Агония и возрождение романтизма - Михаил Яковлевич Вайскопф

Старуха сняла завесу с полотна. Обхватив подлокотники тонкими слабыми руками, в кресле сидела очень бледная, но невыразимо прекрасная девушка в белом – та самая, что когда-то явилась ему во сне. Она, не отрываясь, глядела на него – пронзительно серыми, серыми глазами.

[А. П. Розенгартен] [698]

Письмо госпоже икс

Милостивая Государыня! Покорнейше Вас прошу простить мне столь безличное обращение. Увы, мне неизвестны имя Ваше и отчество, а равно и Ваша фамилия. Более того, у меня нет никаких оснований утверждать, что Вы сочли нужным обзавестись ими.

Буду с Вами до конца откровенен. То немногое, что я о Вас знаю, вообще не дает мне права безоговорочно постулировать самое Ваше существование. Простите мне невольный и плоский каламбур, рожденный растерянностью: в сущности, я не знаю, есть ли у Вас сущность. Быть может, я всего лишь бестактно навязываю ее Вам? С другой стороны, ведь и сами эти мои извинения обусловлены верой – пусть даже совершенно бездоказательной – в Ваше бытие. Если я заблуждаюсь, примите, М. Г., мои искренние и глубокие извинения.

Быть может, Вы возникли из недр моего собственного воображения? Но тогда неизбежен вопрос: как Вы в них очутились? Неужели (лестная надежда!) Вы соблаговолили проникнуть в них самочинно? Или же мои разрозненные впечатления сами по себе порой стягиваются в нечто, хоть отчасти на Вас указующее? Обозначают ли они, либо, напротив, искажают Вашу истинную природу, если только Вы изволите обладать ею? Помогите мне разобраться в этой мучительной загадке, умоляю Вас. Ведь Ваше присутствие носит до того мимолетный и почти эфемерный характер, что при всей частоте Ваших появлений я никак не могу связать их прочной нитью, и какую-то отраду нахожу разве что в шатких домыслах касательно их источника. Но я уже не могу обойтись без Вас.

Нет, не так. Я уже не могу без Вас жить.

Как видите, мое послание состоит из сплошных извинений. Прибавлю еще одно.

Дело в том, что в университете я изучаю физико-математические науки, а подобные занятия неизбежно настраивают мысли на строго логический порядок. Воображение мое, страстное от природы, пребывает с ним в противоестественном союзе, который я нахожу, однако, плодотворным для сообщения с Вами. К сожалению, научные навыки все же придают моему эпистолярному слогу неуместную сухость, к которой, как я надеюсь, Вы отнесетесь снисходительно.

Если Вы, М. Г., представляете собой лишь плод моей фантазии, то почему Вы так властно подчинили меня своей воле? Если же Вы предпочитаете существовать сами по себе, то откуда и зачем Вы ко мне явились? Знал ли я Вас до того? Иначе говоря, связывает ли нас пресловутое родство душ, их, так сказать, предустановленная гармония? Верите ли Вы в нее, сударыня, или же почитаете такую веру смешным предрассудком, доставшимся нам в наследство от старомодного романтизма? Изволите ли Вы вообще обладать душою или отвергаете ее как атавизм? Ах, я был бы счастлив узнать Ваше мнение. Все эти вопросы давно не дают мне покоя, а кроме Вас, разрешить их некому.

Впрочем, я ведь ничего не знаю о Вашем характере, как, собственно, и о том, располагаете ли Вы таковым. Ведь Вы все еще не оформились для меня в целостный образ – при том, что все его отсветы несут на себе печать некоего высшего единства. Я угадываю его всякий раз, хотя всякий раз Вы знаменуете свое присутствие по-иному, чем прежде.

Хорошо помню, что все началось с Вашего голоса – невнятного, но светлого голоса, который внезапно зазвучал в моей душе, заполнив давнишнюю пустоту. С тех пор я всегда узнаю его, хотя он тоже всегда звучит как-то иначе, – узнаю по какому-то чуть уловимому акустическому абрису (на более точное определение я неспособен, будучи профаном в музыке). Не пойму при этом, меняются ли сами слова, с которыми Вы ко мне обращаетесь, – я ведь так и не сумел их разобрать. Мне часто казалось, что Вы хотели окликнуть меня по имени – но не решились, считая, быть может, это неприличным для особы Вашего пола. Не исключено и другое: поскольку я Вам до сих пор не представлен, Вы просто не знаете, как меня зовут. А зовут меня Андреем Петровичем. Если же Вы предпочтете имя Андрей, я буду несказанно счастлив. Как мне снискать Вашу доверенность?

Иногда мне кажется, что Вы робки и застенчивы: так мгновенно Вы исчезаете из поля моего внутреннего зрения. Я успел, правда, заметить, что Вы несколько бледны (и меня встревожило состояние Вашего здоровья), – но однажды я разглядел румянец на Вашем лице. Впрочем, лицо я упомянул совершенно напрасно: самого лица-то я ни разу не видел, а уловил разве что его очерк и какое-то общее выражение, не поддающееся, увы, описанию, – по скудости и моего слога, и моей эмоциональной палитры. Больше всего меня поразили Ваши глаза, но ни цвета их, ни формы я тоже не смог бы описать. То же – и с Вашим одеянием. Мне кажется, Вы нередко наведываетесь ко мне в белом тончайшем платье, до того прозрачном, что оно как бы тает и рассеивается в собственном его свечении. Однако и нагота Ваша – простите мне эту рискованную жалобу – для взоров недоступна. Вместе с тем я убежден, сударыня, что Вы обладаете телесными формами, – в противном случае, на что бы Вы надевали свой наряд?

Ваш приход обычно предваряется легким дуновением – правда, Вы как-то навестили меня во время грозы и бури. Порою Ваше присутствие возвещает некий сладостный аромат – не то это ландыш, не то сирень, а возможно и роза: не берусь об этом судить, ибо, признаться, совсем слаб в ботанике. Не исключено, что это просто парфюм неизвестного смертным происхождения.

Быть может, сударыня, Вы суккуб? Или же Вы не разделяете веры в их существование? А если Вы все же из породы суккубов, то почему Ваши появления удручающе неосязаемы? Ах, если бы Вы согласились хоть раз воплотиться, чтобы развеять терзающие меня сомнения!

По чести говоря, сударыня, Вы удостаиваете меня своими визитами совершенно бессистемно, чем иногда ставите меня в затруднительное положение. Помните ли Вы, как однажды пожаловали ко мне во время экзамена? Я был тогда так ошеломлен, что чуть не провалился на испытании, – но потом Вы навеяли мне решение трудной задачи, и в итоге я сдал экзамен превосходно. Откуда, сударыня, так хорошо знаете Вы векторную алгебру и дифференциальное исчисление? Все ли вообще Вам известно? Если да, то, умоляю Вас, откройте мне, что будет далее с нами? Следует ли мне умереть, чтобы встретиться, наконец, с тою, которая безмерно дорога