Амундсен - Тур Буманн-Ларсен

N-24 пилотировал Лейф Дитриксон; рослый лейтенант морской авиации летал уже девять лет, всего годом меньше, чем еще более рослый Рисер-Ларсен. Функции штурмана-навигатора исполнял Линкольн Элсуорт, только что обученный Дитриксоном. Без этого американца, вернее без его отца, Руал Амундсен не находился бы сейчас в воздухе, а по-прежнему сидел бы на мели, в прямом и переносном смысле. Двенадцать с лишним лет Элсуорт мечтал об экспедиции, мечтал отыскать континент, который его земляк Пири якобы видел когда-то к северу от Гренландии, — еще не открытую Землю Кроккера[144]. К счастью, американец был скромным человеком. На N-24 полномочиями установить флаг и взять во владение землю обладал Дитриксон. Третьим на борту был Оскар Омдал, самый молодой из всех, но в то же время работавший с Начальником дольше других. Поскольку же Омдалу уже давненько не выплачивали жалованья, он участвовал в перелете не только как механик N-24, но и как кредитор Руала Амундсена.

Самолеты были построены из сверхсовременного дюралюминия, но экипаж одет в традиционную полярную экипировку. Люди сидели на открытом воздухе, защищенные лишь низкими стеклянными щитками, штурман-навигатор впереди. Механик при необходимости мог перелезть в моторную гондолу, подвешенную над фюзеляжем в одной плоскости с крыльями. Конструкция гидропланов позволяла им садиться как на воду, так и на лед и снег.

При взлете и N-24, и N-25 были перегружены более чем на полтонны. В частности, на борту имелось полное полярное снаряжение на случай возвращения по льду: сани, лыжи и парусиновые лодки. Самолеты строились в Италии по немецким чертежам, двигатели у них были английские, а вот лыжи — норвежские. Комплектуя снаряжение, Рисер-Лар-сен отказался от шести пар лыж из заморского гикори[145] и потребовал лыжи из норвежского ясеня. Как он писал Начальнику: «Снаряжение предпочтительно целиком норвежское». Руал Амундсен тоже отнюдь не приветствовал импорт иноземной древесины.

Примерно после восьми часов полета машины должны были находиться вблизи от полюса. N-25 решает снизиться, чтобы провести необходимую рекогносцировку. Один из открытых вопросов, возможно самый важный, заключался в том, существуют ли в полярном бассейне достаточно подходящие посадочные площадки. Самолетам требовалась открытая вода или ровный лед значительной протяженности.

Ялмар Рисер-Ларсен находит узкое разводье и идет на посадку. Удачно, хотя машина чудом избегает повреждений от торосов, громоздящихся по обе стороны разводья. Им не терпится выяснить, на какой они широте. Лишь через некоторое время точное местонахождение установлено. Это не полюс.

Они приводнились в царстве смерти.

После нескольких суток в паковых льдах Руал Амундсен поднимается на крыло N-25, подносит к глазам бинокль и видит то же самое, что видел в свой бинокль капитан Скотт у Южного полюса, — норвежский флаг.

Приводнившись в крайне узком разводье, N-25 намертво застрял между торосов. Троим мужчинам никак не сдвинуть его с места — даже великану-норвежцу, легендарному герою и немцу-механику. Как только они разобрались в ситуации, Рисер-Ларсен немедля подготовил сани. Без подкрепления сделать можно лишь одно: идти к ближайшему побережью, к мысу Колумбия в Северной Гренландии. Провианта хватит на месяц. Вот такой срок им и отпущен. Остается единственный вопрос: где N-24?

Ответ находился среди льдов всего в нескольких километрах от них. N-24 следом за ними пошел на снижение и тоже совершил посадку. Затем экипаж определил координаты: 87°43′ северной широты. До Северного полюса, стало быть, не дотянули. Увы.

Определив свое местонахождение, они тоже задали себе насущный вопрос: что сталось с N-25? Дитриксон думал, что Амундсен, возможно, снова поднялся в воздух и в одиночку полетел к полюсу. «Поступок вполне в его духе», — заметил он.

N-24 не потерял маневренности, но был поврежден — еще при старте, и один мотор вышел из строя. Вдобавок пилота поразила снежная слепота. Они сделали все, что могли, оставалось только поднять флаг.

Этот-то флаг Руал Амундсен и видит в бинокль 23 мая. Разлука была очень недолгой, однако Нансен и Юхансен, встретившись на Земле Франца-Иосифа с Джексоном, вряд ли испытали большее счастье, чем Амундсен в тот миг, когда увидел в здешней пустыне знак жизни. Лейтенанты вскоре налаживают семафорную связь, наблюдая друг за другом в бинокль. Кроме того, еще через сутки выясняется, что аэропланы вовсе не лежат неподвижно, они двигаются — и довольно быстро — навстречу друг другу. Ведь еще Фритьоф Нансен указывал, что паковый лед находится в постоянном движении. Но какое счастье, что обе группы не удаляются друг от друга!

Удача, старый полярник, капризная удача или холодный расчет? Спросите Руала Амундсена в то утро, и он ответит: удачи не бывает; то, что не объяснить человеческими расчетами, имеет объяснение, лежащее за их пределами. Это не удача, это — судьба.

Переговариваясь по семафору, обе группы решают общими силами поднять в воздух N-25. (Позднее, после тщательного осмотра, они приходят к выводу, что в нынешних обстоятельствах починить N-24 невозможно.) Хотя их разделяют всего несколько сотен метров, продвигаться вперед очень трудно. Дрейфующие льды — стихия непредсказуемая: то они многометровой высоты, то миллиметровой толщины, то прочные, как камень, то мягкие, как мох, а непреодолимые барьеры чередуются с открытыми разводьями.

26 мая, после нескольких неудачных попыток, Элсуорт, Дитриксон и Омдал отправляются в дорогу. За спиной у каждого — 40 килограммов груза, на ногах — лыжи с незастегнутыми креплениями, ведь, возможно, идти придется по очень тонкому льду. Рюкзаки были тяжелые, и на всякий случай каждый надел спасательный пояс марки «Тетис», купленный на пароходе по пути в Тромсё. Начальник и Рисер-Ларсен выходят им навстречу от N-25. Скоро они узнают, что и очень короткий пеший поход может заключать в себе не меньше волнующего драматизма, чем героическое деяние.

«Только мы подошли к кромке льда, как послышались жуткие вопли и я подумал о самом худшем, — записывает Руал Амундсен тем вечером в экспедиционном дневнике. — Они упали в воду, неужели все? Поле зрения нам закрывал торос, и мы ничего не видели. Кошмар, страшный кошмар». В тот миг вся экспедиция висела на волоске. Первым провалился Дитриксон, за ним — Омдал. Оба хватаются за край льдины, но полярное течение увлекает их прочь. Вдобавок наваливается холод. Лыжи исчезают в пучине. Одно это уже серьезно, резервных лыж нет. Правда, есть еще пара. Элсуортовская.

Осторожно, очень осторожно американец протягивает Дитриксону свою норвежскую ясеневую лыжу. Лейтенант поспешно хватается за нее и выбирается на прочный лед. Элсуорт спешит к Омдалу, который уже едва не теряет сознание. Течение, которое некогда провело полярное судно «Фрам» через Ледовитый океан, норовит утащить безвольную жертву. Но в последнюю секунду, на грани потери сознания, обессилевший механик тоже успевает уцепиться за спасительную лыжу. Национальное дерево доказало свою крепость и в эпоху аэропланов.