Третий берег Стикса (трилогия) - Борис Георгиев

Председатель (улыбается): Ему стало интересно, Иван Арнольдович.

ГСМ: Кому? По утверждению больно… самого Александра Владимировича, Эго человечьими делами не интересуется. Витает, знаете ли, в эмпиреях.

Председатель: Не всегда же ему оставаться ребёнком. Он повзрослел.

ГСП: Ему больше миллиарда лет.

Председатель: И это, Лёша, не мешает ему оставаться в некоторых вопросах ребёнком. Своенравным, но любознательным. Но всё это домыслы. Меня лично в значительно большей степени беспокоит не психология Эго, а суть явления, напугавшего Планетарную Машину. Я затребовал данные, Джоан прислала их, но для адекватной интерпретации потребуются серьёзные вычислительные мощности. Айзек…

ГСК (сварливо): Мощности, мощности! Опять мощности. Ведь я только что говорил вам!

Председатель (вздыхает): Не склочничайте, Айзек. Дело очень серьёзное, я пришлю вам исходные данные.

ГСК (безнадёжно): Вы неисправимы, Володя… Давайте ваши данные. Сами-то вы что об этом явлении думаете? Составили уже какое-нибудь мнение?

Председатель (мрачно): Составил, но это не для протокола. Попрошу остановить запись заседания.

(конец стенограммы)

Глава третья

Прощание с Ароном окончательно убедило Волкова, что на данные, полученные от бывшего гувернёра княжны Дианы, полагаться нельзя. Россказням о сожженных и повешенных учёных верить не хотелось, да и вообще не получалось совместить мрачный набросок, нарисованный намёками и недомолвками Коэна, с полдневным миром, подступившим вплотную к незваному гостю: слева — постриженными аккуратно, прямоугольно, в два человеческих роста, мелколиственными кустами, справа — той самой прибрежной рощей, за которой скрылся сбежавший мотоциклист. Слишком сильное действие оказали на капитана мерные вздохи прибоя и сладковатый привкус нагретого воздуха, чтобы неприятное впечатления от болтовни полусумасшедшего девяностолетнего старца устояло. Не прошло и трёх минут после расставания с провожатым, а Волков уже беспричинно улыбался и на острые серые зубцы дворцовых башен, скалившиеся из-за кустов, поглядывал благодушно. Любоваться пейзажем сквозь навязчивые подсказки «Афины» надоело, Саша приказал своей электронной богине отключить консоль и сбавил шаг. Расхотелось спешить. Кто знает, когда ещё выдастся случай прогуляться по роскошному дворцовому парку, да и в сам дворец заглянуть не мешало бы. «Тем более, что нет ограды, — убеждал себя наблюдательный эмиссар, — и значит все эти средневековые байки Арона — чушь. Не может быть княжеского дворца без охраны и забора в изуверском государстве, где пытают, вешают и жгут. Жаль, безлюдно здесь, не у кого спросить, как пройти во дворец. Ну и ладно, вон, кажется, лестница». Выяснилось — действительно каменная узкая лесенка под сводом из полукруглых воротец, увитых ползучими плетями неизвестного растения с крупными пятипалыми листьями. «И, кажется, ведёт куда надо», — подумал Александр и собрался ступить в живой тоннель, но внезапно почувствовал — кто-то тянет за правый рукав. Нисколько не испугавшись, Волков обернулся — человек в сером балахоне, лица не видно из-за смешного капюшона, надвинутого на глаза, только кончик длинного носа торчит, бледнокожий подбородок, да кривой тонкогубый рот. «На тень похож. И тень от него такая же, как он, остроголовая, — отметил про себя капитан «Улисса». — Прятался за кустами, пока я головой вертел, потом выскочил. Э, да он не один!» Второй в таком же сером одеянии выскользнул из бреши в лиственной стене и мигом очутился у левой руки.

— Здравствуйте! — неуверенно поздоровался Волков. Оба серых поклонились почти одновременно, но без слов, а один из них показал рукой: сюда, мол.

«Немые они что ли? Или по-русски не понимают?» — гадал Саша и на всякий случай повторил приветствие на английском, немецком и японском языках. Подумав, добавил ещё французский вариант, но ответа не услышал. Ему снова было указано рукой — пойдём, мол, с нами, — а один незнакомец даже за локоть Волкова потянул. Мягко, однако настойчиво.

— Но я хотел ещё во дворец заскочить на пару минут, — возразил Александр. — Хотя… ладно, уговорили, ребята. Куда идти?

