Энигма. Беседы с героями современного музыкального мира - Ирина Анатольевна Никитина

фильмов. В Китае я участвовал в 10 художественных фильмах, китайских. Для меня весь этот опыт сочинения музыки для кино очень-очень интересен. У меня свой подход. Обычно я рассматриваю сочинение музыки для кино как квартет, нужно сочетать четыре звуковые и текстурные линии. Во-первых, у тебя есть диалоги. Потом, есть всякие звуки окружающей среды. Есть музыка, сочинённая музыка. И ещё есть музыкальный фон – может быть, в кино кто-то что-то поёт. И эти четыре линии нужно рассматривать как квартет. Если не воспринимать их как квартет, то они будут работать друг против друга. Например, режиссёр может попросить тебя сочинить что-то очень громкое, резкое, но для диалога, ведущегося шёпотом. А шепчут вот что: «Я тебя люблю». И у тебя будет: я – бам, люблю бам-бам-бам, я люблю тебя. Видите, это и есть текстура. Но если такой подход рассматривать как художественную задачу, то нужно учитывать текстуру всех этих четырёх линий. Кино как опера. Получается, что до изобретения электроники, освещения, электричества опера была древнейшим кинофильмом. А сегодня древняя опера стала будущим кинематографа.

Ирина: Интересно!

Тан Дун: В опере есть арии – литературная основа, есть гримеры, есть оркестр, в опере вообще всё, как в кино. А сегодняшнее кино приобретает всё более оперный характер. Я считаю, что мы, классические музыканты, должны уметь преодолевать любые границы любых жанров. И принимать мир во всём его разнообразии.

Ирина: Наиболее известные ваши оперы – это «Первый император», написанная по заказу Метрополитен-опера, с участием Пласидо Доминго, это «Чай – зеркало души». «Чай» очень органичная опера, даже по названию. И конечно «Марко Поло». А какая самая любимая?

Тан Дун: Самая любимая? Да они все любимые!

Ирина: Как дети?

Тан Дун: Вы задали очень трудный вопрос. Если у тебя пятеро сыновей и дочерей, кто из них самый любимый? Все любимые. Они все очень разные. Наверное, любимое – самое последнее сочинение «Страсти по Будде». Оно представляет собой шесть коротких опер, объединённых в одну большую. Это аудиоопера.

Ирина: То есть концертная опера?

Тан Дун: Да, оперный концерт. И мы подбираем сейчас анимацию и трёхмерную голографию. Она будет возникать на экране за музыкантами. На самом деле, «Страсти по Будде» – это ответ на мой давний вопрос: кто понимает твою музыку? Что за люди понимают твою музыку – это самый главный вопрос. Например, важнее, чтобы твою музыку понимали профессора-интеллектуалы и учёные? Или важнее крестьяне из твоей деревни? Для меня важнее, чтобы мою музыку понимали крестьяне из моей деревни, потому что они не думают о мире с философской точки зрения, они сами создают свою философию. И ещё, вот мы всегда говорим: если делаешь что-то, делай всё по правилам, если делаешь контрапункт, следуй за Бахом. Вот отличное правило! Мы должны проникнуться этим духом. Всегда изобретай правила! И всегда береги наследие прошлого. Люди часто говорят обо мне – Тан Дун необузданный. А я себя необузданным никогда не считал. Просто я до сих пор ощущаю, что живу в деревне. Теперь я живу между Шанхаем и всем остальным миром. Я всегда любил Нью-Йорк, потому что чувствовал себя в нём, как в своей маленькой деревне. Я обожаю Нью-Йорк. Здесь через каждые пять кварталов обитает другая нация. Пять кварталов от Чайна-тауна – Little Italy. Пройдёшь ещё пять кварталов – Сохо, потом East Village, Greenwich Village, потом Корейский квартал. Боже мой, да это же целый мир. В Нью-Йорке каждые пять кварталов, и ты уже в совершенно другой истории. Мне очень нравится такая деревня. Это деревня, живущая между древним мифом и постмодерном. Именно это сейчас и происходит в моей музыке.

Ирина: Вы знаете, снобы могут сказать, ах, деревня – это же так провинциально!

Тан Дун: Наверное, их предки были провинциалами. Все наши предки прибыли из провинции. И заметьте, мы теперь совсем иначе подбираем слова, когда описываем сами себя. Например, раньше мы называли наш мир: «мир» или «Земля», а теперь мы называем его «глобальная деревня». А когда-нибудь, возможно, мы станем называть себя галактической деревней.

Ирина: А Тан Дун, я уверена, будет сочинять галактическую музыку!

Тан Дун: Например, моя первая опера «Девять песен» тоже очень интересный проект. В ней используются тексты Цюй Юаня, первого китайского поэта. Это ритуальная опера, в которой боги разговаривают между собой – бог Солнца, бог Луны, богиня Луны, точнее. В те времена у всего было своё божество: бог Земли, бог Медицины, бог Травы, бог звуков музыки – девять богов и богинь, которые разговаривают с кем? Разговаривают с человеком. И это невероятная текстура. История китайской поэзии утверждает, что это единственный дошедший до нас образец ритуальной поэзии, он был написан для ритуальной оперы. Но как выглядела эта опера? Никто не знает. И мне это нравится. Когда я читал эту историческую книгу, мне сразу бросилось в глаза: никто не знает, что представляла собой эта опера, остался только текст. Я решил, что хочу подобрать звук к этому тексту. Вот такой была моя первая опера «Девять песней». Я сочинил её в 1989 году в Нью-Йорке. В оркестре используются звуки керамической посуды, земли, бамбука, камней, воды, то есть все элементы природы. Звуки природы в качестве инструментов.

Ирина: В глубине души вы все ещё шаман? Буддист? Можно вообще связать это всё?

Тан Дун: Нет-нет, на самом деле, я не люблю использовать слово «комбинировать» в отношении того, что я делаю, или того, во что я верю. Для меня моя религия очень глубоко