Противостояние.Том I - Стивен Кинг

Закончив, Джо с любопытством посмотрел на свои пальцы, словно силясь понять, почему они могут повторить лишь мелодию, которую играл Ларри, но не сами звонкие звуки.

Ларри услышал свой глухой, будто раздавшийся издалека голос:

— Ты недостаточно сильно нажимаешь, вот и все. Тебе надо нарастить мозоли — такие твердые места — на кончиках пальцев. И еще накачать мышцы левой руки.

Пока он говорил, Джо смотрел на него пристально, но Ларри не знал, понимает ли его мальчик на самом деле. Он повернулся к Надин:

— Вы знали, что он может такое?

— Нет. Я так же поражена, как и вы. Это какое-то чудо… или дар, правда?

Ларри кивнул. Мальчик тем временем сыграл «Все в порядке, мама», опять уловив почти каждый нюанс той манеры, в которой исполнял это Ларри. Но струны временами гудели как деревяшки, поскольку пальцы Джо мешали их вибрации, затрудняя рождение чистого звука.

— Давай я покажу тебе, — сказал Ларри и протянул руки к гитаре. Глаза Джо мгновенно потемнели от недоверия. Ларри показалось, что тот вспомнил про нож, выброшенный в море. Мальчишка отпрянул назад, крепко сжимая в руках гитару. — Ладно, — сказал Ларри. — Она твоя. Когда захочешь поучиться, я к твоим услугам.

Мальчик издал ликующий возглас и побежал по пляжу, держа гитару высоко над головой, как жертву, обреченную на заклание.

— Он разобьет ее к чертовой матери, — буркнул Ларри.

— Нет, — отреагировала Надин, — не думаю.

Ларри проснулся где-то посреди ночи и привстал на локте. Надин, завернутая в три одеяла, казалась лишь смутной тенью с женскими очертаниями, лежавшей близко у потухшего костра. Джо лежал прямо напротив Ларри. Он тоже укрылся несколькими одеялами, но голова высовывалась наружу. Большой палец руки надежно торчал во рту, ноги были, как обычно, подтянуты к груди, а между ними покоился двенадцатиструнный «Гибсон». Свободная рука мягко обнимала гриф гитары. Ларри зачарованно уставился на него. Он отнял у мальчишки нож и выбросил его в море; тот сменил его на гитару. Отлично. Пускай она остается у него. Гитарой никого нельзя зарезать или убить, хотя, мельком подумал Ларри, это довольно твердый и тяжелый инструмент. Он снова погрузился в сон.

Когда он проснулся на следующее утро, Джо сидел на камне с гитарой на коленях, свесив босые ноги в воду, и наигрывал «Блюз Салли на Фресно». У него уже получалось лучше. Надин проснулась двадцать минут спустя и ласково улыбнулась Ларри. Ему пришло в голову, что она привлекательная женщина, и в памяти всплыл обрывок песенки — что-то из Чака Берри: «Надин, родная, ты ли это?»

Вслух он сказал:

— Давайте поглядим, что у нас на завтрак.

Он развел костер, и они втроем подсели поближе к огню, выгоняя из костей ночной холод. Надин сварила овсянку на порошковом молоке, и они запили ее крепким чаем из консервных банок, как бродяги. Джо ел, держа «Гибсон» на коленях. И дважды Ларри поймал себя на том, что улыбается мальчику, думая про себя: невозможно не любить того, кто любит гитару.

Они катили по федеральному шоссе 1 на юг. Джо ехал на своем велосипеде, точно по белой осевой линии, иногда опережая их на целую милю. Однажды они догнали его, когда он мирно катил велик по обочине и одновременно ел ежевику, причем ел потрясающим способом: подбрасывал каждую ягодку вверх и без промаха ловил ртом. Час спустя они наткнулись на него, когда он сидел на какой-то исторической реликвии времен Войны за независимость и играл на гитаре «Пижона Джима».

К одиннадцати часам они наткнулись на странный барьер у въезда в городок под названием Оганкуит. Три ярко-оранжевых городских мусоросборочных фургона стояли посреди дороги, перегораживая ее по всей ширине. В кузове одного из них раскинулось объеденное вороньем тело, когда-то принадлежавшее мужчине. Последние десять дней стойкой жары сделали свое дело. Там, где тело не было покрыто одеждой, копошились груды червей.

Надин отвернулась.

— Где Джо? — спросила она.

— Не знаю. Где-то впереди.

— Хоть бы он не видел этого. Вы думаете, видел?

