Том 2 - Валентин Овечкин

Андрей. Сейчас, одну минутку!

Вера. Ты уезжаешь, Андрей? (Села на подоконник.) Как неудачно! Я могла бы сегодня остаться здесь, в колхоз поеду утром. Погуляли бы вечером в парке…

Андрей. Оставайся, Вера! Я скоро вернусь. Посмотрю аварийный трактор в бригаде и к вечеру вернусь.

Вера. Взять билеты в кино?

Андрей. А тебе очень хочется в кино?

Вера. Нет, не очень. Там плохая картина идет.

Андрей. Просто походим, погуляем. А? Сегодня ночь будет хорошая, луна. К старой мельнице пойдем.

Вера. Где девушки на троицу венки по воде пускали? Пойдем!

Андрей. А где я тебя найду вечером?

Вера. Я остановилась у подруги. Их дом напротив почты. Угловой, под красной черепицей. Запомнишь?

Андрей (повторяет). Угловой, под красной черепицей.

Вера. Постучи в то окошко, что с переулка. Во двор не заходи, у них злые собаки.

Андрей. Меня собаки не рвут. Любого цепняка отвяжу, и он будет ласкаться, пойдет за мной, как щенок.

Вера. Не хвали сам себя! Я где-то читала: хорошего человека любят женщины, дети и собаки.

Андрей. Не знаю, не читал такого. Значит, я нехороший. Девушки меня не любят.

Вера. Много ты понимаешь в девушках!.. Ты хочешь, чтобы девушка первая тебе сказала?..

Андрей. Вера!.. (Взял ее за плечи, повернул лицом к себе).

Входит Шубин.

Шубин. Андрей! Ох!.. (Отворачивается.) Да ты едешь или нет? Сколько может машина ждать?

Вера исчезает.

Андрей. Еду, еду! (Бежит к двери.)

Занавес.

Действие второе

Сельская улица. Светлая лунная ночь. За сценой шум подъезжающих и отъезжающих машин, голоса, песни, музыка — трактористы, колхозники возвращаются с гулянья, что было где-то за селом в роще по случаю Дня механизатора.

Прошли улицей девушки и парни — с баяном, с песнями. Спустя некоторое время идут Соловьев, Шубин, Татьяна Ивановна, Федор, Степан Романович, трактористы, девушки.

Соловьев. Ну вот и отметили День тракториста!

Шубин. Повеселились! Хорошо прошел праздник!.. А ночь какая! И домой идти не хочется. Степан Романыч! Где наши двадцать лет!..

Степан Романович. Эх, кабы вернулись наши двадцать лет!

Шубин. Я парнем был здоровый, как битюг, выносливый! Прогуляешь ночь до рассвета, доберешься до постели, чуть вздремнешь — отец будит: вставай, запрягай пахать. Пашешь, еле ноги по борозде волочишь, думаешь: ну, будь оно неладно, эту ночь отосплюсь. А как услышал вечером: гармошка заиграла — пошел опять к девчатам! Неделями без сна — как на фронте!.. Ишь ты, слушай, баянист что выделывает! С переборами! Ноги на месте не стоят!

Соловьев. Понравилась тебе наша самодеятельность?

Шубин. Понравилась! Хорошо, молодцы! Не знал я, что у нас столько талантов! Ты, Федя, на баяне лучше даже, чем на тракторе, откалываешь. И «Теркина» хорошо декламировал, сам Твардовский остался бы доволен. Артист!.. Но лучше всех Татьяна Ивановна спела! Вот бы никогда не подумал! Не ожидал!

Татьяна Ивановна. Чего не ожидали?

Шубин. Что у вас такой чудесный голос. И что вообще вы способны…

Татьяна Ивановна. А мне рассказывали, как вы на Первое мая в парке лазили на макушку дуба и достали грачиные яйца из гнезда. Тоже никогда бы не подумала.

Шубин (смутившись). То меня там раззадорили. Не поверили, что я в тридцать восьмом году на паруснике «Товарищ» плавал фок-марсовым.

Федор. Матросом были? По мачтам лазили?

Шубин. Не по мачтам, а по вантам.

Федор (оглядел тучную фигуру Шубина). Не верится что-то.

Татьяна Ивановна. Не верится, Павел Арефьич!

Девушки. Не верится, не верится!

Шубин. Бросьте! Тут нет такого дуба.

