Собрание сочинений. Т. 4. Дерзание.Роман. Чистые реки. Очерки - Антонина Коптяева

— Пойдете с нами опять? — не шутя приглашали нас рыбаки, когда мы прощались с ними (по странной случайности самыми удачливыми оказались те команды, которые брали с собой писателей).

И мы снова порадовались, что морская примета «не сработала». Однако на суше нас ожидала крупная неприятность. Не согласовав вопрос ни с нами, ни с работниками райкома, в Доме культуры «Океан» объявили литературный вечер, и, когда мы находились в море, просторный зал гудел народом. Это было тем более досадно, что аудитория состояла главным образом из сезонных рабочих-студентов, назавтра отбывших на Большую землю.

Возможно, трудно было вообразить, что московские гости проявят такую прыть и, едва появившись на острове, вдруг исчезнут. Куда? Добро бы в океане стояло затишье… Как бы то ни было, но такие неувязки оставляют чувство едкой горечи в душе писателя, не говоря уже о читателях, пришедших поговорить с ним.

Полторы тысячи студентов приезжали этим летом на Шикотан по путевкам во время каникул. Студент пятого курса Валентин Маркин из Дальрыбвтуза, будущий штурман дальнего плавания, был командиром штаба в студенческом городке. Выпускали свои газеты: «Ипритку» и «Каракатицу». Во время сайровой путины объявили соревнование — «комсомольско-молодежная линия». Возглавляла эту линию секретарь комсомольской организации восемнадцатилетняя Надя Дубровина, сама выполнявшая по две с половиной и по три нормы.

После отъезда студентов жизнь в Мало-Курильске продолжала идти своим ходом, и мы выступили перед шикотанскими читателями в «Океане». Этот Дом культуры поразил нас своими размерами. А ведь он был воздвигнут всего за четыре месяца зимой 1964 года силами местных активистов. Панели под дуб, потолки из белой блестящей фанеры, разлинованной на ромбы под высоченными сводами. И просторнейший амфитеатр, и громадный балкон… Когда мы вошли с улицы в колоссальное фойе, а потом в еще более просторный спортивный зал с эстрадой, с некрашеным, гладко выструганным полом, повеяло на нас молодостью, задором, поистине океанским размахом. Танцевать хочется, едва войдешь, и девчонки входят, пританцовывая.

Представились воображению герои будущих фильмов и романов, веселящиеся в этих гигантских залах на краю света. Собственная юность вспомнилась. Грустно и радостно стало. Грустно оттого, что собственная молодость давным-давно отшумела и не ты строил здесь новые дома, заводы, клубы, высаживал тысячи деревьев. И не тебе здесь работать и веселиться. А радостно оттого, что жизнь, как ей и положено, идет вперед, и новые комсомольцы, такие, как Нина Зайцева, Маркин и Дубровина, ведут за собой хорошую молодежь.

Мы увидели эту молодежь и в цехах рыбоконсервных заводов. Семь тысяч девчат и молодушек приехало на нынешний сезон обрабатывать добычу сайровой путины и лова крабов — большинство с Северного Кавказа: из Нальчика, из Краснодара. Вот было бы интересно приехать сюда вместе с ними, посмотреть, как они вили здесь свои гнезда!

Переходя из цеха в цех, мы спросили начальника завода Черных: отчего же не была обеспечена обработка сайры в горячее время путины? Вместо ответа Черных повел нас к рабочим местам девушек-новичков, а потом к приехавшим сюда на второй или третий сезон. Опытные работницы, руки которых двигаются с неуловимой быстротой, выполняют больше двух норм, а новенькие не справляются и с одной… Вот кореянка Те, работающая на укладке сайры. Маленькая, хрупкая девушка проводит здесь уже третью путину, никуда не уезжая. Она дает до трех норм, и заработок у нее в августе достигал четырехсот семидесяти рублей. А ведь норма пятьсот банок, и колебание в весе банок, набираемых с противня на глазок, допустимо в размере не больше семи граммов.

— Если бы мы работали круглый год!

— А механизировать нельзя эти процессы?

— Живем надеждами, ведь продукция заводов хороша и идет в основном на экспорт.

Во время дегустации нас действительно угощали такими чудными консервами, о каких мы и понятия не имели. Вообще трудно представить себе все богатства этих мест. Ведь мы приехали уже поздней осенью, в самом конце навигации и путины. Летняя добыча уже отшумела. Ушли котики с острова Тюленьего. Затихли птичьи базары. Уплыли даже сивучи, которых здесь зовут акробатами, потому что они прыгают в воду со скал до пятнадцати метров высоты. Многое мы не успели посмотреть — только раззадорили свое воображение, а уже пора было возвращаться в Москву.

