Комната смерти - Джеффри Дивер

которые Мецгер помнил со времен Ирака. Деревья тлели. Из окон к небу поднимались струйки дыма. Запах наверняка остался бы в стенах на многие годы, даже после покраски. О мебели и одежде вообще можно было забыть.

Мецгер почувствовал, как его заполняет собственный Дым.

«Ну как ты мог, Спенсер?» — уже в сотый раз за день подумал он.

Каждый раз, когда кто-то наносил ему смертельную обиду — от нагрубившего продавца кофе до этого предателя, — Мецгер ощущал неодолимое, будто стальные тиски, желание схватить его, переломать кости, с рычанием глядя на льющуюся кровь. Уничтожить без остатка.

Но потом Мецгер подумал, что с прежней жизнью для Бостона в любом случае будет покончено, и решил, что это станет достаточным наказанием. Дым внутри рассеялся.

«Хороший знак, доктор Фишер?»

Да, пожалуй. Но как долго продлится затишье? Он не знал. Почему все самые важные сражения приходится вести на протяжении всей жизни? За место в обществе, за любовь, с собственной злостью…

Показав удостоверение паре местных полицейских, Мецгер нырнул под ленту, направляясь к Линкольну Райму и Амелии Сакс.

Он поздоровался с ними, и ему рассказали, что стало поводом для утечки ордера, устроенной административным директором. Дело было вовсе не в совести, идеологии или деньгах, а в том, что Спенсера обошли при назначении на пост главы НРОС.

Услышанное ошеломило Мецгера. Прежде всего, Бостон совершенно не годился на роль руководителя. Несмотря на худощавую фигуру и лишенный выражения взгляд, Мецгер был убийцей. Человека определяет то, что заставляет рассеиваться его собственный личный Дым.

Спенсер Бостон, с другой стороны, был исполнительным и педантичным профессионалом, специалистом по национальной безопасности, организатором, игроком, переговорщиком, решавшим вопросы на темных улицах Манагуа или Рио. Человеком, у которого не было оружия и который вряд ли умел им пользоваться — или просто не отважился бы.

Что он стал бы делать с организацией наподобие НРОС, единственная задача которой заключалась в ликвидации людей?

Но Мецгер знал, что амбиции неподвластны логике.

Он холодно кивнул, прощаясь с Раймом и Сакс. Хотя он рассчитывал на встречу со Спенсером Бостоном, Сакс объяснила, что административный директор уехал повидаться с женой и детьми в Ларчмонт. Официально его пока не арестовали — из-за серьезных сомнений в том, какое преступление он совершил и совершил ли вообще. Речь, однако, шла об обвинениях на федеральном уровне, а не на уровне штата, так что полиция Нью-Йорка в этом практически не участвовала.

Больше ему здесь было нечего делать.

«Спенсер, как ты мог…»

Резко повернувшись, Мецгер направился к своей машине.

И едва не налетел на коренастую Нэнс Лорел, заместителя окружного прокурора.

Оба застыли в нескольких дюймах друг от друга.

Мецгер молчал.

— На этот раз вам повезло, — сказала она.

— В каком смысле?

— С отказом Морено от гражданства. Это единственная причина, по которой дело было прекращено.

«Интересно, она каждому столь пристально смотрит в глаза? — подумал Шрив Мецгер. — Скорее всего. Всем, кроме любовников».

В этом они с ней были одинаковы. И еще он удивился, почему ему пришла в голову эта мысль.

— Как вам удалось это провернуть? — спросила она.

— Что?

— Морено в самом деле отказался? Те документы из посольства в Коста-Рике настоящие?

— Вы обвиняете меня в препятствовании следствию?

— Но вы в любом случае в нем виновны, — сказала она. — Мы решили не предъявлять к вам претензий, мне просто хотелось бы знать насчет документов об отказе от гражданства.

Это означало, что из Вашингтона звонили в Олбани, потребовав не выдвигать обвинений в препятствовании следствию.

«Не прощальный ли это подарок от Волшебника?» — подумал Мецгер.

Вряд ли. От подобного дела не стало бы лучше никому.

— Собственно, мне нечего сказать на этот счет, советник. Обращайтесь в Госдепартамент.

— Кто такой аль-Барани Рашид?

Значит, к ней попали по крайней мере два пункта из очереди ордеров на спецзадания — Морено и Рашид.

— Я не вправе обсуждать с вами деятельность НРОС. У вас нет допуска.

— Он мертв?

Мецгер не ответил, не сводя с нее взгляда карих глаз.

— Так вы точно знаете, что Рашид виновен? — настаивала Лорел.

Внутри его заклубился Дым, сочась сквозь кожу, будто сквозь треснувшую яичную скорлупу.

— Уокер использовал меня, — хрипло прошептал он. — Использовал НРОС.

— Вы позволили себя использовать. Вы услышали насчет Морено то, что хотели, и перестали задавать вопросы.

Дым. Клубы Дыма.

— Что не так, советник? Недовольны, что все закончилось банальным делом об убийстве? Некий глава оружейной фирмы поручает ликвидировать пару человек? Скучно. Вряд ли Си-эн-эн заинтересуется этим настолько, как если бы за решетку отправился директор федерального агентства безопасности.

Она не стала вступать с ним в спор.

— А Рашид? Вы уверены, что тут нет никакой ошибки?

Мецгер невольно вспомнил, что Барри Шейлс и он сам едва не отправили на тот свет двоих детей в мексиканской Рейносе.

«Сопутствующие потери: не предусмотрены…»

В нем росло желание ударить Лорел или обрушить на нее поток жестоких слов о ее низком росте, широких бедрах, чрезмерном макияже, банкротстве ее родителей, неудачной любви — об этом он мог лишь догадываться, но наверняка был прав. В гневе Мецгер за многие годы нанес лишь полдюжины синяков и ссадин, но его слова причинили боль легионам. Виной тому был Дым, лишавший его всего человеческого.

«Просто уйди».

Он повернулся.

— Так в чем состоит преступление Рашида? — бесстрастно спросила Лорел. — В том, что он говорил об Америке нечто не понравившееся вам лично? Склонял людей оспаривать ценности и целостность страны?.. Но разве свобода задавать подобные вопросы не есть суть