Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник) - Генри Хаггард

Умслопогас, весь израненный, стоял, опираясь на свой топор, и смеялся над врагами, называя их женщинами, воин, боровшийся один против многих! Никто не решался подступиться к нему, несмотря на увещевания Насты, пока наконец старый Эгон, действительно храбрый человек, побуждаемый яростью, видя, что стена скоро будет готова и все планы его рушатся, бросился с копьем в руке на Умслопогаса.

— Ага! — вскричал зулус, узнав верховного жреца. — Это ты, старый колдун? Иди ко мне! Я жду тебя, белобородый прохвост! Иди скорее сюда! Я поклялся убить тебя и сдержу свою клятву!

Эгон с такой силой ударил зулуса тяжелым копьем, что оно пробило насквозь щит и воткнулось в шею Умслопогаса. Зулус бросил негодный щит и, прежде чем Эгон собрался ударить его еще раз, с криком: «Вот тебе, колдун!» — схватил топор обеими руками и ударил жреца по голове. Эгон покатился с лестницы через трупы убитых. Он окончил свою жизнь, а с ней и все свои злодеяния.

Когда он упал, страшный крик раздался у подножия лестницы. Вооруженные люди и жрецы бросились прочь, думая только о своем спасении. Но бежать было некуда, они толкались и резали друг друга. Только один человек остался на лестнице — это был Наста, душа заговора. Секунду чернобородый Наста стоял, склонив лицо, опираясь на свой длинный меч, потом со страшным криком бросился на зулуса и нанес ему такой ужасный удар, что острый клинок проткнул кольчугу и вошел в бок Умслопогаса, на миг совершенно ошеломив его. Снова подняв меч, Наста прыгнул вперед, надеясь прикончить врага, но он мало знал силу и ловкость зулуса. С яростным воплем Умслопогас собрал все силы и вцепился в горло Насты, как делает раненый лев. Через минуту все было кончено. Зулус зашатался, но, сделав над собой огромное усилие, с торжествующим криком бросил Насту за перила моста, где тот разбился о скалу.

Между тем явилась помощь: громкие крики, раздавшиеся за наружными воротами, подсказали нам, что город проснулся, и люди, разбуженные женщинами, прибежали защищать королеву. Часть прислужниц Нилепты, в ночной одежде, с распущенными волосами, так усердно работали, закладывая двери, что она была почти готова. Другие с помощью прибывших горожан подносили обломки мрамора.

Вскоре в сопровождении толпы появился, шатаясь, Умслопогас, с ужасным, но победоносным видом. Один взгляд на него сказал мне, что он близок к смерти. Лицо его и шея были в крови, левая рука бессильно висела, а в боку зияла глубокая рана, нанесенная мечом Насты.

Он ступал, страшный и великолепный в своем величии, и женщины громко кричали и приветствовали его. Зулус шел, не останавливаясь, прямо через двор. Откинув занавес, он проник в тронный зал, наполненный вооруженными людьми. Оставляя за собой кровавый след на мраморном полу, он добрался до священного камня. Здесь силы покинули его, и он оперся на топор.

— Я умираю! — крикнул он громко. — Но это был королевский удар! Где же те, что пришли по большой лестнице? Я не вижу их. Где ты, Макумазан, или ты ушел раньше меня и поджидаешь меня в царстве вечного мрака? Кровь застилает мне глаза, все кружится вокруг меня, я слышу голос… Галаци[75] зовет меня! — Вдруг новая мысль поразила его, он поднял окровавленный топор и поцеловал его. — Прощай, Инкози-каас! Нет, мы уйдем вместе, мы не можем расстаться, мы слишком долго жили вместе. Ничья другая рука не возьмет тебя! Еще один удар, только один! Хороший, сильный удар!

Зулус выпрямился во весь рост и, с диким криком раскрутив топор вокруг своей головы, ударил по священному камню. Сила удара была так велика, что полетели искры, мраморный камень с треском раскололся на куски, и на пол упали обломки топора и его роговой рукоятки. Священный камень рассыпался, и около него, сжимая в руке остаток топора, упал и умер Умслопогас.

Это была смерть героя!

Ропот удивления и восхищения послышался в толпе людей, ставших свидетелями необычайного зрелища.

— Пророчество исполнилось! — крикнул кто-то. — Он расколол священный камень!

— Да, — подтвердила Нилепта, с присущим ей самообладанием, — да, мой народ, он расколол священный камень, и пророчество исполнилось, потому что чужеземный король правит Цу-венди. Инкубу, мой супруг, победил войско Зорайи, и я не боюсь ее больше. Корона принадлежит тому, кто спас ее! Этот человек, — добавила она, повернувшись и положив руку на мое плечо, — приехал сюда, несмотря на то что тяжело ранен, вместе с храбрецом, который лежит там. Они приехали за сотню миль, чтобы спасти меня от руки заговорщиков. За этот геройский поступок, за эти великие деяния, беспримерные в истории нашего народа, имя Макумазан, имя усопшего Умслопогаса и имя Кары, моего слуги, помогавшего защищать лестницу, будут вечно предметом поклонения и почитания в моей стране. Я, королева, говорю это!

Эта горячая, прочувствованная речь была встречена громкими криками. Я сказал, что мы лишь исполнили свой долг и не заслужили такого восторга, но народ стал кричать еще громче. Почувствовав недомогание, я упал, и меня унесли через двор в мою комнату, чтобы уложить в постель.

Когда меня несли, я увидел моего верного коня Дневной луч, который беспомощно лежал, распростершись на земле. Я велел слугам поднести меня к нему, чтобы я мог взглянуть на доброе животное.

К моему удивлению, конь открыл глаза и, подняв голову, слабо заржал. Я готов был вскрикнуть от радости, видя, что он жив, но был не в силах пошевелиться. Сейчас же прислали конюхов, они подняли коня и позаботились о нем, так что к ночи он совсем ожил и стал сильным и свежим, как прежде!

Милозис гордился этим животным. Горожане показывали своим детям коня, который «спас жизнь Светлой королевы».

Меня уложили в постель, обмыли мою рану и сняли с меня кольчугу. Я сильно страдал, потому что в груди и в левом боку у меня была рана величиной с блюдце.

Помню, что много времени спустя я услышал топот лошадей за дворцовой стеной. Приподнявшись, я спросил о новостях. Мне сказали, что сэр Куртис послал отряд на помощь королеве и сам уехал с поля битвы через два часа после заката солнца. Войско Зорайи отступило в М’Арступу, преследуемое кавалерией. Сэр Генри расположился лагерем с остатками своего войска на том холме, где в прошлую ночь стояла Зорайя (такова ирония войны!), и предполагал утром двинуться на М’Арступу.

Узнав это, я почувствовал, что могу умереть с легким сердцем, и впал в забытье.

Когда я снова очнулся, первым, что мне бросилось в глаза, был монокль капитана Гуда.

— Ну, как вы себя чувствуете, старый друг? — спросил он меня ласково.

— Что вы делаете здесь? — удивился я. — Вы должны быть в М’Арступе. Разве вы убежали оттуда?