Эгилл…

Ты был тем воздухом, который я вдыхала не замечая его. И теперь ты лежишь безучастный и бледный, холодеющий, на полу твоей горницы, где я и не бывала ни разу…

Мой удар, направленный в Сигурда, убил и тебя… Мой друг, мой единственный близкий человек, которого я никогда не замечала, не принимала в своё сердце по-настоящему, который любил меня только за то, что я позволила ему быть рядом со мной. Кого я не ценила никогда настолько, что не жила рядом с ним, а лишь вспоминала о другом… Кто позволял мне всё, ничего не требуя взамен, всегда за моим плечом, всегда рядом. Почти тридцать лет… большая часть жизни. Ты поседел и появились морщины на твоих когда-то румяных щеках, а я не замечала ничего… Теперь твои