Шаляпин - Виталий Дмитриевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 6
ПОСЛЕДНИЙ КОНЦЕРТ
В 1935 году исполняется 45 лет артистической деятельности Федора Ивановича Шаляпина. Газета «Возрождение» печатает благодарность артиста всем вспомнившим о нем. Приветствий из Советского Союза Федор Иванович не получил. Впрочем, он прекрасно понимал, что происходило на родине.
«Видишь ли: я слушаю довольно часто по радио Москву, — писал он Ирине. — Вот поет какой-то молодчик Старого капрала: „Ты, землячок… поклонись нашим зеленым дубравам“… Почему? Зеленым дубравам, а не храмам селенья родного? Разве в этом заключается… поддержка религии?.. Я вот также не религиоз<ен>, но из песни слова выкинуть не могу. Приеду, а меня заставят. Я не послушаюсь, и пожалте в Соловки… Ты пишешь — „прояви инициативу“. Нет! Боюсь. Сошлют в Соловки, да вот тебе и инициатива!»
В 1936 году на пароходе «Нормандия», идущем из Нью-Йорка в Гавр, Шаляпин узнает о смерти Горького. Федор Иванович телеграфирует Екатерине Павловне Пешковой: «Потрясен, прочитав ужасающую телеграмму. Всех вас всегда обожал». В Париже артист публикует в газете «Последние новости» статью «Об А. М. Горьком». Он простил другу и клевету, и наветы, защищает Горького от обвинений русской эмиграции: «Когда я слышу о корысти Горького, о его роскошной жизни на виллах в Капри и Сорренто, о его богатствах, — мне становится за людей совестно. Я могу сказать, ибо очень хорошо это знаю, что Горький был один из тех людей, которые всегда без денег, сколько бы они ни зарабатывали и ни приобретали. Не на себя тратил он деньги, не любил денег и ими не интересовался. Помню, ссудил я ему как-то денег, — случалось это между нами, — спросил немного потом, не надо ли ему еще? — Не беспокойся, Федор, — писал он мне. — „На нашу яму не напасешься хламу“… Воистину, не напасался на все то, на что он великодушно и широко тратился…» Видимо, Шаляпин имеет в виду передачу Горькому в 1908 году трех тысяч франков, когда тот жил на Капри.
В 1930-е годы в Германии силу набирал фашизм. Русская эмиграция в тревоге. Многие решают вернуться из страха перед будущим, из чувства безысходности, надеясь уйти от многолетней нищеты. Тяжелобольным вернулся на родину Александр Иванович Куприн, вскоре его не стало. Приехала с семьей поэтесса Марина Цветаева, близкий друг Шаляпина певец Александр Давыдов. Жизнь его за границей не сложилась, подводило здоровье, возраст… Александр Михайлович начинал глохнуть.
«Безмерно счастлив, что я наконец дома, — пишет Давыдов Шаляпину. — Поверь мне, дорогой мой друг, что твою гениальность в искусстве может понять по-настоящему только твой собрат, вышедший из того же народа, что и ты, и ныне творящий чудеса!!!
Да, мой милый друг Феденька, нет тебе другого места на земле, как только в СССР, где все твое — земля, дома, роскошь, друзья и слава…
Ты должен бросить все твои поездки по всяким „Япониям и Китаям“, которые, кроме переутомления, в твои годы ничего тебе не дадут, и вместо этого как можно скорее вернуться в свой родимый очаг и показать, кто ты такой, на склоне лет.
Ты по-настоящему отдохнешь здесь, окруженный друзьями и всеми благами.
У нас есть все, что твоей душе угодно будет, удобства в бытовом отношении наилучшие, чистота безукоризненная и большой порядок».
В письме Давыдова сквозит официозный пафос — видимо, власть еще не потеряла надежду вернуть Шаляпина в страну «безукоризненной чистоты и большого порядка».
Ирина советовала отцу похлопотать в полпредстве СССР во Франции относительно поездки в Москву. «Нет! Я уже стар, да и избалован… вниманием всех полпредств мира, — отвечал дочери Федор Иванович. — Я никуда не хожу, а посылаю секретаря, и мне тогда же дают визу. Неужели я 46 лет пел во всем мире для того, чтобы ходить с поклоном к полпредам?»
Несмотря на заверения о том, что в Советском Союзе он долгожданный и желанный гость, Федор Иванович имел основания для сомнений. Так, открыв вышедший в СССР том переписки А. П. Чехова с О. Л. Книппер, он в примечаниях прочел: «Шаляпин Ф. И. — знаменитый певец (род. в 1873 г.), был награжден званием народного артиста, которого был лишен за солидаризацию с белоэмигрантами». «Какая злая глупость!» — восклицает артист. Сын Федор Федорович вспоминал: отец был уверен — если не попадет в Соловки, с ним произойдет «несчастный случай». «Не убьют же тебя», — уверял кто-то из знакомых. «Не убьют — так машиной задавят», — говорил Федор Иванович…
Шаляпин признан во всем мире, в 1935 году он получил диплом Шведской академии музыки. «Представь мое удивление: я и Тосканини были только что избраны, и две недели назад я получил диплом академика. Бывают иногда за серыми неправдами светлые моменты удовлетворения», — писал он Ирине.
