Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха - Игорь Минутко

Уверяю вас, Николай Константинович, «пронизана» не только Азия, но и другие страны и континенты. Впрочем, вы это прекрасно знаете. Только давайте уточним, что собой представляет восхищающая вас «организация лам». Ее главный штаб находится в Москве, на Лубянке, не так ли?

В нашем повествовании опускаются все перипетии многомесячного пути экспедиции Рериха по Китаю — вплоть до прибытия в Урумчи, фактически пограничный китайский город — Советский Союз, «родина», куда, похоже, так неудержимо рвутся наши отважные путешественники и исследователи, рядом…

Позади вынужденное сидение в Хатоне — полтора месяца, и за это время Николай Константинович создает давно задуманную серию картин «Майтрея, или Будда Грядущего», фактологическая основа которой — самая распространенная в Центральной Азии легенда о владыке Шамбалы, с приходом которого на земле воцарится справедливость и мир. Достижение Шамбалы — это стремление владеет живописцем постоянно, днем и ночью… Да, сейчас выбран другой путь. Так надо… Но потом…

Позади противостояние с китайскими властями Хатона, переписка со столицами европейских стран — Москвой, Лондоном, Нью-Йорком: воздействуйте на Китай, помогите продолжить «нашу мирную экспедицию». Переписка осуществляется через советского консула в Кашгаре Макса Франковича Думкаса, с ним пока установлена заочная связь. Вот начало первого письма Рериха соотечественнику с дипломатическим статусом:

Уважаемый господин консул! Из прилагаемых телеграмм Вы увидите, что наша экспедиция, о которой Вы уже могли слышать, терпит притеснение со стороны китайских властей Хатона. Мы уверены, что во имя культурной цели экспедиции Вы не откажете в своем просвещенном содействии. Не найдете ли возможности сообщить соответственно власти Урумчи, а также послать прилагаемые телеграммы через Москву…

Помощь и содействие оказаны быстро и решительно, Еще бы! Макс Франкович, агент ОГПУ по совместительству с дипломатической деятельностью, получил из «центра» соответствующие директивы. Потом, когда экспедиция достигнет Кашгара, шестого декабря 1925 года, Николай Константинович горячо поблагодарит «нового друга» за оказанную помощь.

Во всех переговорах с властями, хлопотах, конфликтах, которые возникают в пути с местными жителями — вплоть до вооруженных стычек, — постоянно участвует «китайский купец из Яркенда» — Яков Григорьевич Блюмкин, действуя умело, энергично, иногда в открытую, чаше тайно. «Политкомиссар» экспедиции постепенно превращается в телохранителя всех троих Рерихов, но прежде всего — Николая Константиновича; в одной из директив, полученных «ламой», говорится: «Он национальная ценность страны. Беречь как зеницу ока». И действительно, путь, которым следует экспедиция, опасен. Правда, пока еще не смертельно опасен…

Но — дальше, дальше! Скорее! Через Аксу, Куча, Карашар, Токсун — в Урумчи.

Одиннадцатого апреля 1926 года экспедиция Рериха прибыла в столицу Западного Китая. Ее уже ждали в советском консульстве, и прежде всего с нетерпением ждал лично консул товарищ Быстрое, Александр Ефимович Быстров-Запольский. С ним Николай Константинович тоже состоял в переписке, да и из Москвы соответствующие директивы были получены: «консул» являлся резидентом советской разведки в провинции Синьцзян (или в Западном Китае, что одно и то же). Но главная цель этой части Трансгималайской экспедиции еще не достигнута: в Урумчи, проводя свободное время в советском консульстве в дружеских беседах с Александром Ефимовичем и его коллегами, Рерихи, скрывая нетерпение, ждут. Ждут скорейшего оформления виз в Советский Союз. Да! Их заветная цель — попасть на родину! «В Москву, в Москву!» — мысленно произносят они вслед за чеховскими тремя сестрами.

И тут нам необходимо вернуться к одному прерванному диалогу.

Седьмое января 1925 года. Завтра пароход «Катари Мару» бросит якорь в порту Коломбо. А пока за иллюминатором каюты, которую занимают Рерих и его «научный секретарь» Шибаев, простирается безбрежный океан, и на нем полный штиль.

— Итак, Николай Константинович, — говорит Горбун, — наша цель может быть решена двояко, в зависимости от того, как будут складываться обстоятельства…

— Понятно! — раздраженно перебивает Николай Константинович. — Вы мне уже все это растолковали. И вот я вам отвечаю: я готов к дальнейшему сотрудничеству, к достижению этой вашей цели. Но при выполнении одного моего условия.

— В чем оно заключается?

— Оно заключается в следующем. Маршрут экспедиции по Северной Индии и Западному Китаю, как вам известно, завершается в Урумчи, а дальше — Монголия… Ну и по согласованному с китайскими и индийскими властями пути…

— Вы хотите сказать — с британскими властями, — усмехается Владимир Анатольевич. — Когда речь идет об Индии…

— Да, да! — Рерих раздражается все больше. — Так вот. Из Урумчи… Словом, надо изменить маршрут…

— Каким образом?

— Мы хотели бы попасть в Россию…— голос Николая Константиновича прерывается от волнения, — на родину.

— В Москву?

— Да, в Москву. Повидать родных, друзей… и…— живописец умолкает ненадолго. — У нас есть кое-что для передачи от индийского народа… Или… Впрочем, это уже на месте. Если… Если визит состоится. У нас есть также серьезные предложения для руководства страны. — Рерих прямо смотрит в глаза своего «научного секретаря». — Словом, таково мое условие дальнейшего сотрудничества с вами: сначала в Россию.

— Я думаю, — после некоторого раздумья отвечает Горбун, — ваше условие будет принято.

Итак, в Урумчи Рерихи ждут оформления советских виз. Горбун оказался прав: их условие принято. Они коротают свободное время в консульстве родной страны. Каково же их настроение, духовное самочувствие, о чем они говорят с любезным хозяином Александром Ефимовичем Быстровым-Запольским?

Обратимся к некоторым документам и текстам того времени.

Елена Ивановна пишет в одном из «китайских» писем, отправленных в Советский Союз, с четким пониманием, что письмо будет перлюстрировано:

С восторгом читали «Известия», прекрасно строительство там, и особенно тронуло почитание, которым окружено имя учителя — Ленина. Очень поучительно после безумия и пошлости Запада. Воистину это новая страна, и ярко горит звезда учителя над нею.

За вечерним чаем в консульстве Рерихи читают свое, еще не законченное произведение (это «Община», скоро книга увидит свет в Монголии), над которым они сейчас работают. Вот цитата из него:

Ленин — это действие. Он ощущал непреложность нового строения. Монолитность мышления Ленина делала его бесстрашным, и не было другого, кто ради общего блага мог бы принять на себя большую тяготу.