Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник) - Генри Хаггард

— Что вы делаете здесь? — удивился я. — Вы должны быть в М’Арступе. Разве вы убежали оттуда?

— М’Арступа взята на прошлой неделе, — ответил он весело. — Вы были без памяти с той ночи и не слышали победных труб. Скажу вам, что никогда ничего подобного не видел в своей жизни!

— А Зорайя? — спросил я.

— Зорайя… о, Зорайя в плену! Ее все покинули, — добавил он, меняя тон, — пожертвовали королевой, чтобы спасти свою шкуру. Зорайю привезли сюда, и я не знаю, что будет с ней.

Он тяжело вздохнул.

— Где сэр Куртис?

— С Нилептой. Она встретила нас сегодня, и какое это было свидание! Сэр Генри придет повидать вас завтра, потому что доктора запрещают сделать это раньше.

Я ничего не сказал, но подумал, что, несмотря на запрет докторов, он мог бы повидаться со мной. Конечно, если человек недавно женился и одержал победу, он должен слушаться совета докторов!

Вскоре я услышал знакомый голос, который осведомлялся, могу ли я самостоятельно лечь в постель, и увидел огромные усы Альфонса.

— Вы здесь? — спросил я.

— Да, Квотермейн, война закончилась, мои воинственные инстинкты удовлетворены, и я вернулся, чтобы стряпать для вас.

Я засмеялся, или, вернее, пытался засмеяться. Как ни плох был Альфонс в роли воина — боюсь, он никогда не возвысился до героизма своего дедушки, — надо сказать правду: он был самой лучшей сиделкой, которую я знал. Бедный Альфонс! Надеюсь, он будет с таким же теплом вспоминать обо мне, как я о нем!

На следующее утро я увидел сэра Куртиса и Нилепту. Он рассказал мне все, что случилось с тех пор, как мы с Умслопогасом ускакали с поля битвы.

Мне кажется, он вел войну отлично и выказал недюжинные способности командующего. Несмотря на большие потери — страшно даже подумать, сколько людей погибло в бою, — население поддержало Светлую королеву. Сэр Куртис был рад видеть меня и со слезами на глазах благодарил за то малое, что я мог сделать для Нилепты. Я заметил, как изменилось его лицо, когда он увидел меня.

Сама Нилепта сияла теперь, когда ее дорогой супруг вернулся к ней совсем здоровый, с небольшой царапиной на голове. Уверен, что кровавая война и тысячи погибших не уменьшили ее радости и счастья, и не могу порицать ее за это, понимая, что такова натура любящей женщины, которая смотрит на все сквозь призму своей любви и забывает о несчастье других, если любимый человек жив и невредим.

— Что вы сделате с Зорайей? — поинтересовался я.

Светлое лицо Нилепты омрачилось.

— Зорайя! — произнесла она, топнув ногой. — Опять Зорайя!

Сэр Генри поспешил сменить тему разговора и заверил меня:

— Скоро вы поправитесь и будете здоровы, дружище!

Я покачал головой и засмеялся.

— Не обманывайте себя! Я могу немного поправиться, но никогда не буду здоров. Мне недолго осталось, сэр Генри. Возможно, я буду умирать медленно, но верно. У меня уже началось кровохарканье, поскольку что-то скверное случилось с моими легкими. Но не огорчайтесь так. Жизнь прожита, пора уходить! Дайте мне, пожалуйста, зеркало, я хочу посмотреть на себя.

Сэр Куртис извинился, отказываясь дать мне зеркало, но я настоял. Получив диск из полированного серебра в деревянной раме, который заменял здесь зеркало, я взглянул на себя и отложил зеркало в сторону.

— Я так и думал! А вы говорите, что я буду здоров.

Мне не хотелось показывать им, как поразило меня собственное лицо. Мои седые волосы стали снежно-белыми, а лицо изрыли морщины, как у старухи, и глубокие круги залегли под впалыми глазами. Нилепта заплакала, а сэр Генри снова сменил тему разговора и сообщил, что скульптор взял слепок с мертвого тела Умслопогаса и создаст черную мраморную статую зулуса, разбивающего священный камень. На месте священного камня появится белая статуя, изображающая меня и Дневной луч.

Я успел увидеть эти статуи, законченные через шесть месяцев. Они были прекрасны, особенно изваяние Умслопогаса, которое вышло удивительно похожим. Что касается меня, то скульптор идеализировал мою старую физиономию, и статуя тоже удалась. Столетия простоит она, и народ будет любоваться ею.

Последним желанием Умслопогаса было, чтобы его похоронили, а не сожгли согласно местному обычаю, как сожгут меня после смерти. Желание его исполнили. Зулус похоронен по обычаю своей родины, в сидячем положении, с коленами под подбородком, завернутый в толстый золотой лист, в стенной нише на вершине лестницы, которую он защищал, с лицом, обращенным в сторону своей родины. Так сидит он там и будет сидеть всегда, потому что труп его набальзамирован и помещен в узкий каменный гроб, куда нет доступа воздуху.

Поговаривают, что ночью дух зулуса выходит из гроба и угрожает призрачным топором призрачным врагам! Разумеется, ночью никто не решается проходить мимо того места, где похоронен герой.

Между тем непостижимым путем возникло новое пророчество. Согласно ему пока зулус будет сидеть там и смотреть на лестницу, которую он один геройски защищал против полсотни человек, до тех пор будет существовать и процветать новая династия, основанная англичанином и королевой Нилептой. Но когда с годами кости его рассыплются и обратятся в прах, тогда падет династия, падет лестница и перестанет существовать народ Цу-венди!

Глава XXIII

Я все сказал

Прошла неделя. В один теплый день я почувствовал себя немного лучше. Ко мне явился вестник и сообщил, что Зорайю приведут в полдень в апартаменты королевы и что сэр Куртис просит меня присутствовать при этом. Мне хотелось взглянуть еще раз на несчастную королеву, и я отправился с помощью слуг и Альфонса — он был настоящим сокровищем для меня в моем положении — к Нилепте. Я пришел раньше других, хотя несколько придворных уже топтались там по приказанию. Едва я успел сесть, как сопровождаемая отрядом королевских охранников явилась Зорайя, такая же прекрасная и надменная, как всегда, но с выражением горечи на гордом и мрачном лице. Она была одета, как обычно, в королевскую кафу и держала в правой руке серебряное копье. Чувство восхищения и жалости охватило меня при взгляде на нее. Я поднялся и низко поклонился ей, выразив сожаление, что не могу стоять перед ней сообразно моему положению.

Она немного покраснела и горько засмеялась:

— Ты забываешь, Макумазан, я больше не королева, а пленница, над которой всякий может смеяться!

— Но ты женщина, — возразил я, — следовательно, тебе нужно выказать почтение, кроме того, ты находишься в тяжелом положении, значит, вдвойне заслуживаешь уважения!

— Ты забыл, — ответила она с усмешкой, — что я хотела завернуть тебя в золотой лист и повесить на колонне храма!