СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 1 - Клод Фаррер

Но, во всяком случае, я продолжаю… Как вы уже знаете, ваш друг, мадам де… находится здесь, чтобы отдавать нам лучшие силы своего организма, или говоря точнее, — способствовать укреплению и обновлению нашего тела. Может быть, вы пожелали бы познакомиться, во всех деталях, с ее чудесною работой, дающей для нас столь благотворные результаты. Я ничего не хотел бы скрывать от вас в этом отношении.

Не думайте, господин капитан, что я собираюсь поучать вас и рассказывать о многочисленных попытках человечества и, в частности, врачей вливать новую жизнь в старый организм. Я говорю «вливать», имея в виду, главным образом, те грубые опыты с неизменно плачевными результатами, когда кровь здорового человека вспрыскивается в артерии больного. Все это одна глупость и варварство! Да, впрочем, чего ж и ждать от врачей, кроме нелепых и варварских приемов? Все наши прославленные доктора — несомненные глупцы, и я не могу смотреть без презрения на тот необъяснимый ореол, которым ваш век окружил их невежественную касту. В мое время люди были куда умнее.

Впрочем, это к делу не относится! Само собой разумеется, мой наставник не прибегал в своих работах ни к каким приемам или средствам обычной медицины. Он считал себя химиком или, вернее, алхимиком и не хотел иметь, конечно, ничего общего с ветеринарами либо цирюльниками в лице врачей. Ключ к сокровенным тайнам природы он искал на дне своих реторт и никогда не обращался к услугам грубого скальпеля. И он нашел то, чего искал…

В точности я не знаю, к какому времени относится его открытие. Но, вне всякого сомнения, граф Сен-Жермэн прожил несколько веков сряду; конечно, это не могло бы случиться, если бы секрет долгой жизни не был открыт им уже очень давно. Я считаю нужным особенно подчеркнуть это обстоятельство, к большему возвеличению славы моего учителя.

Однако открытие это имеет много общего с новейшими приложениями современной науки в области электричества и магнетизма. Отсюда вам станет ясным, насколько этот великий человек опередил свое время. Если я говорю об электричестве, то это вовсе не значит, чтоб мой учитель в часы досуга забавлялся наблюдениями за действием этой силы на мертвых лягушках, либо получением искры от трения кошачьих шкурок…

Но зато с какой ловкостью обращался он с философским камнем и безо всякой ртути мог сделать любой предмет золотым или серебряным.

Часто занимался он этим и, словно по волшебству, отделял частицы металла у одной вещи и переносил их затем на другую. Он пользовался в таких случаях или электрическим током, открытым, по всей справедливости, именно им или другими удивительными, но вполне естественными химическими методами. Иногда он этим не довольствовался. Раз я видел собственными глазами, как он, при закрытых дверях, таинственно перенес сквозь толстые стены, из одной комнаты в другую, свежесрезанную пышную ветку с двумя розами, бутоном и листьями. Все это исчезло сначала, а потом оказалось в полнейшей неприкосновенности в смежном помещении. Я не мог прийти в себя от изумления. Но граф объяснил мне, что удивляться здесь решительно нечему: ведь всякое твердое тело состоит из мельчайших атомов; их сцепление между собою может быть временно расторгнуто, и тогда отдельным микроскопическим частицам вещества ничего не стоит проникнуть хотя бы сквозь плотные препятствия, вроде деревянных дверей и каменных стен. Недалеко то время, — сказал он, — когда сила и материя, что, собственно говоря, одно и то же, будут переноситься на расстояние таким же образом, как запахи, звуки или световые волны…

Я не сомневаюсь, что из моих слов вы давно уже уяснили себе тот принцип, при помощи которого может быть разрешена задача долговременной жизни.

Мы не удивляемся, видя как слиток чистого золота, опущенный в известную жидкость, мало-помалу, под действием электрического тока достаточной силы, разлагается на составные элементы, и некоторые его частицы переносятся на простую медную массу, если она помещена в удобном месте, чтобы принять их на себя. Так точно и живое существо, если, при определенных внешних условиях, подвергнуть его сильному действию магнетизма, может отделить, через небольшой промежуток времени, часть своих клеточек и передать их какому угодно другому живому организму, поставленному в подходящие же условия, чтобы воспринять эти клеточки и ассимилировать их себе.

Вот вам и весь процесс, пользуясь выражением современных алхимиков. Как видите, у меня нет ни малейшего желания что бы то ни было утаивать от вас. Позвольте перейти в своем изложении к последним деталям.

Подходящим помещением для производства подобных опытов может считаться всякая, находящаяся в стороне от других, комната при условии, если в ней царит полумрак и тишина, а главное — если она обращена на юг: последнее необходимо для соединения магнетизма планеты с личным магнетизмом, этим естественным даром каждого, богатого сильной волей человека, которым он и может, при желании, воспользоваться…

Как мне кажется, господин капитан, теперь вам известно все, что только вы желали узнать.

XIX

Все та же могучая, непреодолимая сила, которая приковала меня к креслу, теперь, казалось, парализовала мой язык и едва ли не самый мозг!..

Правда, сознание, способность думать, чувствовать и переживать свое отчаяние остались при мне.

Но воли у меня уже не было; даже самый гнев мой, моя ненависть к этим исчадиям крови и зла, палачам моей возлюбленной, как-то угасла, утратила свою напряженность и сменилась неопределенным подавленным ощущением.

А между тем, маркиз Гаспар, после небольшой паузы, опять заговорил все с той же изысканной и зловещей любезностью:

— Рискуя надоесть вам, господин капитан, я, тем не менее, принужден еще раз коснуться одного предмета, о котором уже неоднократно была речь. Повторяю вам, мы все здесь в вашем полном распоряжении и готовы удовлетворить всякие ваши желания, за исключением одного единственного. Но прежде, чем говорить об этой единственной вещи, в которой, к нашему глубокому сожалению, нам придется отказать вам, я очень прошу вас хорошенько подумать и, возможно подробнее, изложить нам ваши требования. Даю вам честное слово, в той мере, в которой это от нас зависит, все они будут исполнены.

Он умолк, как будто предоставляя мне слово.

В конце его речи какое-то странное и трудно передаваемое ощущение заставило меня вздрогнуть. Мне показалось сначала, как будто легкая судорога пробежала у меня по всему телу. Кровообращение у меня ускорилось, и сердце забилось сильнее. Я почувствовал, как мало-помалу ослабели мои невидимые оковы, и гнет лежавшей на мне тяжести как бы несколько уменьшился. Правда, настоящей свободы движений не вернулось ко мне, но уже не было и прежнего состояния полного порабощения и парализованности всего моего существа. И когда маркиз Гаспар настойчиво повторил свой вопрос: