Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник) - Генри Хаггард

Р. S. Совершенно забыл сказать, что девять месяцев назад Нилепта, которая, по-моему, еще больше похорошела, подарила мне сына и наследника. Это прелестный кудрявый мальчик, настоящий голубоглазый англичанин, и, хотя он должен наследовать трон Цу-венди, я надеюсь сделать из него прежде всего джентльмена и честного человека, что, по моему мнению, выше и дороже, чем наследовать королевский престол, и составляет величайшее счастье, какое человек может обрести на земле.

Мы считали умершим моего родного брата Генри Куртиса, как вдруг я получил рукопись, адресованную мне рукой брата. На конверте была почтовая марка Адена, и рукопись благополучно дошла до меня 20 декабря текущего года, через два года после ее отправления из Центральной Африки. Удивительную историю прочитал я в этих записках! Конечно, мне приятно было узнать, что Генри и капитан Гуд благоденствуют на чужбине, но для меня и для своих друзей — они давно умерли, потому что мы потеряли всякую надежду увидеть их.

Они порвали всякую связь со старой Англией, со своим домом, с родными, и, может быть, по-своему, правы и поступают мудро.

Но я никак не могу понять, каким образом они переслали рукопись! Предполагаю, что маленький француз Альфонс благополучно совершил свое путешествие.

Я наводил справки о нем в Марселе и других местах, стараясь отыскать, но безуспешно. Быть может, он умер и письмо было отослано кем-то другим или обвенчался со своей Анетой и, боясь полиции, предпочитает жить инкогнито. Мне это неизвестно. Я долго надеялся разыскать его, но должен сознаться, что моя надежда слабеет с каждым днем. Большим препятствием является то, что в своих записках мистер Квотермейн нигде не упоминает его фамилии. Он говорит об «Альфонсе», а в мире так много Альфонсов! Письма капитана Гуда, которые мой брат Генри, по его словам, послал вместе с рукописью, не дошли по назначению. Предполагаю, что они потеряны или уничтожены.

Бенита

Глава I

Откровенность

Чудная, чудная была ночь! Воздух не колыхался; черные клубы дыма из труб почтового парохода «Занзибар» низко стлались над поверхностью моря, точно широкие страусовые перья, и одно за другим исчезали при свете звезд. Бенита Беатриса Клиффорд (это было полное имя девушки, которую назвали Бенитой в честь матери, а Беатрисой в честь единственной сестры отца) стояла, опершись на перила, и мысленно говорила себе, что по такому морю даже ребенок мог бы пуститься в берестяном челне и благополучно доплыть до гавани.

Но вот высокий, куривший сигару, молодой человек, лет тридцати, подошел к ней. Она немного подвинулась, желая дать ему место возле себя, и это движение могло бы многое сказать об их дружеских или даже еще более близких отношениях. С секунду он колебался, и выражение сомнения, даже печали показалось на его лице; словно он считал, что многое зависело от того, примет ли он это безмолвное приглашение или откажется от него, и не знал, как поступить.

И действительно, многое зависело от этого, а именно судьба обоих.

Едва он сделал шаг вперед, Бенита заговорила низким приятным голосом:

— Вы идете в курительную комнату или в салон танцевать, мистер Сеймур? Один из офицеров сказал мне, что затеваются танцы. Море до того спокойно, что мы можем вообразить себя на берегу!

— Нет, — ответил он. — В курительной комнате слишком душно, а дни, когда я танцевал, уже прошли. Я просто собирался походить после обеда, а потом сесть в кресло и заснуть. — Голос его оживился. — Как вы узнали, что это я? Вы не повернулись ко мне.

— У меня есть не только глаза, но и уши, — засмеялась она. — А после того, как мы около месяца пробыли на одном пароходе, я знаю вашу походку.

Некоторое время оба молчали; наконец он спросил ее, пойдет ли она танцевать. Бенита покачала головой.

— Потанцевать было бы приятно, но… мистер Сеймур, не сочтете ли вы меня безумной, если я скажу вам кое-что?

— Я никогда не считал вас безумной, мисс Клиффорд, не подумаю этого и теперь. В чем дело?

— Я не буду танцевать, потому что боюсь, да, я ужасно боюсь…

— Боитесь? Боитесь чего?

— Не знаю. Может быть, это в воздухе… но мне кажется, что приближается беда… Предчувствие охватило меня во время обеда; вот почему я ушла из-за стола.

— Все это оттого, что мы слишком много едим на пароходе, — заметил Сеймур. — И обед был очень продолжительным и обильным. Я же вам говорил, именно поэтому я хотел заниматься физическими упражнениями.

— И спать после этого.

— Да, сначала упражнения, затем сон. Мисс Клиффорд, это правило жизни и смерти. Для некоторых из нас катастрофа — лучший выход, ибо это означает возможность долго спать и не думать. В любом случае давайте молиться о том, чтобы катастрофу можно было предотвратить. Я рекомендую вам висмут и карбонат соды. А кроме того, глядя на такое море, трудно подумать о надвигающейся катастрофе. Посмотрите, мисс Клиффорд, — и он с восторгом указал на восток.

Она взглянула туда, куда указывала его протянутая рука, и там, над океаном, поднялся огромный шар африканской луны. Внезапно весь океан превратился в серебро, широкая серебристая рябь простиралась к ним. Можно было бы назвать ее дорогой ангелов. Сладкий мягкий свет выхватывал из темноты сужающиеся мачты и каждую деталь оснастки. Берег, обрамленный бахромой пены, был усеян низкими кустами. Даже круглые хижины стали видны в этом сиянии. Стало видно и еще кое-что, например особенности этой пары.

Мужчина был светлокожий, со светлыми волосами, которые уже начали седеть, особенно усы (бороду он не носил). Его лицо было четко очерчено, его нельзя было назвать особенно красивым, так как тонкости черт не хватало гармоничности; скулы были слишком высоки, а подбородок — слишком маленьким; мелкие ошибки, компенсированные в какой-то степени спокойными и веселыми серыми глазами. Он был плечист и хорошо сложен, в нем можно было уверенно узнать настоящего английского джентльмена. Таков был облик Роберта Сеймура.

Его собеседница выглядела прекрасной, хотя на самом деле не имела никаких реальных претензий к прелести, за исключением, возможно, фигуры, которая была гибкой, изящной, с приятными округлостями. Ее красивое лицо было необычно: черные глаза, большой и очень подвижный рот, пышные волосы, широкий лоб, задумчивое, по большей части, лицо, склонное, однако, озаряться внезапной улыбкой. Строго говоря, ее нельзя было назвать красивой женщиной, но она была чрезвычайно привлекательна, она обладала истинным магнетизмом.