Похоже, ловцы посетителей приморского парка всё же понимали по-русски, поскольку тут же подхватили гостя под локти и повели, склонив головы в остроконечных капюшонах. «Может, не из почтительности, а просто под ноги смотрят? — прикидывал Саша, поглядывая то на одного, то на другого сопровождающего. — Немые они, точно. Но слышат хорошо. Ведут куда-то как князя, под локотки. Что за рубища на них? Слово какое вспомнилось — рубища! Чадящие факела, костры, балахоны с клобуками… Монахи?! Вот на кого они похожи. Но не может того быть, это я из-за Ароновых бредней выдумал. Ведут меня почтительно. Куда?»

Справа в промежутке между деревьями мелькнуло море, но монахи не позволили рассмотреть — увлекли наверх по длинной лестнице, уверенно провели по лабиринту ухоженных аллей туда, где шпили сводчатого мавританского входа царапали незамутнённую синь. «Не такую уж и незамутнённую, — сказал себе самому гость, уже смирившийся с тем, что обращаться к хозяевам не имеет смысла. — Чадит что-то на верхней террасе и пахнет оттуда дымом».

Запах приятно кислил, припомнилось слово «благовония». Воздух струился над двумя белыми вазами с барельефными ликами какого-то курчавого бога. Волков понял — ведут туда. Там бормотали скороговоркой, то будто бы уговаривая, то сердито, а то и жалобно, но слов разобрать не получилось, пока не поднялись наверх. Чёрные широкие чаши вокруг плоской каменной плиты, в чашах потрескивают уголья. На плите, раскинув руки и ноги в стороны загорает совершенно голый господин, он и бормочет невнятно. Возле него в позах, не лишённых почтения, четверо, ещё трое несуетливо возятся у чадящих костерков. И слышно уже:

— Почему сегодня-то? До солнцеворота два дня, клянусь Адонисом! Или кто у вас там? Э! Э! Ребята, я пошутил! Я хотел сказать: клянусь Таммузом! Или Фаммузом? Ч-чёрт, глухие вы что ли? — говорил обращаясь то к одному безмолвному своему почитателю, то к другому, разлёгшийся в странной позе голый курортник. Тело его мучнистое, без малейших признаков загара, при этом извивалось и коротко подёргивалось. На запястьях и лодыжках отдыхающего Волков смог рассмотреть широкие кожаные браслеты с грубыми пряжками.

— Не мог же я проспать два дня? — спрашивал у немых прислужников пациент, по всей видимости, принимавший воздушные ванны. — Или мог? Говорил мне Арон… А! Я вспомнил! Вы эти… Послушай, начальник! Клянусь Думу-зид-абзу… Не понимаешь? Чтоб ты лопнул! О, извини, я не то хотел сказать! Начальник! (голый господин заговорил интимно) Я буду очень благодарен, ты понимаешь меня? Поищи вокруг, не запутался ли кто-нибудь в кустах. Ты понял меня? Какой-нибудь… бэ-э-э… Ты понимаешь?

Говоря это он приподнял голову, чтоб монаху было лучше слышно, заметил Волкова и заорал тут же:

— Смотри, смотри! Это он! Он запутался в кустах, я же тебе говорил! Окажи ему почести, я недостоин!

«Почести? Интересно, откуда он узнал, что у меня перстень?» — удивился Волков, но решил, что раз уж инкогнито раскрыто, нужно хотя бы воспользоваться преимуществом княжеского положения и получить ответы на вопросы. Шагнул в круг, очерченный кострами (провожатые не препятствовали) вытянул за тесьму перстень и сказал, обращаясь к тому монаху, которого голый назвал начальником:

— Уважаемый, этот человек прав, почести следует оказывать мне. Вот, можете убедиться — перстень Дианы.

Серый живо обернулся и приподнял край капюшона обеими руками, чтоб не мешал смотреть. Широкие рукава его рубища поехали вниз, обнажив изуродованные шрамами запястья. Волков отшатнулся от неожиданности: белые шары глазных яблок, лишённые радужки, выкатились на него, уставились точками зрачков, смигнули, потом сместились ниже, зашарили — монах разглядывал перстень.

— Он! Это он, а не я, — причитал распятый на камне господин. «Чего он хнычет? Они же ничего такого…» — с запоздалым удивлением подумал Волков и тут же смог убедиться, эти серые не хотели курортнику зла. По едва приметному знаку их начальника склонились к распятому и снова стали возиться с его браслетами. «Ремни? Он был привязан!» — сообразил Саша, но и это не вызвало у него опасений. Покорно послушался, когда двое его провожатых мягко и уверенно подвели к камню его самого и усадили с поклонами.

— Видите? Он лучше! Смотрите, какой здоровый, — убеждал освобождённый от неизвестной оздоровительной процедуры голый гражданин. — Из него кровищи будет…

Но его не слушали, грубо вытолкали за пределы огненного круга и напоследок ещё дали пинка. «Кровищи! — отозвалось в голове Волкова гулким эхом, по хребту продрал озноб. — Нужно включить консоль на всякий случай».