Коллапс. Гибель Советского Союза - Владислав Мартинович Зубок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проснувшись утром в понедельник в половине шестого, Буш решил наговорить свои мысли на диктофон для истории. Первые слова были о Янаеве: «Он поздравил меня после моей речи на Украине об уважении к Союзу и о выборе народа. Мне он понравился. Я послал ему блесны для рыбалки. Человек вполне симпатичный. Теперь же, судя по первым сообщениям, понятно, что он всего лишь подставная фигура, что, впрочем, мы всегда знали… Мы мало что можем сделать – на самом деле ничего не можем…» Затем мысли Буша переключились на Горбачева. Он ни на секунду не заподозрил друга Михаила в участии в заговоре: «Я думаю о его чувстве юмора, о его мужестве… Горжусь тем, что мы тебя поддерживали. Сейчас найдется немало умников, которые будут указывать на ошибки, но ты делал то, что было правильно и нужно для твоей страны». Эти слова звучали как прощание[987].
Вскоре появился Скоукрофт и призвал Буша сосредоточиться на стратегических интересах Америки. Главные цели администрации состояли в том, чтобы добиться от Кремля завершения вывода советских войск с территории Центральной Европы и соблюдении им обязательств по сокращению ядерного и обычного вооружения. На проведенной в доме президента встрече с прессой Буш решил воздержаться от слов или жестов, которые могли бы толкнуть сторонников жесткого курса на дальнейшие безрассудные шаги, например, в Восточной Германии или в Прибалтике. Накануне пресс-конференции Буш позвонил Колю, – тот сказал, что ни в коем случае не хочет провоцировать советских военных, все еще размещенных на территории Германии. Также Буш поговорил с Миттераном, который ответил: «Давайте не создавать ощущение, что все потеряно. Путч может провалиться через несколько дней или несколько месяцев. Трудно силой насадить режим в меняющейся стране. Ничего у них не получится. В республиках СССР есть теперь свои избранные лидеры»[988]. Буш последовал совету Миттерана. «Путчи проваливаются, – заявил он собравшимся журналистам, а люди в России уже “вкусили свободы”». Введенный режим чрезвычайного положения он назвал «экстра-конституционным», но вместе с тем ни слова не сказал о санкциях и явно не хотел сжигать мосты в отношениях с московским руководством. В частном порядке он надеялся, что Янаев будет соблюдать существующие договоренности[989].
Буш также позвонил премьер-министру Нидерландов Рууду Любберсу и попросил его заблокировать возможные призывы созвать чрезвычайную сессию НАТО в Брюсселе: «Я всерьез озабочен тем, что, не желая того, наша позиция в НАТО будет выглядеть как обязательство, как во время венгерского кризиса 1956 года, и, с другой стороны, станет сигналом нашего полного бессилия». В тот год СССР послал войска на подавление венгерского восстания, а США, несмотря на слова поддержки повстанцам, ничего не сделали, чтобы им помочь. Любберс обещал содействие[990].
Из Оттавы Бушу позвонил премьер-министр Канады Брайан Малруни и напомнил о недавней встрече Большой семерки: «Нам могут сказать, что, прояви мы в Лондоне большую щедрость [к Горбачеву], этого бы не случилось». Малруни напрямую спросил Буша: «Как ты думаешь, его свергли оттого, что он был слишком к нам близок?» «Нет сомнений», – ответил Буш. После пресс-конференции он решил прервать отдых в Кеннебанкпорте и вернуться в Вашингтон, чтобы показать, что управляет ситуацией[991].
ПРОСЧЕТ КРЮЧКОВА
Добиться признания легитимности ГКЧП мог только демонстрацией подавляющей силы. Таков урок всех переворотов во всем мире, в том числе переворотов в российской истории. Председателю КГБ Владимиру Крючкову к насилию было не привыкать. В 1956 году в Будапеште он видел, как советские танки сокрушили антикоммунистическую революцию. В 1979 году спецназовцы КГБ убили лидера Афганистана Амина, устранив препятствие для советской оккупации и марионеточного режима. В 1981-м Крючков советовал генералу Ярузельскому ввести в Польше военное положение. Тот последовал совету – в одну ночь все лидеры оппозиции и тысячи активистов были арестованы. Весь этот опыт прошлого, однако, научил Крючкова тому, что жестокое применение силы влечет за собой высокие политические и экономические расходы. Советская оккупация Афганистана и подавление польской оппозиции привели к западным санкциям[992].
Крючков взвешивал плюсы и минусы дальнейших действий. Арест Ельцина и других руководителей России вызовет взрыв негодования на Западе, может, даже возвращение холодной войны. Советская экономика, финансы очень слабы и не выдержат санкций. Крючков также понимал, что Язов, Янаев и Лукьянов не готовы применять силу. Чтобы убедить их поддержать чрезвычайное положение, понадобилась хитрая тактика, вовлечение шаг за шагом в круг, связанный коллективной ответственностью. Когда министр обороны решил для демонстрации силы вывести на улицы Москвы сотни танков, Крючков не возражал. Он сфабриковал «агентурное донесение», в соответствии с которым вооруженная оппозиция якобы готовилась взять Москву под свой контроль. Глава КГБ рассчитывал на инстинкты советских людей, в моменты экономического кризиса и угрозы беспорядков они поддерживали появление сильной руки. Через два года Ельцин напишет, что хунта действовала «по законам уголовной банды», но при этом заметил: «Хитрый аппаратчик от разведки рассуждал здраво»[993].
Рано утром 19 августа Крючков созвал Коллегию КГБ. Генерал Шебаршин записал его инструкции: «Задача – сохранить единую денежно-финансовую систему… К рынку, но не к дикому. Не допускать вмешательство извне. Может быть, удастся найти общий язык с российским руководством. Подписание [Союзного] договора не состоится. Сразу перейти из одного состояния в другое невозможно». Крючков позвонил лидерам союзных и автономных республик и сказал, чтобы они отменили поездку в Москву – церемонии подписания не будет[994].
Позвонил он и Кравчуку. Украина – важнейшая из всех союзных республик. Председатель Верховного Совета УССР принял звонок у себя в кабинете, где уже находились первый секретарь компартии Украины Станислав Горенко и генерал Варенников. Генерал только что сообщил украинским руководителям, что «власть наконец в руках решительных и храбрых людей». Он потребовал от украинского парламента ввести военное положение в Киеве, Львове, Одессе и на Западной Украине, где «советская власть уже рухнула». Кравчук пребывал в шоке, был растерян и чувствовал себя беспомощным, но у него нашлись силы возразить Варенникову: в западных областях все спокойно, а военное положение может только спровоцировать волнения. Когда позвонил Крючков, Кравчук робко спросил у него, является ли введение чрезвычайного положения конституционным. Час спустя Варенников перезвонил Крючкову с информацией: «Кравчук и другие товарищи согласны с предложениями». Вечером Кравчук появился в эфире программы