Приближался очередной — двадцать восьмой за год — тайфун, «делал в океане шорохи». Рейсовый теплоход прошел мимо Кунаширского рейда без выгрузки, и мы не стали ждать возвращения «Тобольска», опасаясь, что из-за большой волны опять не попадем в Южно-Курильск. Энергичная Нина договорилась с моряками, и вот мы уже в порту, чтобы отправиться на новом для нас корабле…

Погрузились черной ночью на пирсе и, едва вышли, сразу почувствовали крепкие удары океана. Сильный ветер. Накат большой волны. Быстроходное, небольшое суденышко моталось с боку на бок, но было на нем светло, тепло, и так радушно угощал нас дежурный матрос по-флотски крепким чаем с добротно выпеченным пшеничным хлебом и консервами, что мы ни о чем не беспокоились.

Прислушиваясь к гулу океанских волн, обрушивающих свои удары на корпус судна, с сожалением думаю, что вот не укачивает меня ни в почтовом самолете, ни на теплоходе, ни на катере, и, может быть, следовало мне родиться лет на сорок позже. Читатель, наверное, догадывается, что сожалею я об упущенной возможности полетов в космос… Именно так, и крепко сожалею!

А Нину Зайцеву укачивает. Но ее милая беспомощность здесь вызывает у нас всех чувство еще большего уважения: ведь это для нее не случайная поездка, а обычная, тяжелая, но неизбежная часть работы, Связь с комсомольскими организациями района должна быть непосредственной и крепкой при всех условиях, тем более что молодежь ставит перед собой большие задачи. Взять хотя бы строительство того же Дома культуры «Океан». Прием групп писателей Нина тоже рассматривает как свою комсомольскую работу.

Баржа ловко притерлась с помощью катера к невысокому борту нашего судна, и началась пересадка. Берег близко, волны здесь потише, и вскоре мы перескочили на пришвартованные к пристани суда. Теперь мы на Кунашире, одном из самых больших островов Курильской гряды…

Поместили нас в здании интерната, стоящем на голой возвышенности. Отсюда Южно-Курильск, сплошь деревянный, как на ладони, и речка видна, бегущая в океан, но запросто оседланная стаями домашних гусей, и вулкан Менделеева, у подножия которого находится Горячий пляж, и вулкан Тятя, самый большой на Курилах; виднеются и далекие горы японского острова Хоккайдо с вершинами, припудренными снегом. Когда там происходит извержение, здесь на траву ложится толстый слой пепла.

В тот же день Нина повезла нас к строителям. Много хорошего сделано их руками на Кунашире после войны. Не в первый раз в большой нашей поездке встречаемся мы с молодыми строителями. Так уж повелось, что строительными делами наша молодежь занимается прямо-таки с воодушевлением. Мы видели в Сибири целые города, любовно возведенные ею. Что же касается благоустройства парков, курортов, дорог, то и в этом деле энтузиасты иногда, как говорится, дают ветеранам-строителям пять очков вперед. Не потому ли хозяйственники всячески привечают их?!

Городок строителей расположен у речушки, родниково-холодные прозрачные воды которой, то и дело смешиваясь с горячими ключами, протекают в многоцветном каменном русле под крылом ельника, растущего на горной гряде.

Рядом вздымается вулкан Менделеева — крутая лесистая сопка с бело-красным расколом оврага на склоне, откуда вырываются светлые и желтые пары.

— Иногда трясет, и тогда в газетах пишут: «На Курилах землетрясение», а к нам письма: «Жив ли мой сын?», — рассказывает капитан Борис Андреев. — Стараемся вознаградить себя за беспокойство: используем тепло вулканов. Устроили теплицы на естественном отоплении и в январе получаем красные помидоры. В жилые дома тоже проводим кипяток, бьющий из-под земли. Осенью погода у нас солнечная. Вот октябрь уже наступил, а в лесу собирают грибы — подосиновики, подберезовики, есть белые.

Да, погода и вправду прекрасная — ветер куда-то пропал, и лес словно дремлет, дремучий, мохнатый. Смуглокорые березы растут рядом с темнохвойными тисами, рябина рдеет гроздьями ягод, понизу высокие травы и тот же бамбучок густющий и линейные листья ириса. Очень декоративен сухостой, увитый буйными лианами, — все переплелось. Сказочно большие черные вороны — запомнившиеся мне по Дальнему Востоку и Якутии — глухо каркают в бархатных ельниках. Мудро-осторожная эта птица водится здесь повсюду до самого Края света.

На Кунашире площадки перед домами и целые участки шоссе покрыты вместо гравия размолотой пемзой тепло-шоколадного цвета, а дорожки в поселках посыпаны белым ракушечником. Японские карточные домики снесены, новые, добротно-бревенчатые, обшиты толем, обиты рейками — защита от пронизывающих ветров. И всюду пестреют цветочные клумбы.