Святой Грааль - Юрий Никитин

Сухо щелкнула тетива. Томас отчетливо видел как острая стрела с силой ударила куницу в шею, зверек пошатнулся, но лишь покрепче вцепился острыми коготками в ветку. Глаза вспыхнули как угольки, а пасть угрожающе распахнулась, показал белые клыки, чересчур длинные для такого мелкого зверька. Отскочившая стрела упала впереди на дорогу, сбив несколько листьев.

Томас застыл, пораженный страхом, калика же с темным лицом все шел вперед, молча подобрал стрелу. Когда они удалились шагов на сотню, Томас пугливо оглянулся. Куница по-прежнему лежала на ветке, грациозно выгнув спину, смотрела им в спину злобно сузившимися глазами.

Внезапно Олег снова поднял лук, быстро прицелился и спустил тетиву. Куница оскалила зубы, стрела ударила ее в бок, на этот раз куницу подбросило. Она завизжала от страха, полетела вниз, пытаясь ухватиться коготками за листья. Ветки вздрагивали, прослеживая ее падение, но на землю она не упала — словно растворилась среди зелени.

Томас смолчал, боялся, что его мужественный голос, привыкший подавать команды и звать на штурм, дрогнет от страха. Они шли через лес весь день, трижды останавливались на отдых, выпили весь горный мед, что дали им в кувшинчике на дорогу, съели ломти жареного мяса. Томас сперва отворачивал нос, однако в лесу калика ничего не застрелил, и когда в животе протестующе заурчало, Томас нехотя взял самый маленький ломтик; завел разговор о чудесах, чтобы не видеть пакости, которую жует, и опомнился лишь в конце трапезы, когда доел последний ломоть, а калика уже давно устранился — снял с самой длинной стрелы железный наконечник, вместо него старательно приколачивал, расплющив, серебряную монету.

Когда наступила ночь, их глаза уже привыкли, Томас не возражал против костра, даже сам натаскал веток. Калика зачем-то приволок пень, одел свой плащ, пристроил сапоги, набив травой, а сам неслышно ускользнул в темноту. Томас лег по другую сторону от чучела, но сон от страха не шел, даже шевелиться было боязно.

В полночь далеко за деревьями послышались тяжелые шаги. Томасу показалось, что к их костру шагает дуб, раздвигая зеленый молодняк. Он зажмурился, потом решился приоткрыть один глаз.

В круге красноватого света появилась огромная фигура в два человеческих роста. Незнакомец был массивный, в черной меховой шкуре, глаза странно блестели на волосатом лице, а когда он раскрыл красный как горящая печь рот, блеснули острые белые зубы:

— Это тебе за вчерашнее!

Он со страшной силой обрушил на укрытый плащом пень огромную дубину из целого дерева. Пень хрустнул, с треском погрузился в землю. Томас мелко дрожал, однако незнакомец на него не обращал внимания. Вдруг из темноты прогремел злой голос:

— А это тебе за сегодняшнее!

Гигант повернул голову, в красноватом свете костра что-то блеснуло над поляной. Он вдруг страшно взревел: уже не с угрозой, а от боли и страха — в груди торчало белое оперение, стрела погрузилась по самое перо. Томас невольно зажал уши, выдавая себя этим движением прямо перед глазами незнакомца — не мог слышать смертельного ужаса в жутком реве.

Выронив дубину, гигант зашатался, чудовищно широкие ладони ухватились за пораженное место. Дубина подкатилась к Томасу, огромная как валежина, а гигант повернулся, и, шатаясь, вломился в темные заросли. Ночь скрыла его сразу, но еще долго Томас слышал тяжелые, теперь неверные шаги, деревья вздрагивали, трещали сучья, потом вдруг земля вздрогнула от тяжелого удара, будто рухнуло дерево.

Олег вышел из темноты, очертил вокруг себя и Томаса круг, пошептал, поплевал, сказал, раздирая рот в зевоте:

— Чо не спишь?.. День был трудный. Авось завтра будет легче. Спи!

Он лег возле костра, почти сразу захрапел. Томас долго лежал без сна, вздрагивал, всматривался в выступающие из темноты ветки. За освещенной чертой по дереву цокали мелкие коготки, кто-то попискивал. Медленно опустилось, покачиваясь в нагретом воздухе, как лодка в Золотой Бухте, ярко-синее перо. Внезапно вспыхнуло язычками пламени по краям, опустилось еще чуть к огню, мощным толчком жара взметнуло вверх, исчезло.

Томас ежился, подгребал ноги, что оказывались чересчур близко к границе света. Чудились мохнатые лапы, вот-вот цапнут и утянут в глубину леса, а то и вовсе под корни великанских деревьев, где зияют темные норы и откуда тянет могильным холодом. Однажды что-то легонько коснулось щеки, Томас подскочил с диким воплем, но калику не разбудил: два муравьишки, пыхтя, тащили крошку мяса пещерного зверя. Та цеплялась, застревала, но храбрецы упорно волокли, бесстрашно игнорируя великанов, оборотней и трусливого рыцаря. Пристыженный, Томас сел к костру поближе, вытащил и положил на колени меч. Калика спал, поджав колени. Язычник, что ему!

Томас сказал себе решительно, что в чужом лесу кто-то должен оставаться на страже! Самые храбрые воины первыми берутся сторожить сон остальных, а здесь вообще воин лишь один, а калика берется за оружие лишь по необходимости, как будто его исконную Истину можно отыскать безоружным. А в таком несколько неприятном месте, как этот лес, на страже лучше находиться даже не просто воину, а отважному рыцарю.

Меч сиял, лезвие рассекало волос: наточили агафирсы, и Томас, не зная, чем заняться еще, снял потершийся ремень, отпорол износившуюся подкладку, начал подшивать новую из шкуры кабана — толстую, надежную. Сэр калика уже частенько тычет в глаза его белоручеством, а ведь он, Томас Мальтон из Гисленда, благородный рыцарь, сам ухаживает за своим боевым конем, чистит и моет, хотя это дело оруженосцев и челяди, и в их совместном путешествии именно он всегда собирает дрова для костра, ходит к ручью за водой, варит кашу и вообще часто выполняет обязанности повара...

За спиной раздался насмешливый голос калики, только малость громче обычного и чересчур гулкий, словно Олег кричал из дупла:

— Для кого пояс делаешь?

— Для черта, — ответил Томас, вздрогнув от неожиданности. Он был раздражен, что внезапный голос испугал, да и сам вопрос глуп: не для калики же пояс, к его хоть гору подвесь, хоть палицу этого лесного великана — выдержит.

Он поднял голову, вздрогнул. Калика спал, свернувшись в клубок, а голос раздался чуть левее... Томас поспешно повернулся, успел увидеть исчезающую огромную зеленую спину, но неизвестный скрылся в темноте так быстро, что Томас не был уверен, видел ли его на самом деле, или же просто ветки шевелились под дыханием ночного ветерка.

Вздрагивая при каждом шорохе, он склонился над поясом, стараясь теперь не уводить ладонь чересчур далеко от рукояти меча. Когда над деревьями начало светлеть, калика беспокойно засопел, подполз к костру ближе. Томас бросил в огонь последнюю веточку, ибо воздух холоднее всего на рассвете. Калика, ощутив тепло, отодвинулся, не выныривая из сна.