В начале 1936 года Шаляпин гастролирует в странах Дальнего Востока: на Цейлоне, в Сингапуре, Китае, Японии. Ему устраивают торжественные встречи, к прибытию парохода на пристани собираются толпы. В порту Кобе к пароходу «Хаконе мару» причаливает катер, представители власти, директор токийского филармонического общества с флажками и цветами приветствуют Федора Ивановича. Артист спускается на катер под звуки оркестра. Официальные встречи чередуются с неофициальными. В Японии Шаляпин — гость театра кабуки. «В зале — в ложах, на циновках, на подушечках сидела публика, на огромной сцене расположились артисты. Они чествовали гениального мастера», — вспоминала одна из участниц этой встречи.
В Китае Шаляпин познакомился со знаменитым артистом Мэй Ланьфанем. Экзотическая природа, необычная архитектура, обычаи, традиции — все это живо интересует и радует певца. Вместе с Марией Валентиновной и Дасей он осматривает достопримечательности, фотографируется на фоне пагод, храмов, скульптур, парков.
Конечно, возраст дает о себе знать. Голос Федора Ивановича теряет силу и звучность, у него снова рождается желание попробовать себя в качестве драматического артиста. Шаляпин просит Ирину прислать ему инсценировку «Записок сумасшедшего» Н. В. Гоголя, сделанную кумиром его молодости артистом В. Н. Андреевым-Бурлаком.
В 1937 году — столетие со дня гибели А. С. Пушкина, и Шаляпин намерен сыграть «Скупого рыцаря». Андрей Седых вспоминает об импровизированной домашней репетиции. Распорядившись подать виски, Шаляпин начал монолог Барона:
Тут есть дублон старинный… вот он.Нынче Вдова мне отдала его, но преждеС тремя детьми полдня перед окномОна стояла на коленях, воя.
«Я слушал его с глубоким волнением и думал: какое это счастье! Вот Шаляпин играет сейчас для одного тебя… Никакое описание не может передать игры Шаляпина. Был он в городском костюме, без грима, но лицо его как-то внезапно осунулось, в глазах появился жадный, лихорадочный блеск, пальцы, перебиравшие золотые монеты, стали крючковатыми и стариковскими… Закончив монолог, Федор Иванович устало прикрыл глаза и тихо сказал:
— Дублон старинный… Я этого рыцаря скупого чувствую. Недаром говорят люди, что я сам скуп и алчен… А знают ли эти самые люди, что такое настоящий голод? Я-то знаю — по два дня в Казани… ходил не евши… И еще боюсь, смертельно боюсь: состарюсь, потеряю голос, денег не будет — и никто не поможет, никто! Я знал таких нищих стариков певцов, а ведь какие орлы были в прошлом! Вот этот страх остаться без голоса и без денег гложет меня, не дает мне покоя… Да, деньги, „люди гибнут за металл“… Но и в деньгах радости нет…»
С именем Пушкина была связана и давняя мечта Шаляпина — спеть Алеко в новой редакции. Поэтессу Л. Я. Нелидову-Фивейскую Федор Иванович горячо убеждает:
— Ведь в Алеко Пушкин выводит самого себя. Необходимо дописать пролог, из которого было бы понятно, кто такой Алеко и почему он решил покинуть свое общество и уйти к цыганам.
Этой же идеей Шаляпин пытался заразить и Дон Аминадо:
«— Задумал я… спеть и сыграть Алеко, загримировавшись под Пушкина… И нужна мне, милый друг, ваша помощь… Да, да, да! Сейчас вы окончательно все поймете. Необходимо мне, чтобы вы написали либретто!., то есть приспособили пушкинский текст…
И, видя на моем лице ужас и изумление, вскочил с места, достал из ящика заветную партитуру, отпечатанную в Москве у Гутхейля, уселся рядышком и начал, словно в лихорадке, перелистывать страницу за страницей, восклицать, шептать, объяснять, и остановить его не было уже никакой возможности…»
Замысел не осуществился: Рахманинов не хотел, чтобы ставили его ученическую, как он считал, оперу, но обещал Шаляпину вернуться к «Алеко»…
18 июня 1937 года в парижском зале «Плейель» Шаляпин выступил в концерте вместе с хором Н. П. Афонского. Аншлаг!.. Толпы у входа. Слушатели заметили: Федор Иванович волнуется. Ощущение тревоги передалось публике. После второго номера Шаляпин подошел к роялю и легко подвинул его ближе к середине сцены, дал понять — все в порядке, для тревоги нет оснований.