Федор. Татьяна Ивановна! Когда вы пели, я лег под кустом на спину, закрыл глаза, и мне представилось, что я не на земле, а где-то на небесах. Какой голосок! Это же ангел божий пел, а не человек!.. (К трактористам.) Но попробуйте вы у этого ангела выпросить аванс, когда у вас не сойдутся концы с концами!

Трактористы. Да, выпросишь, как нее! Держи карман пошире!

Татьяна Ивановна. Дорогой Федор Алексеевич! Авансы очень вредное явление в нашей жизни и финансовой политике. Не стройте свое благополучие на авансах. Бюджет каждого трудящегося должен быть рассчитан так, чтобы не прибегать к авансам. Ведь и вам самим неприятно, когда в получку остается только расписаться за то, что было получено раньше.

Федор. Ой-ой-ой! Что я слышу! Те же уста, тот же голос и такие слова!..

Шубин. Да, ребята, если бы не эта… не этот ангел, вы бы получили сегодня по случаю Дня механизатора еще кое-что, кроме похвальных грамот.

Татьяна Ивановна. Павел Арефьич! Это нечестно — выдавать наши деловые секреты! Мало ли чего не бывает у нас в конторе! Жалуйтесь на меня на производственном совещании, но не здесь!

Шубин. Да не сердитесь! Вас хвалят, а вы ерепенитесь! Молодец! Прекрасно пели! Можно вас за это поцеловать в щечку?

Татьяна Ивановна. Нельзя. У вас жена есть.

Шубин. Ну нельзя, так нельзя… Жена в гости уехала к родным в Ленинград.

Федор уходит с девушками и парнями, подхватив под руку Татьяну Ивановну.

Степан Романович. Ваша жена в Ленинграде, а моя жена куда девалась? (Оглядывается.) Где ж это она отстала? Ехали на одной машине, а как слезли возле моста, больше я ее и не видел. Ох, и заводная она у меня! Выпьет полстопочки и пошла куролесить, гляди да гляди за нею!.. И кума нет.

Шубин. Какого кума?

Степан Романович. Да Семена Ильича, почтальона нашего. Он тоже с нами был в роще. (Прислушивается к песне женщин за сценой.) Вроде ее голос.

Все слушают песню, присев на лавочке у забора.

Шубин. Хорошо поют!..

Идет Лошаков, на минуту задерживается возле сидящих.

Лошаков. Отдыхаете? Ну, отдыхайте, отдыхайте. Спокойной ночи!

Шубин. Спокойной ночи.

Лошаков ушел в переулок.

Степан Романович. Тоже был на гулянье.

Шубин. За порядком наблюдал.

Соловьев. Испортил мне этот Лошаков весь праздник!

Шубин. Про статью говоришь?

Соловьев. Ну да. Ведь сказал я ему: двадцать девятого партсобрание, разберем ваше заявление на Глебова. Так не дождался собрания, еще и в газету послал статейку!

Шубин. Разрисовал он тебя там!

Соловьев. Разрисовал. Главный инженер ведет агитацию против МТС, а секретарь партбюро не борется с его антигосударственными выпадами. Попустительство, укрывательство, гнилой либерализм!

Степан Романович. Ну ты, Виктор Петрович, человек бывалый, выпутаешься. А вот этого молодого парня жалко! Говорил я ему, Андрею Николаичу: бойся этого Лошакова, обязательно какую-нибудь пакость сотворит!

Соловьев. С Андреем — дело хуже. Еще поступил на него материал.

Степан Романович. Ну-у? Какой материал? Откуда?

Соловьев. Письмо пришло вчера на партком. Павел Арефьич знает. Анонимное, правда. Но когда ехали утром в рощу на праздник, я показал его Андрею — не отрицает. Пишет о нем кто-то из Каменевского района, что его исключали из института; что он строгий выговор имел, когда работал на практике в Каменевской МТС, и что он бросил девушку с ребенком. Там, где учился в институте. Только ребенка не признает Андрей, а об остальном сказал: было.

Степан Романович. Что ты говоришь! Из института исключали?..

Подходят трактористы и женщины, среди них Дарья Мироновна и баянист.

Шубин. Да, брат, Виктор Петрович, какая ерунда получается. Я поначалу не придал значения, а, видно, придется все это разбирать.

Степан Романович. Ага! Вот моя отставшая супруга.

Дарья Мироновна. Куда ж ты запропал? Я думала, ты той улицей домой пошел. Я тебя там искала.