СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 1 - Клод Фаррер

— Какие же ваши желания, мосье? — Я мог ответить вполне сознательно. И горячо сказал ему:

— Я ничего не хочу. Убивайте меня, как вы убили дорогую мне женщину. Только делайте это скорее. Я готов ко всему.

В ответ на мои слова послышался прежний резкий смех маркиза Гаспара. И в ту же минуту я внезапно почувствовал, как таинственная тяжесть снова придавила меня и, будто железным кольцом, охватила мои нервы и мускулы. Опять я оказался совершенно связанным по рукам и ногам; и мой язык перестал повиноваться мне.

Я обессилел душой и телом, и в ушах у меня по-прежнему звенел, полный торжествующей иронии, голос моего врага.

— Что я слышу?.. Как прикажете мне понимать вас, господин капитан? Неужели я так неясно выражал свои мысли, что вы приняли меня за какого-нибудь палача или, может, за покойного Картуша?

Он пожал плечами, продолжая смеяться. И, как будто с некоторым раздражением, открыл свою табакерку.

— Что же, — сказал он, — как видно мои объяснения все-таки недостаточны, и будет не лишним дополнить их. Угодно вам будет верить мне или нет, но я, во всяком случае, смею сказать, что вы видите сейчас перед собою трех вполне добропорядочных людей. Уверяю вас, моя рука никогда не обагрялась ни одной каплей крови. Мой сын, Франсуа, родился в тысяча семьсот семидесятом году и вступил в свет как раз во время вашей знаменитой революции. Как и все тогда, он подпал под влияние философии Жан-Жака Руссо — и зрелища крови и безумств, среди которых жила Франция, обращенная в бойню для своих граждан, навсегда внушили ему ненависть к палачам и гильотине. Внук мой принадлежал к поколению тех «детей века», которые в творениях Мюссе засвидетельствовали пред всем миром свою томную грусть и усталую разочарованность. Нельзя же допустить, чтобы из среды таких людей могли выйти людоеды. Да и не подобает нам, обладателям тайны долгой жизни, истинно живым людям, сокращать и без того короткое пребывание здесь на земле простых смертных. За исключением редких случаев, о которых и упоминать не стоит, нам и не приходится, благодаря Бога, прибегать ни к чему подобному. И если мне удалось продлить свое существование, по крайней мере, на лишний век, то вы можете быть уверены — это не было сделано за счет чьей-либо гибели.

Мы никого не убиваем и могли бы даже вам, как солдату, в этом отношении послужить примером. Правда, я не берусь утверждать, чтобы иногда в нашей лаборатории не причинялось некоторого ущерба здоровью молодежи обоего пола. Но согласитесь с тем, что и один день жизни человека в такой степени богатого годами и опытом, как я, тоже чего-нибудь да стоит, и, право, не большой грех, если в его интересах будет принесена иной раз кое-какая жертва. Да, кроме того, как я уже говорил вам, жертвы эти совсем особого рода, и наши «работники жизни», исполнив свое полезное назначение, могут весело возвращаться домой целыми и невредимыми. В частности, здоровье вашего друга, мадам де… вовсе не так уже подорвано, как вы думаете: и когда она завтра вечером вернется под собственный кров, никто из ее близких и не заметит даже, что и в этот раз по возвращении из… Болье… она опять уменьшилась в весе на несколько фунтов, уплатив нам небольшую дань за счет крови, мускулов и костей своего молодого тела.

Вы видите, сударь, что ваше негодование по отношению к нам в значительной мере преувеличено. Теперь все сказано. Насколько же мне удалось понять из ваших слов, вы с своей стороны ничего не желали бы сейчас, кроме скорейшей развязки вашего приключения. В таком случае, не будет ли угодно вам обсудить вместе с нами создавшееся положение и помочь нам найти желаемый из него выход.

Во второй раз я почувствовал, как связывавшие меня оковы ослабели на одно мгновение, настолько короткое, что я едва успел кивнуть головой в знак своего согласия на предложение маркиза Гаспара.