— Наверное, — ответил Ларри. Он и раньше думал, что для главной транспортной артерии федеральное шоссе 1 было слишком пустынно: с тех пор как они выехали из Уэлса, на дороге им повстречалось не более двух дюжин неподвижных машин. Теперь он понял почему. Они заблокировали дорогу. У границы по другую сторону городка торчат, наверное, сотни, а то и тысячи тачек. Он понимал ее беспокойство о Джо. Хорошо было бы избавить мальчика от такого зрелища.

— Почему они загородили дорогу? — спросила она. — Зачем им это понадобилось?

— Должно быть, пытались установить в городе карантин. Похоже, мы наткнемся еще на один барьер с другой стороны.

— Там есть еще тела?

Ларри поставил свой велосипед на подножку и заглянул в фургоны.

— Три, — сказал o.

— Ладно. Я не стану смотреть на них.

Он кивнул. Они прокатили велосипеды руками мимо фургонов и поехали дальше. Шоссе снова повернуло ближе к морю, и стало прохладнее. Летние коттеджи шли друг за другом длинными неприглядными рядами. Неужели люди проводили отпуска в этих развалинах? — подумал Ларри. Почему уж тогда просто не отправиться в Гарлем и не пустить своих детишек плескаться под струями из водоразборных кранов?

— Они не очень красивые, да? — спросила Надин.

По обеим сторонам расположились обычные пляжные постройки: заправочные станции, палатки по продаже жареных моллюсков и мороженого, мотели, выкрашенные в больничные пастельные тона, мини-площадки для гольфа.

Из-за всего этого Ларри разрывался между двумя болезненными ощущениями. Одна часть его существа страдала от печального и крикливого уродства этих творении и уродства мозгов, которые превратили этот отрезок волшебного, первозданного берега в одну длинную стоянку для семей, прибывших в автофургонах. В то время как другая его половина, более глубокая и нежная, нашептывала ему о людях, заполнявших когда-то эти места и дороги летними днями. О дамах в широкополых шляпах и слишком тугих для их обширных телес шортах. О париях из колледжей в красно-черных полосатых майках регбистов. О девушках в купальниках и плетеных сандалиях, о маленьких орущих ребятишках с вымазанными мороженым мордашками. Все они были американцами, и в них обнаруживалась какая-то врожденная, непреодолимая романтика, когда они собирались группами, не важно где: на модном лыжном курорте в Аспене или во время прозаически-скучного традиционного летнего отдыха возле федерального шоссе 1, в Мэне. А теперь все эти американцы исчезли. Когда-то гроза оторвала ветку с дерева, и та сшибла огромный пластиковый рекламный щит, швырнув его на стоянку фургончиков мороженого, где он теперь валялся на боку, как бледный бумажный колпак. Площадки для мини-гольфа уже начали зарастать травой. Когда-то этот отрезок шоссе между Портлендом и Портсмутом был семидесятимильным чудесным парком развлечений, а теперь он стал пустынным аттракционом, где у всех механизмов кончился завод.

— Верно, не очень красивые, Надин, — сказал он, — но когда-то это все было нашим. Нашим, хотя мы никогда и не бывали здесь раньше. Теперь это исчезло.

— Но не навечно, — спокойно произнесла она, и он пристально взглянул на нее, на ее чистое сияющее лицо. Ее лоб, с которого были убраны ее поразительные волосы с белыми прядями, сиял, как лампа. — Я не религиозный человек, но если бы была такой, назвала бы все случившееся приговором Господа. Через сто лет, а может, через двести это все опять будет нашим.

— Те фургоны не исчезнут за двести лет.

— Да, но дорога исчезнет. Фургоны будут стоять посреди поля или леса, и там, где когда-то находились колеса, будут расти мох и лишайник. Они уже не будут автофургонами, а станут просто остатками погибшей цивилизации.

— Я думаю, вы ошибаетесь.

— Как я могу ошибаться?

— Потому что мы ищем других людей, — сказал Ларри. — Почему, по-вашему, мы заняты этим?

Она озадаченно посмотрела на него.

— Ну… потому что это правильно. Люди нуждаются в других людях. Разве вы не чувствовали это? Когда были один?

— Да, — сказал Ларри, — если рядом с нами нет нам подобных, мы сходим с ума от одиночества. А когда они есть, мы сходим с ума от скученности. Когда мы собираемся вместе, мы строим целые мили летних коттеджей и убиваем друг друга в барах по субботним вечерам. — Он засмеялся. Это был холодный и невеселый смех, и он долго звучал в пустом, прозрачном воздухе. — Ответа не существует. Это все равно что сидеть внутри яйца. Поехали… Джо нас здорово обогнал.

Она на мгновение задержалась, стоя у своего велосипеда и глядя на удаляющуюся спину Ларри. Потом она поехала следом. Он не мог быть прав. Не мог. Если такая кошмарная вещь случилась просто так, без причины, то какой тогда смысл вообще во всем? Зачем они тогда вообще остались живы?