Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы - Эдвард Гамильтон Уолдо

и одним выстрелом гасил две свечи разом. Так что повода бояться того, что собою являло мишень, у него не было. По крайней мере так он полагал.

В чаще леса чучело с интересом изучало останки Кимбо, и даже попыталось повторить тот хрип, который пес издал перед тем, как умереть. Некоторое время оно обрабатывало всю полученную информацию своим ужасающим, начисто лишенным эмоций умом. Кровь – она теплая. И когда солнце светит – тоже тепло. Живые существа, покрытые мехом, способны изливать густую жидкость сквозь тоненькие поры, которыми пронизаны их тела. Через какое-то время эта жидкость сворачивается. Что до другой жидкости, той, что внутри организмов зеленого цвета с корнями, то она менее густая, и потеря конечности для этих зеленых совсем не сулит потерю жизни. Все это было довольно занимательно, но тварь с мозгами из ряски не могла тем удовлетвориться, и удовольствия тоже не чувствовала. Всё, что двигало чучелом, – чистейшая, незамутненная жажда познания, подкрепленная садистским исследовательским интересом.

Начало смеркаться, солнечный диск сделался красным и покатился к закату, превратив редкие облака в языки пламени. Чучело подняло голову, заметив перемену в освещении. Но и для тех, кто сталкивается с ночью всю жизнь, она – явление загадочное. Ночь на кого угодно способна нагнать страху, и на чучело бы нагнала, если бы оно могло его испытывать. Но нет – ему было доступно только любопытство.

Что происходит? Видно все хуже и хуже. Почему? Оно помотало безобразной головой из стороны в сторону. Действительно, предметы потускнели, утратили привычные очертания и приобрели темный оттенок. Интересно, что видели существа до тех пор, пока чучело их не убило? И как они видели? То, что побольше, агрессивное, похоже, использовало для зрения два органа на голове. И правда, когда чучело оторвало Кимбо две лапы из четырех и махнуло рукой, намереваясь добить собаку, та в ожидании удара сомкнула кожаные складки вокруг тех органов – закрыла глаза. Следовательно, собака видит при помощи глаз. Когда же собака умерла, и тело ее перестало вздрагивать, удары по голове перестали влиять на глаза – они оба замерли, да так и остались открытыми. Таким образом, существа, переставшие жить, дышать и двигаться, больше не могут пользоваться глазами. Потеря зрения равно смерти, похоже. А неживые существа не могут передвигаться. Лежат себе тихонько и никуда не смещаются. На данном этапе логических построений чучело заключило, что оно, должно быть, тоже мертвое. Поэтому оно улеглось вдоль тропы неподалеку от разбросанных останков Кимбо – и застыло, вообразив себя мертвым.

В сгустившихся сумерках Элтон Дрю шел по лесу. Встревоженный не на шутку, он свистнул еще разок, окликнул Кимбо – и снова не дождался ответа.

– Старая блохобаза никогда так себя не вела, – проворчал он себе под нос и покачал головой. Время-то уже позднее, коровы вернулись с пастбища – Кори наверняка сейчас себя спрашивает, и где только брата черти носят.

– Кимбо! – крикнул Элтон.

Его голос прокатился по сумрачному лесу. Элтон щелкнул предохранителем и опустил винтовку. Опершись о приклад, он снял шапку и задумчиво почесал затылок. Дуло увязло в чем-то, что он поначалу принял за мягкую землю – потеряв равновесие, он наступил прямо на грудь твари, растянувшейся на земле. Нога по щиколотку провалилась в теплую жижу. Элтон выругался и отскочил назад.

– Тьфу ты, пакость какая! Никак что-то сдохло!

Он обтер ботинок листьями, а чучело продолжало неподвижно лежать в сгущающихся сумерках с отпечатком ботинка на груди, след от которого начал постепенно затягиваться. Оно наблюдало за человеком мутными глазами, воображая себя мертвым из-за наступившей темноты. Следя, как открывается и закрывается рот ругающегося на чем свет стоит Элтона, чучело погрузилось в раздумья.

Элтон же вытер дуло винтовки другой охапкой листьев и двинулся по тропе, все так же свистя в надежде на то, что собака отзовется.

Клисса Дрю вышла на порог – на диво хорошенькая в своем простом льняном платье в крупную клетку и голубом фартучке. Ее золотисто-рыжие волосы были собраны на затылке в пышный «хвост».

– Кори! Элтон! – позвала она.

– Чего там? – донесся из коровника хриплый голос Кори; он заканчивал доить корову эйрширской породы, крученые струйки жирного молока пенились, ударяя в наполненное до краев ведро.

– А я все зову – не дозовусь, – пожаловалась Клисса. – Обед стынет, а Бэйб без вас за стол садиться не хочет. Где Элтон?

Кори вздохнул, убрал с дороги тяжелый табурет, распахнул ворота и хлопнул корову по широкой спине. Та вздрогнула и с грацией ледокола двинулась наружу.

– Еще не вернулся.

– Как это – не вернулся? – Клисса встала за спиной мужа, устроившегося возле другой коровы, опершись лбом о теплый бок животины. – Кори, он же обещал!..

– Знаю, знаю. Обещал вернуться, с дойкой помочь. Как видишь, не вернулся пока.

– Так ты тут один совсем… о, Кори, давай я тебе помогу! Элтон непременно вернулся бы, если б мог. Наверное, он…

– …гоняется за голубой сойкой, ага. – Кори презрительно фыркнул. – Он и его дурной пес… – Он рубанул воздух свободной рукой, не прекращая доение. – У меня двадцать шесть коров. А еще свиньи и целый курятник. Нужно подкинуть сена мерину, стреножить лошадей и отогнать их на пастбище. А еще – починить сбрую, наколоть на завтра дров. – Он замолчал и с минуту ожесточенно доил в тишине, пожевывая губу. Клисса стояла молча, раздумывая, как бы смягчить грядущую бурю. Уже не впервой было Элтону со своей страстью к охоте нарушать порядок, заведенный на ферме. – Короче, сегодня придется вести хозяйство одному – нельзя же отвлекать Элтона от такого важного занятия, как беготня по лесу с ружьем. Всяк раз, когда его клятый пес учует белку, я остаюсь без ужина. Он у меня в печенках сидит…

– Давай помогу, – снова предложила Клисса. Ей вспомнился весенний случай, когда Кимбо удерживал четырехсотфунтовую разъяренную черную медведицу до тех пор, пока ее не свалил метким выстрелом в голову подоспевший Элтон. Инициатором происшествия была Бэйб, нашедшая в лесу медвежонка и решившая привести его домой; по дороге она свалилась в ручей и сильно поранила лоб. Разве можно ненавидеть собаку, которая твоей дочке жизнь спасла, подумала она.

– Да что ты можешь! – рыкнул Кори. – Ступай в дом, у тебя там тоже дел невпроворот. Как тут со всем разберусь – приду. Черт, Клисса, только не плачь, ну! Не хотел я… эх, ч-черт. – Он поднялся, подошел к ней и приобнял за плечи. – Перетрудился я. Не вправе я в таком тоне с тобой говорить. Ты прости меня. Ступай к Бэйб. Мне тут явно пора сделать перерыв, довольно на сегодня трудов. Работы – на четырех крепких мужиков, а у нас на ферме только я да один охотник. Ступай, Клисса.

– Хорошо, – пробормотала