XX

Маркиз Гаспар откинулся на спинку кресла; кисти его холеных рук, по цвету кожи похожие на старую слоновую кость, покоились на золоченом дереве ручек. Следуя примеру отца и деда, граф Франсуа и виконт Антуан тоже глубже уселись в свои кресла. Они так же, как и он, положили на ручки свои широкие и крепкие руки, закрыв скульптурные изображения акантовых листьев.

Мне представилось совершенно ясно, что эти, с виду обыкновенные и мягкие человеческие пальцы, словно когти, с какой-то неумолимою силой сжали и впились в мое обреченное на муки тело.

Маркиз заговорил снова:

— Господин капитан, я считаю вас умным человеком и потому нисколько не сомневаюсь в том, что вы, с первой же минуты наших объяснений, поняли меня, я намеренно подчеркивал невозможность полного исполнения всех ваших желаний. Хотя мне еще неприятнее, чем вам самим, касаться этого вопроса, но откладывать речь о нем также не имеет смысла. Как я уже говорил, все к вашим услугам в нашем доме; но, я надеюсь, вы и сами согласитесь с тем, что выйти отсюда теперь, когда вы узнали все, для вас немыслимо. Итак, ни в чем решительно вы не встретите здесь себе отказа, — единственное, чего мы не можем предоставить вам, это свободы.

Удерживать вас здесь насильно, поверьте, нам крайне неприятно. Я говорю это за всех нас, и как граф, так и виконт, вполне согласны со мною. Но что же делать? В конце концов, мы ведь вовсе не виноваты, что ваш визит к нам закончился для вас столь неудачно. Пеняйте на случай, да на собственное, впрочем, вполне понятное любопытство! Согласитесь, что все значение нашей тайны именно и заключается в том, чтобы она оставалась тайною. Она должна быть исключительным достоянием нескольких вечно живых людей, так, чтобы толпа простых смертных даже и не подозревала об ее существовании. Всякий секрет, достойный этого имени, по самому существу своему аристократичен. Пользование им, по необходимости, требует подчинения отдельным единицам интересов массы низших существ; ценою своей усталости, страдания и некоторой опасности для жизни они должны служить для блага немногим избранным. Современные предрассудки едва ли примирятся с таким попранием гуманистических принципов.

Вам понятно, конечно, в каком бы положении мы очутились, если бы наша тайна открылась. Вы попались к нам, как оса в сеть к пауку, и разорвали эту сеть. И если предоставить вам возможность вернуться отсюда, вы не только унесете вместе с собой поведанную вам тайну, но и самую жизнь нашу лишите всякой безопасности. Я нисколько не преувеличиваю, говоря это.

Вы подумайте только, ценою каких предосторожностей, каких уловок и даже серьезных жертв удалось нам сохранить жизнь и независимость во всех многочисленных местах нашего пребывания! А эти бесконечные скитания! Вы и представить себе не можете, как тяжела иногда выпавшая на нашу долю участь Вечного Жида… Но если бы еще этим ограничивались наши лишения… Когда умер мой друг, я, господин капитан, не был стар, а сын мой Франсуа был еще ребенком. Тогда прошло уж двадцать лет со времени моей женитьбы во Франции на его матери. Она сохранила молодость и прежнюю привлекательность. Моя любовь внушала мне мысль сделать ее участницей моей тайны. Я стал думать, разумно ли будет с моей стороны доверить женщине то, от чего зависело чуть ли не мое бессмертие и, в конце концов, не мог не прийти к отрицательному решению. Таким образом, я осудил себя на тяжкие испытания: на моих глазах умерла мать моего единственного ребенка. А между тем, я мог продлить ее жизнь и сохранить себе ее нежную любовь и ласки. Но не сделал ничего для этого. Такой ценой заплатил я за возможность вечной жизни на земле для себя и других. Через двадцать лет, как и я, пожертвовал своею супругой и мой сын: женщины не должны и не могут хранить тайны нашего долголетия.