Коллапс. Гибель Советского Союза - Владислав Мартинович Зубок

другую связь российского парламента. Если члены ГКЧП будут продолжать в своих действиях руководствоваться принципами «демократии» и «законности», то обрекут на гибель и себя, и советскую государственность. Варенников указал на фундаментальный парадокс путча. Ельцин впоследствии писал: «Заговорщики боялись нарушить конституцию»[1004].

Ельцин по прямой правительственной связи позвонил Крючкову предупредить о том, что люди могут начать ложиться под танки и будут «неисчислимые» жертвы. Крючков спокойно ответил: «Нет, жертв не будет. Во-первых, это чисто мирная операция, техника идет без боеприпасов… Все беспокойство исходит от вас, российского руководства, по нашим данным, люди спокойны, идет нормальная жизнь». Глава КГБ лично отправился в служебной машине на осмотр города, – москвичи жили нормальной жизнью, погода испортилась, пошел моросящий дождь, танки и троллейбусы стояли рядом друг с другом на улицах, перед первым и пока еще единственным рестораном «Макдоналдс» на улице Горького выстроилась огромная очередь. На Калининском проспекте, ныне Новый Арбат, Крючков вышел из машины поговорить с группой молодежи: «Шутки, смех, настроение совсем не агрессивное». В свой кабинет на Лубянке он вернулся успокоенным – никакой необходимости реагировать на паническую телеграмму Варенникова из Киева не было[1005].

Но именно в этот момент события в Москве стали развиваться по непредвиденному сценарию. Осознание того, что Ельцин жив, находится на свободе и бросил путчу вызов, мобилизовало десятки тысяч москвичей и жителей других городов на сопротивление чрезвычайному положению. Пелена страха спала. К вечеру люди стали спонтанно, по собственной воле, собираться у Белого дома. Толпа быстро выросла из нескольких сотен до нескольких тысяч. Люди скандировали лозунги в поддержку Ельцина и требовали от военных покинуть город. Начали возводить первые баррикады. Дочь Елены Боннэр Татьяна пришла домой и попросила мать дать ей ключи от автомобиля. Боннэр решила, что ее машина пойдет на строительство баррикад. «Нет, – ответила Татьяна, – это надо возить противогазы». Ее друзья опасались, что для штурма здания войска могут использовать слезоточивый газ[1006].

Британский посол Родрик Брейтвейт был в отпуске и находился в Вологде. Узнав о случившемся, он ближайшим же самолетом вылетел в Москву. В первом телексе в лондонский Форин-офис он писал, что переворот носит «странно нерешительный, даже джентльменский характер». Захватившие власть «бароны», по его словам, очевидно, не хотят восстановления коммунизма, вопреки утверждениям западной прессы и российских демократов. Вместо ареста Ельцина лидеры заговора ведут себя по отношению к нему, как «родители, пытающиеся урезонить расшалившегося ребенка»[1007]. Американский поверенный в делах Джим Коллинз и все посольство США оказались также захвачены врасплох. Дипломаты так давно слышали всевозможные слухи о перевороте, что стали относиться к ним, как герои известной басни к крикам «Волки! Волки!». В телеграмме в Госдеп Коллинз суммировал наблюдения сотрудников, опросивших свои контакты и простых москвичей. Переворот, писал он, выглядит довольно странно – заговорщики позволили Ельцину стать лидером сопротивления. Коллинз также сообщил, что Ельцин звонил Янаеву и жаловался на невозможность добраться до своего кремлевского кабинета, на что Янаев вроде бы ответил, что машине Ельцина будет позволено въехать в Кремль. Коллинз рекомендовал администрации «дистанцироваться от путчистов – словами и делами»[1008].

Американское посольство также сообщало о поразительной активности Анатолия Собчака в Ленинграде. Мэр сплотил под своим руководством весь Ленсовет. Он провел переговоры с командующим военным округом и убедил его удержаться от ввода войск в город. Рабочих Кировского завода он призвал на следующий день собраться на массовый митинг против организовавших «путч» «преступников»[1009]. На самом деле ситуация во втором городе страны была куда более неопределенной, чем казалось западным дипломатам. Городская партийная организация, местный КГБ и командующий Ленинградским военным округом Виктор Самсонов ждали инструкций из Москвы. Взамен они получали противоречивые сигналы[1010]. В числе первых осознавших, что хунта не знает, что делать, были офицеры ленинградского КГБ. Личным помощником Собчака в то время был подполковник КГБ Владимир Путин. Ранее Путин своими глазами наблюдал крах ГДР. 19 августа он сказал своему шефу, что работать одновременно на две стороны не может, и свой выбор он сделал: «Я работаю с вами». Сказал, что подаст в КГБ рапорт об отставке. «Хорошо, – ответил Собчак, – так и делайте, я позвоню Крючкову». Путин был удивлен: «Я думал, Крючков пошлет его подальше». Крючков, однако, выслушал Собчака, и рапорт Путина был подписан в течение двух-трех дней[1011].

«БУДЬТЕ С НАМИ!»

Галина Старовойтова, советник Ельцина по вопросам межнациональных отношений, 19 августа была в Лондоне. В Британию она приехала по приглашению английского издательства писать книгу о «русской революции». Вместо возвращения в Москву, где ее мог ждать арест, она решила воспользоваться своими многочисленными дружескими контактами в среде работающих на «Радио Свобода», Русской службе Би-би-си и «Голосе Америки» эмигрантов-диссидентов, чтобы с их помощью донести до соотечественников призыв сопротивляться хунте. В эфире Старовойтова говорила, что заговорщики проиграют точно так же, как проиграли сторонники жесткой линии в Литве в январе 1991 года[1012]. До путча Старовойтова выступала за отставку Горбачева. Теперь ее позиция изменилась. В ее понимании Горбачев превратился из лидера-неудачника в мощный символ законности и конституционности. Моральный долг Запада, утверждала она, состоит в том, чтобы помочь Горбачеву вернуться в Москву. Первую осторожную реакцию западных лидеров на путч она сравнила с политикой соглашательства с Гитлером и Сталиным[1013].

В Москве Андрей Козырев встретился с Джимом Коллинзом и передал письмо Ельцина Бушу. Американская администрация никоим образом не должна в отношениях с хунтой создать впечатление будто «дела идут своим чередом». Это придаст действиям ГКЧП ореол законности[1014]. На следующее утро Козырев вылетел из московского аэропорта Шереметьево в Париж. Никто не пытался его задержать. По указанию Ельцина он должен был дальше лететь в США, встретиться там с Бушем и выступить в ООН. В случае необходимости Козыреву поручалось создать правительство России в изгнании. В Париже Козырев дал интервью телевидению Би-би-си, в котором назвал ГКЧП «бандой преступников», пытающихся «возродить тоталитарный режим». «Никакого соглашательства с бандитами, провозгласившими себя руководителями СССР», – заявил он. Он также упрекнул тех на Западе, кто утверждал, что «этот режим может быть партнером в новом мировом порядке». «А что может сделать Запад?», – спросил его корреспондент Би-би-си. «Будет правильно признать независимость Эстонии и других государств Балтии, – ответил Козырев. – Это покажет преступникам, что применением силы они сами разрушают империю…» Галина Старовойтова, участвовавшая в том же эфире из студии Би-би-си в Лондоне, сказала: «Я согласна со своим коллегой и другом Козыревым. Немедленно признать независимость балтийских государств.